Кэрол Мортимер - Золотая маска

Апрель 1817 г., палаццо Брицци, Венеция, Италия.

— Я говорил вам, что собрался сделать предложение одной из дочерей Уэстборна?

Лорд Доминик Вон, граф Блэкстоун — один из двух джентльменов, к которым обращался лорд Гейбриел Фолкнер, — так удивился, что совсем неэлегантно разинул рот. Покосившись на их общего друга, Натаниэля Торна, графа Озборна, Доминик понял, что тот тоже ошеломлен: застыл, не донеся до рта чашку с чаем.

В самом деле, в тот миг могло показаться, будто само время прекратило свое существование. Ни один из друзей не шелохнулся. Не произнес ни звука. Как будто Земля перестала вращаться вокруг Солнца.

Разумеется, Земля не прекратила свое вращение; друзья по-прежнему слышали пение гондольеров на оживленном Большом канале, крики уличных торговцев, предлагавших свои товары, и веселый птичий гомон. Время застыло лишь на балконе палаццо Брицци, где три джентльмена наслаждались поздним завтраком. Ближе к вечеру Блэкстоун и Озборн должны были возвращаться домой, в Англию.

— Что с вами? — врастяжку спросил хозяин дома, в насмешливом изумлении поднимая брови и сверкая синими глазами. Он положил на стол письмо, которое только что прочел.

Доминик Вон опомнился первым:

— Гейб, ты, конечно, шутишь?

Гейбриел устремил на него насмешливый взгляд:

— А если не шучу?

— Разумеется, этого не может быть! — пылко воскликнул Озборн. — Ведь ты и сам Уэстборн…

— Да, последние полгода, — холодно согласился недавно получивший титул граф Уэстборн. — А жениться я намерен на одной из дочерей прежнего графа!

— На дочери Коупленда?

— Вот именно! — Уэстборн надменно склонил темноволосую голову.

— Но… зачем тебе понадобилось жениться? — спросил Доминик, не скрывая досады.

В самом деле, зачем одному из них вдруг понадобилось добровольно жертвовать свободой и связывать себя брачными узами?

Всем троим было по двадцать восемь лет; они вместе учились в школе, а затем пять лет воевали под началом Веллингтона. Они вместе сражались, вместе пили, вместе ели, вместе волочились за девушками, частенько ночевали под одной крышей.

Они давно договорились, что не станут довольствоваться одним спелым яблочком, если в их распоряжении целая корзина. И вот теперь Гейбриел готовится нарушить их негласный уговор!

Уэстборн пожал широкими плечами, которые подчеркивал элегантный темно-синий сюртук.

— Мне показалось, так будет правильно.

«Так будет правильно»! Прежде Гейбриел совсем не заботился о том, чтобы поступать правильно! Восемь лет назад его выслали из Англии после громкого скандала; семья отреклась от него. С тех пор лорд Гейбриел Фолкнер жил по собственным правилам и нимало не заботился о приличиях!

Разумеется, после того, как изгнанник унаследовал в высшей степени почитаемый титул графа Уэстборна, отношение к нему немного изменилось. Теперь лондонское общество и особенно мамаши, обремененные дочерьми на выданье, готовы были встретить Гейбриела с распростертыми объятиями, несмотря на его дурную репутацию. И все-таки…

— Гейбриел, ты шутишь! — решительно объявил Озборн, демонстрируя свое недоверие.

— К сожалению, не шучу, — вздохнул Уэстборн. — После того как я неожиданно унаследовал титул и владения покойного графа, судьба трех дочерей Коупленда находится всецело в моей власти. — Уголки его рта презрительно дернулись вверх. — Не сомневаюсь, Коупленд рассчитывал благополучно выдать дочек замуж до того, как встретится с Создателем. К сожалению, он не успел, и теперь мне приходится заботиться о девицах.

— Значит, последние полгода ты опекун сестер Коупленд? Почему ты ничего нам не сказал? — недоверчиво осведомился Озборн.

Уэстборн высокомерно склонил голову:

— Не хотелось, так сказать, приоткрывать дверцу курятника и впускать туда лисицу…

В самом деле, подумал Доминик. Гейбриел нажил дурную славу своими любовными похождениями. Стоило очередной пассии хоть немного ему наскучить, он безжалостно разрывал с ней всякие отношения.

— Гейбриел, почему ты ни разу не упоминал о своих подопечных?

Уэстборн пожал плечами:

— Сейчас упоминаю.

— Невероятно! — Озборн по-прежнему не мог найти нужных слов.

Гейбриел невесело улыбнулся:

— Почти так же невероятно, как и то, что я унаследовал титул.

В самом деле, ничего этого не случилось бы, если бы в битвах с Наполеоном не пали оба племянника Коупленда, которые должны были унаследовать титул. Поскольку у самого Коупленда сыновей не было, только дочери, высланному из страны лорду Гейбриелу Фолкнеру достался титул покойного троюродного дяди — весьма дальнего родственника.

— Согласитесь, роль опекуна трех молодых леди несколько необычна… Поэтому я попросил своего поверенного сделать им предложение от моего имени, — пояснил Уэстборн.

— Которой из трех? — Доминик пытался вспомнить, видел ли он сестер Коупленд во время недолгих наездов в Лондон, но так ничего и не вспомнил. Раз они не блистали во время лондонских сезонов, значит, едва ли отличаются красотой — иначе он непременно заметил бы их. В сердце Доминику закралось дурное предчувствие…

Четко очерченный рот Уэстборна скривился в усмешке.

— Так как я не видел ни одну из трех сестер, то и не счел нужным выбирать.

— Не счел нужным?! — Доминик в ужасе воззрился на друга. — Гейбриел, неужели ты хочешь сказать, что предложил руку и сердце любой девице Коупленд?

Уэстборн холодно улыбнулся:

— Именно так.

— Послушай, Гейб! — заговорил Озборн, который, как показалось Доминику, тоже пришел в ужас. — Тебе не кажется, что ты изрядно рискуешь? А если сестры решат выдать за тебя самую толстую и некрасивую из них? Такую, на которой не женится ни один мужчина?

Уэстборн только отмахнулся:

— Вряд ли они толстые и некрасивые, ведь их матерью была Харриет Коупленд!

Троим друзьям было всего по девятнадцать лет, когда леди Харриет Коупленд, графиня Уэстборн, всего через месяц после того, как бросила мужа и дочерей, была убита своим ревнивым любовником. О ее красоте ходили легенды.

Доминик поморщился:

— Наверное, за тебя отдадут сестру, которая пошла не в мать, а в отца!

Коупленд умер в возрасте шестидесяти лет; он был коротышкой, не отличавшимся особым обаянием. Не приходилось удивляться, что красавица Харриет бросила его ради более молодого мужчины.

— Ну и что? — спросил Уэстборн, откидываясь на спинку кресла. Его темные волосы были модно зачесаны на висках и на лбу. — Чтобы произвести на свет наследника, граф Уэстборн обязан жениться. На ком угодно! Думаю, любая из сестер Коупленд, независимо от внешности, способна произвести на свет наследника! — Он элегантно пожал широкими плечами.

— Но как же… я имею в виду, если твоя жена окажется уродливой толстухой, ты просто не сумеешь себя заставить сделать все необходимое для появления на свет так нужного тебе наследника! — Озборн поморщился, живо представив себе неприятную картинку.

Доминик расплылся в улыбке:

— Что скажешь, Гейб?

— Скажу, что теперь уже не имеет значения, сумею я или не сумею сделать все необходимое для зачатия наследника. — Уэстборн с напускным равнодушием взял за уголок письмо, которое чуть раньше отложил в сторону, и пробежал глазами по строчкам. — Похоже, друзья, моя репутация сыграла со мной дурную шутку! — Голос его сделался стальным.

Доминик нахмурился:

— Объяснись, Гейбриел!

Гейбриел поджал красиво очерченные губы.

— В письме, которое я получил сегодня утром, мой поверенный недвусмысленно сообщает, что все три сестры Коупленд… представь себе, Нат, даже уродливая толстуха… — он насмешливо поклонился Озборну, — наотрез отказываются выйти замуж за снискавшего сомнительную славу лорда Гейбриела Фолкнера!

Достаточно давно зная Гейбриела, Доминик понимал, что хладнокровие друга лишь напускное. Гораздо лучше о его настроении свидетельствовали стальной блеск темно-синих глаз и угрожающе выдвинутая вперед нижняя челюсть. Под маской равнодушия таилась холодная ярость.

Подозрения Доминика подтвердили следующие слова Гейбриела:

— Итак, приняв во внимание все обстоятельства, я решил, что вскоре следом за вами отправлюсь в Англию.

— Венецианские дамы все как одна будут оплакивать твой отъезд, — сухо заметил Озборн.

— Возможно, — бесстрастно ответил Гейбриел, — но я твердо решил, что новому графу Уэстборну пора занять свое место в лондонском обществе.

— Превосходно! — Озборн не колеблясь одобрил замыслы друга.

Доминик тоже радовался при мысли, что Гейбриел снова будет вместе с ними в Лондоне.

— В лондонском особняке Уэстборнов уже много лет никто не живет; должно быть, теперь он похож на мавзолей. Может быть, первое время поживешь у меня? Кстати, мне очень пригодятся твои советы, ведь я задумал произвести большие перемены «У Ника»… — Доминик имел в виду игорный клуб, который месяц назад выиграл в карты у прежнего владельца, Николаса Брауна.

Гейбриел нахмурился:

— Дом, настоятельно рекомендую тебе больше не вести с Брауном никаких дел!

Его предостережение было излишним; Доминик прекрасно знал, кто такой Николас Браун, сын пэра и проститутки. Отнюдь не джентльмен, Браун обладал огромными связями в лондонском преступном мире.

— Верно подмечено, Гейб.

Гейбриел кивнул:

— Благодарю за приглашение; Блэкстоун-Хаус замечательный. И все же я не намерен задерживаться в столице. Я сразу же проследую в Шорли-Холл.

Доминик не сомневался в том, что намерения друга не сулят трем сестрам Коупленд ничего хорошего…

Три дня спустя. Игорный клуб «У Ника», Лондон, Англия.

Легко пробежав по сцене в бальных туфельках, Каро прилегла на кушетку, обитую красным бархатом. Устроившись поудобнее, она проверила, не соскользнула ли золотая маска, украшенная драгоценными камнями, закрывающая лицо ото лба до губ. Затем расправила локоны театрального парика цвета черного дерева; длинные пряди закрыли ее пышную грудь и плечи. Под конец Каро разгладила складки платья золотого цвета, закрывавшего фигуру целиком — от шеи до пальцев ног.

Услышав возбужденный гул из-за занавеса, она поняла: завсегдатаи игорного клуба уже ждут, когда она начнет свое представление.

Сердце Каро гулко забилось, и кровь быстрее побежала по жилам, когда оркестр заиграл вступление, а зрители в зале выжидательно замолчали.

* * *

Доминик немного постоял у входа. Игорный клуб «У Ника» считался одним из самых модных лондонских игорных заведений. До того как Доминик стал владельцем клуба, он был его завсегдатаем.

Едва приехав из Венеции, он сразу же направился в клуб. Передав шляпу и плащ слуге, он насупился, не увидев на привычном месте Бена Джексона, дюжего молодого швейцара. Кроме того, в игорных залах за красным бархатным занавесом царила необычная тишина.

Что там происходит?

Неожиданно тишину прорезал низкий, чувственный женский голос. И это несмотря на то, что перед отъездом в Венецию Доминик отдал управляющему недвусмысленное распоряжение насчет женщин! Он запретил брать на работу в клуб, владельцем которого стал, представительниц прекрасного пола. В любом качестве!

Доминик широким шагом проследовал в главный зал и сразу понял, почему швейцар покинул свой пост. Бена Джексона он увидел у самого входа. Швейцар стоял, словно прикованный к месту, в толпе таких же оцепеневших завсегдатаев. Очевидно, сейчас всех посетителей игорного клуба занимало лишь одно зрелище.

Обладательница соблазнительного грудного голоса возлежала на сцене на кушетке, обитой красным бархатом. У нее была миниатюрная фигурка и копна пышных локонов цвета черного дерева, которые свободным каскадом ниспадали на плечи и доходили ей до талии. Почти все лицо закрывала маска, инкрустированная драгоценными камнями, похожая на ту, что носят в Венеции во время карнавала. Губы певицы оказались пухлыми и чувственными, а шея поражала жемчужной белизной. Мерцающее золотистое платье скорее подчеркивало, чем скрывало обольстительные изгибы ее фигуры.

Несмотря на маску и длинное широкое платье, Доминик был уверен в том, что еще не встречал более соблазнительного создания!

Судя по жадным взглядам и раскрасневшимся лицам остальных мужчин, все они, очевидно, считали так же. Некоторые бросали на певицу откровенно плотоядные взгляды. Поняв, что и сам не может отвести глаз от сцены, Доминик невольно нахмурился.

Каро заставляла себя не слишком гневаться на новичка, который стоял у входа в зал и глазел на нее исподлобья. Нельзя демонстрировать свое раздражение ни взглядом, ни голосом. Под конец первого отделения она медленно встала, подошла к краю сцены, грациозно покачивая бедрами, и пропела последние низкие, страстные ноты.