Нам слышно, как по коридору проходят девушки, и, конечно, они останавливаются прямо напротив моей двери, чтобы поболтать.

— Видишь, Гаррет? Это слишком...

Он целует меня, не давая закончить фразу, скользит рукой в мои джинсы и под трусики. Поцелуй становится более глубоким, и я уже не слышу голосов в коридоре, полностью отвлеченая ласкающими движениями его руки между ног и его языка в моем рту.

А затем он останавливается. Я открываю глаза и вижу, что он смотрит на меня с дьявольской улыбкой на лице.

— Значит, ты не хочешь меня?

— Нет. — Полнейшая ложь. Я хочу его каждой клеточкой тела. Он сводит меня с ума!

— Окей. — Гаррет убирает руку, вскакивает с кровати и надевает рубашку. — Пойду распаковывать вещи. Встретимся на обеде?

— Подожди! Что? Ты куда? — Я сажусь. — Ты даже не попытаешься?

Он улыбается и чмокает меня в щеку.

— Я буду наверху. Увидимся позже.

И он, забрав свою сумку, уходит.

А он молодец. Точно знает, что делать. Сначала заводит меня, потом бросает на полпути. Умирающую от желания! Бред! Не могу поверить в то, что он со мной делает.

19

Я поднимаюсь наверх и иду прямиком в его комнату. Дверь открыта, так что я захожу, захлопываю ее и запираю замок. А затем целую Гаррета так, словно мы не виделись несколько месяцев, и одновременно расстегиваю ремень его брюк. Он помогает мне, даже не потрудившись притвориться удивленным. Я стягиваю с него штаны и толкаю на кровать.

В коридоре кричат какие-то парни, но я стараюсь их игнорировать. С шумом придется смириться. Я не собираюсь упускать возможность побыть с Гарретом наедине и уж тем более не собираюсь терпеть до зимних каникул.

Когда мы возвращаемся в реальность, на лице Гаррета расцветает его знаменитая самоуверенная улыбка.

— Может, расскажешь?

— Что именно?

— Почему передумала.

— Ты знаешь ответ. И не смущай меня, иначе мы больше никогда этим не займемся.

Он смеется. Я тоже, потому что это вранье.

— Из-за твоего расписания по плаванию мы почти не будем видеться на этой неделе, — говорю я, кладя голову ему на грудь.

— Да. Каждый день тренировки плюс в четверг соревнования в городе. Но я подумываю на следующих выходных съездить в Нью-Йорк. Можем там переночевать. Город как раз украсят к Рождеству.

Я сажусь.

— Правда?

Он старается не улыбаться.

— Конечно, но я забыл, тебе же не нравится Рождество. Давай тогда отложим поездку до января, пока вся эта рождественская хрень не закончится.

— Нет! — восклицаю я слишком громко. — В смысле, я не имею ничего против рождественской суеты. Просто не буду обращать на нее много внимания. Давай все же поедем?

— Хорошо. — Он притягивает меня обратно. — Но мне страшно нравится Рождество, поэтому предупреждаю заранее, что я протащу тебя по всему городу ради огней.

— Если ты правда этого хочешь, то я согласна.

Я напускаю на себя невозмутимый вид, но, если честно, я с самого детства хотела попасть в Нью-Йорк на Рождество. Глядя по телевизору на гигантскую елку в Рокфеллер-центре, я мечтала увидеть ее вживую. И теперь эта мечта может сбыться.

***

В тот же день из Калифорнии возвращается Харпер, и, пока Гаррет занимается в бассейне, я сижу у нее. Она делится сплетнями о своих подружках из Лос-Анджелеса, одной из которых посчастливилось встречаться с актером из какого-то сериала. Я не смотрю телесериалы, поэтому понятия не имею, о ком она говорит, но Харпер утверждает, что он — самый горячий парень современных ситкомов.

Мы встречаемся с Гарретом только за ужином. Он говорит, что его семья вернулась домой, и отец даже поинтересовался, хорошо ли я провела День благодарения. Я до сих пор не понимаю, что происходит, но решаю не зацикливаться на этом. Как сказал Гаррет, будущее контролировать невозможно. Мне нужно просто жить настоящим.

Остаток недели проходит в сумасшедшем режиме. Профессора будто сговорились и задали целую кучу заданий и тестов, чтобы перед каникулами по максимуму нас загрузить. Я усердно занимаюсь, надеясь выполнить все домашние задания к сроку, чтобы иметь возможность отправиться на выходные в Нью-Йорк. Понятия не имею, как справляется Гаррет. Ему задают такой же объем, а у него еще и тренировки по плаванию. Я почти с ним не вижусь.

В четверг утром мы завтракаем вместе.

— Около полудня я уезжаю на соревнования и не вернусь до самого вечера, — говорит Гаррет. — Как приеду, заскочу к тебе.

— Хорошо, только если не слишком устанешь.

— Плевать на усталость. Я соскучился по тебе. Мы так редко виделись на неделе.

— Не реже, чем до Дня благодарения.

— Может быть. Но я провел с тобой целых пять дней и успел привыкнуть. — Он тянется через стол и берет меня за руку. — Похоже, у меня выработалась джейдозависимость, и теперь я страдаю от ломки.

Я смеюсь.

— Тогда тебе и правда лучше зайти.

— Я наверняка приеду очень поздно. Надвигается метель, и тренер сказал, что мы можем задержаться из-за нее.

— Ну здорово. Теперь я буду переживать за тебя. Спасибо огромное, Гаррет.

— Ничего не случится. — Его большой палец поглаживает мою кисть. — Но так мило, что ты беспокоишься обо мне.

— Не мило. — Я убираю руку. — Просто не хочу, чтобы ты умер, и все.

Мой тон, одновременно заботливый и недовольный, веселит Гаррета. Пытаясь удержаться от смеха, он изо всех сил изображает серьезность.

— Постараюсь не умереть. Я буду писать тебе по пути.

— Я не умею отправлять сообщения. А с того телефона, который ты мне купил, можно писать смс?

Он открыто смеется надо мной.

— Конечно. Давай сюда. Я тебе покажу.

После лекции на тему «Как пользоваться телефоном» мы расходимся. К тому времени, как я добираюсь до аудитории, уже вовсю валит снег. Если бы не слова Гаррета, я бы не заморачивалась на тему скользких дорог, но теперь буду волноваться весь день.

За обедом я только и думаю, что о Гаррете, который едет сейчас в автобусе по заснеженной дороге. Не знаю, почему я так сильно переживаю. Я выросла в Айове. Метели там вовсе не редкость, и я никогда не переживала за Райана или Фрэнка, но с Гарретом все по-другому. Что-то внутри меня чувствует, что беда совсем рядом.

После ужина я сажусь за доклад по английскому. До конца семестра еще далеко, но мне хочется с ним покончить. Телефон лежит рядом с ноутбуком, и я постоянно проверяю, не появились ли сообщения, но их нет. Наконец в около девяти приходит смс.

Гаррет: Мы выехали полчаса назад. Тут не было связи. Прости!

Я набираю ответ. Медленно, как черепаха. Наверное, из своих ровесников я единственный человек, который никогда не писал смски.

Я: Как думаешь, во сколько вернешься?

Гаррет: Где-то в одиннадцать. Я тебе напишу.

Еще два часа на нервах? Чудесно. Я возвращаюсь к заданию по английскому. Около десяти часов приходит еще одно сообщение. Гаррет пишет, что на дорогах стало почище, и мне не о чем волноваться. Но это не помогает.

В 22:30 приходит новое сообщение:

Буду в 11. Не закрывай дверь. Жди в постели. Встретимся там :)

Смайлик? Совсем не похоже на Гаррета, но, может, так он пытался пошутить? Я переодеваюсь в длинную футболку для сна и забираюсь в постель. В 23:10 его все еще нет. Я проверяю телефон и вижу, что в 23:05 пришла еще смска.

Я в городе. Скоро увидимся.

Несколько минут спустя я слышу, как открывается дверь.

— Наконец-то, — говорю я. — Я уж думала, ты никогда не доберешься.

Я отворачиваюсь и жду, когда он уляжется рядом. Чувствую, как прогибается матрас, а потом улавливаю странный запах. Глупо, наверное, но я знаю запах Гаррета. Даже когда он не пользуется одеколоном, он пахнет, как Гаррет. И сейчас это не он.

Я подскакиваю, но чья-то рука зажимает мне рот и пихает обратно. Я чувствую, как сверху наваливается тяжелое тело, лишая меня возможности пошевелиться, и сразу после — вонь древесного одеколона.

— Приветик, Огайо. Заждалась меня?

Из темноты комнаты на меня смотрит Блейк. Его лицо перекошено ужасным, отвратительным оскалом.

Я начинаю кричать, но звук заглушает его большая ладонь, зажимающая мне рот. Я чувствую, что не могу дышать. Мое сердце бешено колотится, я дышу через нос и задыхаюсь.

Своими длинными лапами Блейк прижимает меня к матрасу и одновременно зажимает мне рот, а его ноги, огромные и тяжелые, не дают пошевелиться, как бы я ни пыталась.

Мои обнаженные ноги царапает ткань его джинсов, а внутренней стороной своих бедер я чувствую его плоть. Блейк начинает тереться о меня. Его штаны расстегнуты, и под ними ничего нет. Нас разделяет только ткань моих трусиков.

Я вспоминаю приемы самозащиты, которым обучал меня Райан: бей твердым по мягкому. Я пытаюсь высвободить локоть, но не могу.

— Не сопротивляйся, сучка, — хрипит Блейк. — Ты же сама этого хочешь.

Я пытаюсь высвободить ногу, чтобы ударить его коленом, и на пару мгновений он прекращает тереться, но справиться с ним все равно не выходит. Он слишком тяжелый. Тогда я пытаюсь укусить его за ладонь, но он уворачивается, и я снова терплю поражение. Наконец я бью его лбом, его рука слетает с моего рта, и тогда я кричу так громко, как никогда жизни.

— Джейд! — Дверь внезапно распахивается. Включается свет.

Блейка буквально срывает с меня, и на стене почти сразу появляются брызги крови. Гаррет наносит Блейку удар за ударом. Наверное, кровь на стену брызнула из носа Блейка, но я не уверена. Блейк пытается бороться, но Гаррет сильнее и в тысячу раз злее его. Он наносит еще один удар, Блейк головой врезается в стену и падает на пол без сознания. Он весь в крови. Его лицо напоминает кровавое месиво, и наверняка все тело будет в синяках.

Гаррет подбегает ко мне.

— Джейд, ты в порядке?

Услышав топот ног в коридоре, я едва успеваю схватить джинсы с футболкой и натянуть их на себя. Дверь до сих пор открыта, и, подняв взгляд, я вижу Жасмин, своего куратора. Она стоит в дверях с выражением ужаса на лице при виде развернувшейся перед ней кровавой сцены. Вокруг нее начинают собираться девочки с моего этажа.

— Он напал на нее! — говорит, увидев ее реакцию, Гаррет.

— Я знаю, Гаррет. Но я обязана сообщить об этом.

Она говорит так, будто ей претит это делать. Словно она боится, что, вызвав полицию, навлечет на Гаррета беду, но ведь он здесь ни при чем. Блейк — вот, кто виноват.

Жасмин достает телефон и выходит в коридор. Другие девушки, перешептываясь друг с другом, следуют за ней.

Руки и рубашка Гаррета запачканы кровью, а глаз в том месте, где по нему ударил Блейк, начинает опухать. Гаррет обнимает меня и крепко прижимает к себе.

— Пожалуйста, скажи, что с тобой все в порядке, — тихо говорит он. — Скажи, что он не обидел тебя.

— Все хорошо. — Я прячу лицо у него на груди.

Через несколько минут раздается вой сирен. Медики уносят Блейка, а мгновение спустя в мою комнату заходят полицейские. Я не успеваю сказать и слова — офицер направляется к Гаррету и надевает на него наручники.

— Гаррет Кенсингтон, вы арестованы за нападение на Блейка Эдвардса...

Офицер продолжает говорить, а я застываю в полном недоумении. Этого не может быть. Гаррет не виноват. Виноват Блейк! А Гаррет лишь защищал меня.

— Нет! Не забирайте его! — кричу я. — Зачем вы это делаете? Он помогал мне!

— Джейд, — произносит Гаррет спокойно. — Все хорошо.

Один полицейский уводит его, а второй остается со мной.

— Мне нужно взять у вас показания. — Он держит блокнот и ручку. — Вы можете рассказать, что здесь произошло?

Мои мысли переносятся к Гаррету с Блейком. Как такое вообще могло случиться?

Офицер ждет ответа. Я слышу, как он повторяет:

— Мисс, мне нужны ваши показания.

— Да, конечно.

Я пересказываю все события, начиная с момента появления Блейка, но офицер ведет себя так, словно это какие-то пустяки, и я еле сдерживаюсь, чтобы не наорать на него.

— То есть, он забрался на вас, но пенетрации не было, да?

Мне становится противно от одного этого слова. К чему вообще этот вопрос? Если не было пенетрации, значит, не было и преступления?

— Он удерживал меня против моей воли, — объясняю я в третий раз. — Он пытался изнасиловать меня. И изнасиловал бы, если б не Гаррет. Вы разве не понимаете? Гаррет помог мне спастись.

— Он сделал больше, чем просто помог. В том-то и состоит суть обвинения.

— Обвинения? Никто даже не знает об этом.

— Отец Блейка знает. Ваш куратор позвонила ему сразу после того, как вызвала нас. Он сейчас в больнице с сыном. — Офицер смотрит на меня так, словно я должна сочувствовать Блейку. — Парню сильно досталось. Вашего друга Гаррета ждут неприятности. Отец Блейка — генеральный прокурор штата Коннектикут. И это кое-что значит.