Наконец тягучая мелодия закончилась.

– Минуточку! – Макс посадил ее на стул. – Он подскочил к музыкальному центру и поменял диски. – Сейчас будет моя любимая песня. Про несчастную и где-то даже напрасно отвергнутую любовь.

Он бросился к Наташе, но ее уже перехватил Андрей.

– Та-а-ак! Ладно! Пролет! – не расстроился Осипенко и огляделся вокруг. – Ирка! Ты где? Лечу к тебе на крыльях любви!

– Смешной все-таки Макс, – шепнула Наташа Андрею. – Не понимаю, что между ним и Ирой. Странные такие отношения…

– Ничего странного, – отозвался Андрей. – Если и есть в этом мире что-нибудь постоянное, так это их отношения. Они как пришли из детского сада в первый класс, взявшись за руки, так и не разнимают их до сих пор.

– Надо же! А я думала, он у вас вроде Казановы!

– Этот балаболка-Макс к Ирке, видимо, поворачивается другой какой-то стороной, нам не ведомой. Видела, как спокойно Лутовинова разрешила тебе с ним танцевать и даже не смотрела в вашу сторону? Очевидно, уверена, что он никуда не денется. Да я и сам думаю, что они пойдут в загс сразу после одиннадцатого класса.

Наташа удивленно покачала головой, а потом сказала:

– До выпуска из школы столько еще воды утечет. Все еще может измениться.

– Вряд ли. Как говорится, скорее мир перевернется, чем разойдутся в стороны Макс с Ирой, – отозвался Андрей. – Представь, за все эти годы они ни разу даже не поссорились, хотя Макс – еще та штучка! Ирка как-то умеет видеть в нем главное и не обращает внимания на дурь, которая иногда так и прет из него.

– Я, пожалуй, понимаю Иру. На сегодняшнем вечере именно Макс несколько раз уводил в сторону неприятный для меня разговор. Я ему благодарна.

– Да, я тоже это заметил.

Потом одноклассники пили чай с огромным тортом. За столом произошла некоторая перегруппировка: Игорь сел рядом с Ольгой, Стас с Таней. Лариса по-прежнему сидела напротив Наташи и была напряжена до предела. Наташа чувствовала исходящие от нее волны раздражения и уязвленного самолюбия. Она ждала, что Лариса не выдержит и сорвется. Все шло к тому. Ольга принесла бутылку вина:

– Вот! Это бабушка из Гурзуфа прислала. Она сама это вино делает. Виноградное. Очень легкое, почти как сок. Папа разрешил. Я обещала, что мы выпьем только шампанское и это. Открывайте.

Стас откупорил бутылку.

– Вина ты тоже не будешь? – спросил он Наташу.

– Не буду, – ответила она.

– Вера не позволяет или родители? – раздался из-под руки Стаса, разливающего вино, голос Ларисы.

– И то, и другое, и третье. Причин много. Мне не хотелось бы объяснять.

– Понимаю! Как говорится, это глубоко личное. – Лариса тяжелым взглядом оглядела Лазареву. – А краситься тебе тоже родители не велят?

– Мне не идет, – спокойно отреагировала Наташа. – При моих белых волосах и бледной коже с темными ресницами и накрашенными губами я выгляжу вульгарно.

– Волосы тоже можно перекрасить. Хочешь, подарю тебе краску? Нет проблем.

– Это у меня нет проблем. Меня вполне устраивает мой стиль.

Андрей накрыл своей ладонью подрагивающую руку Наташи. Это не укрылось от внимания Ларисы.

– А действительно… – Нитребина так громко расхохоталась, что за столом все замерли. – Это ваш стиль, «девочек с Севера», без макияжа, этаких бесхитростных простушек!

Ольга теребила Ларису за рукав, призывая остановиться, но та уже ничего не хотела понимать.

– Так легче запудрить всем мозги… чистенькой, беленькой и пушистенькой влезть в чужой город, в чужой класс, в институт и… может быть… уже и… еще кое-куда?

Наташа с Андреем вскочили из-за стола одновременно. Наташа, не удостоив Ларису ответом, резко развернувшись, пошла к выходу. Разумовский, тяжело дыша, окинул Ларису ненавидящим взглядом.

– Ты… ты… перед ней извинишься, – сказал он Нитребиной и вслед за Наташей выбежал из комнаты.

Лариса, опрокинув стул, вышла из-за стола. Сдернула с вешалки свою куртку и, сбежав с лестницы, стремительно пошла в сторону своего дома. Ей очень хотелось заплакать, но напряженное струной тело не позволяло расслабиться. Она вошла в квартиру с прямой гордой осанкой победительницы, которая на самом деле означала вовсе не победу, а лишь невозможность расправить скованные нервным напряжением мышцы. Она так и легла в постель – с несгибающейся спиной и сжатыми кулаками. Уснуть долго не могла и впервые была рада тому, что за стенкой ссорятся родители. Это означало, что никто не будет приставать к ней с расспросами.

9 Лариса

Лариса не могла себе простить, что так сорвалась на дне рождения Ольги. Дура! Выставила себя на посмешище! Прилюдно практически призналась Разумовскому, что сходит по нему с ума. А он так ничего и не понял. Как у него подрагивали крылья носа, когда он говорил, что ей придется извиняться перед Лазаревой! Да ни за что на свете она не станет перед ней извиняться! Еще чего… Она, Лариса, правду сказала – Андрей с Лазаревой живут в одной квартире! Постоянно вместе! Наверняка без конца целуются… Лариса закусила губу. Да что же это такое? У нее никак не получается заплакать! Никаких слез и никакого облегчения! Она так долго не протянет. И в голове огонь. Надо что-то делать… Но что же? Что?

Лариса нервно скомкала листок рекламной газетенки, в которой, чтобы отвлечься, пыталась разгадывать кроссворд. Потом замерла, глаза ее сверкнули, и она аккуратно разгладила на столе газетный лист. Вот же! Вот оно, объявление: «Приворот. Раз и навсегда верну любимого. Совершу обряд против разлучницы. Заговор на удачу. Золотой обряд. Ясновидящая Линда. Запись по телефону…» Это, наверное, дорого… Ничего! Надо будет поклянчить у отца, будто бы на сапоги. Даст. Сколько надо, столько и даст. Не теряя времени, Лариса набрала номер Линды.

Когда на следующий день в классе Лариса села за стол к Ольге, та сразу взяла ее в оборот:

– Ты, Лариска, совсем сдурела! Что за безобразие устроила у меня на дне рождения? Я от злости даже не стала тебе вечером звонить. Боялась наговорить чего-нибудь ужасного. Ты мне весь праздник поломала!

– Я очень сожалею об этом, Оля, честное слово! Прости! А что случилось, когда я ушла?

– Ничего не случилось, если не считать того, что все остальные гости тоже моментально испарились. Даже бабулино вино не допили, представляешь? Папа в это поверить никак не мог. Пробубнил что-то вроде «ну и молодежь пошла…», и они с мамой выпили за мое и бабушкино здоровье.

– Ну… хоть им повезло, – невесело усмехнулась Лариса и обняла Ольгу за плечи. – Прости меня, ладно?

– Я тебя прощаю только потому, что для меня в конце концов все кончилось очень даже хорошо, – проворковала Карпова, глаза которой при этом счастливо светились.

Лариса с интересом посмотрела в лицо подруге:

– Неужели Колесников…

– Да! Да! Да! Когда все ушли, он остался…

– И что?

– Все тебе скажи! Ишь чего захотела!

– Ну, Ольга! Так нечестно! Я своим безобразным поведением, можно сказать, расчистила тебе территорию, а ты теперь от меня скрываешь самое интересное!

– Ну… в общем… мы целовались. Вот!

– Да ну?

– Да! Да! Да!

– Поздравляю!

– Спасибо. А тебя мне очень жаль. Зря ты так разбушевалась. Я уж тебя дергала, дергала за рукав, но разве Ларису Нитребину остановишь!

– Мне самой хотелось бы, чтобы этого не было. Но ничего ведь не исправишь.

– А я тебе говорила… Вместо того чтобы нападать на Лазареву, тебе надо было признаться Андрюхе в любви. Еще неизвестно, кого бы он выбрал.

– Все известно. Разве ты не видишь, как он на нее смотрит? Да и она на него… Но ничего! Недолго уж!

– Ларка, что ты задумала? Колись! – испугалась Ольга. – Опять отмочишь что-нибудь, чего потом не расхлебаешь.

– Не бойся, – погладила ее по руке Лариса. – Все будет нормально, вот увидишь. Обещаю.

В этот момент в класс вошла завуч Людмила Константиновна и объявила:

– 9-й «Б»! Сегодня ОБЖ у вас не будет. Заменить, к сожалению, ничем не могу, поэтому прошу посидеть спокойно, позаниматься своими делами и не мешать занятиям в школе.

– У нас теперь никогда не будет ОБЖ или только сегодня? – осторожно спросил Осипенко.

– Не знаю… Марк Аронович заболел. Сколько будет отсутствовать, неизвестно.

– С ним что-нибудь серьезное? – продолжал расспрашивать Макс.

– Да, сердечный приступ. И я думаю, что ты со своей стопкой идеальных тетрадей, – Людмила Константиновна ткнула в грудь Осипенко длинным перламутровым ногтем, – сыграл здесь не последнюю роль.

Завуч вышла из класса, а Макс растерянно присвистнул.

– Доигрались! – рявкнула Лариса.

– В конце концов, если ты такая благородная, могла бы возглавить оппозицию моему движению, – ответил ей Макс. – И, может быть, сейчас вместо Макароныча я бы валялся с каким-нибудь приступом. Все делалось с вашего молчаливого согласия, царица Лариса!

– Вообще-то я не молчала, но ты прав. Все мы сволочи!

– Может быть, стоит его навестить? – предложила Наташа.

– Зачем? – подлетел к ней Осипенко. – Скажем: здрасте, Макароныч, а вот и мы, те самые, которые вам подлянку устроили! Неужели ты пойдешь?

– Я не могу. Мы с ним почти не знакомы. Я всего один раз была у него на уроке.

– Послушайте, а с чего вы решили, что Макароныч из-за нас с рельсов сошел? – продолжал ораторствовать Осипенко. – Мало ли что там Людмила Константиновна думает! Я вот…

– Сядь, Макс, на место, – осадила его Ира. – От тебя оглохнешь. Может, еще все обойдется… Ну… у кого в его возрасте с сердцем неприятностей не бывает…

Одноклассники продолжали перебрасываться репликами, но Лариса их не слушала. Она смотрела в окно и думала о том, что Осипенко прав: Макароныч и на ее совести тоже. Как гадок мир! Каждый пытается урвать что-нибудь для себя, не стесняясь ни с методами, ни со средствами. Вот возьмем, к примеру, Лазареву! Притащилась со своей периферии в их школу, чтобы пролезть в институт. По договору. На общих основаниях ее, видите ли, не устраивает! Ей, может быть, и Андрей-то нужен только для питерской прописки! Дурачок. Ну, ничего! Скоро все станет на свои места. Очень скоро. Завтра.

С утра Ларисе было не по себе. На 17.00 она была записана на сеанс к ясновидящей Линде. Ни о чем другом, кроме этого, она даже думать не могла. В полубессознательном состоянии Лариса отсиживала уроки и до того невпопад отвечала на вопросы и реплики Ольги, что та даже обиделась:

– Знаешь, Лариска, я тебе все-таки подруга! И мне бы хотелось, чтобы ты меня слушала, когда я говорю тебе серьезные вещи!

– Извини, Оля, – слабым голосом произнесла Нитребина. – У меня сегодня что-то голова болит.

– Так иди домой! Нечего тут изображать из себя умирающего лебедя.

Лариса отрицательно помотала головой, так как понимала, что дома наедине со своими мыслями и страхами совсем сойдет с ума. Тут хоть что-то отвлекает от горьких раздумий и не дает ей совсем упасть духом. Ей обязательно надо выдержать. Надо заставить себя пойти к этой Линде. Другого способа привлечь к себе внимание Разумовского у нее не осталось.

Лариса с трудом нашла дом, спрятавшийся в глубине одного из дворов Садовой улицы. Двор был грязным и запущенным. Даже не верилось, что совсем недалеко шумит шикарный Невский проспект с дорогими магазинами, высококлассными ресторанами и нарядной публикой.

Нитребина обошла неряшливые помойные баки и уткнулась лицом в нужный подъезд. Дверь была обшарпанной, с облупившейся краской, из-под которой проступали старые слои самых разнообразных цветов и оттенков. Из подъезда на Ларису пахнуло запахом общественного туалета. Идти в салон ясновидящей Линды ей моментально расхотелось. Разве она может нести свою любовь в такое ужасное место? Разве может в этом грязном подъезде находиться то, что называется столь изысканным словом – «салон»?

Лариса в нерешительности остановилась. Если она сейчас уйдет, то опять останется один на один со своей несчастной любовью. Тащить одной этот тяжкий груз ей уже не хватает сил. Если Линда даже и не приворожит к ней Андрея, то, может быть, хотя бы снимет с нее то ужасное напряжение, из-за которого она не может даже заплакать. Пожалуй, стоит все-таки зайти к ясновидящей. В конце концов, подъезд в ее собственном доме не многим лучше. Пока Лариса раздумывала, на площадке первого этажа открылась дверь, и симпатичная молодая пара принялась в четыре руки стаскивать с лестницы ярко-голубую детскую коляску. «Там мальчик», – поняла Лариса. Она подержала для родителей раскрытой дверь подъезда и окончательно уверилась, что к Линде стоит пойти. Если уж здесь живут такие милые молодые люди, то и ясновидящая может оказаться вполне приличным человеком.

В квартире, где располагался салон Линды, в отличие от смрадного подъезда Ларису сразу окутал запах душистых благовоний. Но вместо того чтобы успокоиться, она почему-то совсем растерялась. Она назвала свою фамилию невыразительной женщине, открывшей ей дверь, и та провела ее в комнату, наполненную волнующим сиреневым полумраком. Оглядевшись, Лариса поняла, что такой эффект получается от дневного света, падающего через фиолетовые шторы и сквозь дым многочисленных свечей, расставленных по всей комнате в разнообразных подсвечниках. Линда, немолодая пышнотелая брюнетка с пушистыми волосами, сидела за столом, покрытым мягкой черной скатертью с длинными кистями. На столе блестел прозрачный шар, лежали колода карт, кинжал в ножнах, украшенных сканью, и другие предметы непонятного Ларисе назначения.