Айрис Джоансен - Золотая Валькирия

– Рафаэль будет ждать тебя в переулке за отелем, – предупредила Нэнси Родригес, умело лавируя в потоке машин, запрудивших центр Хьюстона. – Если все в порядке, он сразу отведет тебя в номер. У него есть универсальный мастер-ключ. – Она состроила забавную гримаску. – Ну а если нет, тебе придется придумать что-то еще, Хани.

– Ты все просто замечательно организовала, – откликнулась Хани Уинстон, отводя с лица прядь длинных бледно-золотых волос и закрепляя ее заколкой. Еще две заколки она держала во рту, поэтому слова ее прозвучали несколько невнятно. – Теперь я абсолютно уверена в успехе.

– Уверена?! – фыркнула Нэнси, с недоумением косясь на подругу. – Хесус Мария, Хани, ты просто спятила! Лезешь прямо в пасть ко льву и говоришь, что уверена в успехе. Да если тебя поймают, ты, как минимум, лишишься лицензии. И моли Бога, чтобы этим дело и кончилось. Неужели ты не понимаешь, что тебя могут даже посадить в тюрьму? – Она похлопала рукой по газете, лежавшей между ними на сиденье. – Ты только посмотри: мэр города встречает принца Руби и его брата с распростертыми объятиями. И он будет очень недоволен, если ты доставишь неприятности его гостям. Любой достаточно громкий скандал – и тебе конец, Хани!

Хани озабоченно наморщила лоб.

– Даже особы королевской крови не имеют права вести себя бесчестно, непорядочно и… и бессердечно, если уж на то пошло! – с негодованием воскликнула она. – Эта бедняжка была ужасно расстроена!

– Эта "бедняжка", как ты выражаешься, получит в наследство кофейную плантацию размером чуть поменьше Эквадора, – сухо возразила Нэнси. – А если хочешь знать мое мнение, то сеньора Гомес показалась мне слишком расстроенной.

– Как ты можешь так говорить?! – Хани нахмурилась еще сильнее. – Она плакала так, словно ее сердце вот-вот разорвется пополам.

– И ты, как обычно, сразу размякла. – Нэнси вздохнула, но в ее темных глазах промелькнули понимание и сочувствие. – Неужели ты не знаешь, что частные детективы должны быть тверды как скала и холодны как лед?

– Разве я могу не знать, если моя секретарша постоянно твердит мне об этом? – Хани озорно подмигнула Нэнси и улыбнулась. – Но я не верю ей, ведь она такая же размазня, как и я!

– Это я-то размазня?! – с негодованием воскликнула Нэнси. – Я?!

– Ты, ты, – подтвердила Хани. – Я подозреваю, что ты была бы готова бесплатно помогать нашим клиентам, если бы я не заставляла тебя регулярно получать конвертик с зарплатой.

– Я-то перебьюсь без зарплаты, – сердито ответила Нэнси. – А вот ты – нет. Когда в прошлую субботу я случайно заглянула в твой холодильник, там не было ничего, кроме арахисового масла. Теперь меня, по крайней мере, не удивляет, что ты все худеешь и худеешь.

– Арахисовое масло очень полезно и питательно, – шутливо защищалась Хани. – Все диетологи советуют использовать его.

– Но только не в качестве единственного продукта питания, – сурово отрезала Нэнси. – Если бы ты знала, каково мне брать у тебя деньги, когда я вижу, что ты едва сводишь концы с концами! Неужели так трудно понять это?

– Мы же договорились, что если я не смогу оплачивать твою работу, ты сразу начнешь, подыскивать себе новое место, – напомнила Хани, упрямо выпятив подбородок. – Плохо быть бедной, как церковная мышь, но подаяния я не приму даже от тебя. Я не хочу, чтобы ты работала на меня исключительно из дружеских чувств.

– Никакое это не подаяние, черт возьми! – воскликнула Нэнси. – Я же прекрасно знаю и тебя, и твое стремление ни от кого не зависеть и не быть никому обязанной. С моей стороны это могло бы чем-то вроде… займа или предоставления услуг в рассрочку. – Она немного подумала, потом состроила негодующую гримасу и воскликнула:

– Но ведь ты наверняка захочешь выплатить мне еще и проценты, с тебя станется!

– Мы уже говорили об этом, Нэн, – твердо ответила Хани и все-таки с признательностью взглянула на подругу. – Ты знаешь мое мнение, и оно с тех пор не изменилось. Я на это не пойду.

– Madre de Dios!* – воскликнула Нэнси. – Ты упряма как… Ну просто как я не знаю кто!

* Матерь Божья!.. (исп.). (Здесь и далее – прим. пер.)

Хани, внимательно наблюдавшая за ней исподтишка, постаралась скрыть улыбку. Если бы Нэнси не сжимала сейчас руль своей старенькой "Тойоты", то она наверняка всплеснула бы руками, как поступают в минуты душевного волнения темпераментные латиноамериканцы.

– Неужели ты так и останешься неисправимой идеалисткой? – продолжала Нэнси. – Почему ты так упрямо отказываешься от помощи? И вообще, я не понимаю, зачем тебе понадобилось становиться частным детективом? С твоей внешностью ты могла бы стать кем угодно и получать все, чего твоей душе захочется. Почему ты пренебрегаешь всем, о чем мечтают нормальные женщины?

Губы Хани чуть заметно дрогнули.

– А ты знаешь, о чем мечтают все нормальные женщины? – спросила она, и в глазах ее заплясали озорные искорки.

Нэнси раздраженно покосилась на нее.

– Можно подумать, ты не знаешь! Они мечтают о славе, богатстве и всеобщем восхищении, – бросила она.

Хани рассмеялась, и на лице Нэнси появилось обиженное выражение.

– Ничего смешного в этом нет, – сказала она почти сердито, но, не выдержав, улыбнулась сама. – Во всяком случае, для такой маленькой пуританки, как ты, этого набора должно быть вполне достаточно.

– Ты ошиблась вдвойне, – возразила Хани. – Во-первых, ни один человек, если только он не сошел с ума, не назвал бы меня маленькой, а что касается пуританки, то это просто грязные инсинуации!

– Двадцатичетырехлетняя девственница – не пуританка? – Нэнси саркастически хмыкнула. – Нет, ты точно надо мной смеешься!

– И зачем только я рассказала тебе историю своей жизни?! – с притворным раскаянием воскликнула Хани. – Очевидно, всему виной была "Маргарита", которой ты меня так усердно поила… Если бы я знала, что ты станешь напоминать мне об этом при каждом удобном и неудобном случае, я бы держала язык за зубами!

– Если память мне не изменяет, – сухо напомнила Нэнси, – в ту ночь ты хотела только одного – чтобы кто-то тебя утешил. Откуда мне было знать, что передо мной такое невинное, неиспорченное создание? Ты же ни о чем меня не предупредила! Ты просто рыдала у меня на груди и жаловалась на несовершенство мира, в котором молодые женщины-детективы оказываются беззащитными перед сексуальными домогательствами своих боссов.

– Тогда я действительно абсолютно раскисла, – согласилась Хани и снова нахмурилась: даже сейчас, много месяцев спустя, она чувствовала гнев и досаду, вспоминая тот несчастный день. – Я просто не верила, что владелец такого солидного детективного бюро может уволить меня только за то, что я отказалась переспать с ним, – добавила она, сокрушенно качая головой.

– Какая же ты еще зеленая! – простонала Нэнси, недоуменно пожав плечами. – Просто в голове не укладывается. Я не перестаю удивляться, как взрослая женщина, которая с отличием закончила полицейскую академию и проработала два года в городском полицейском управлении, может оставаться такой наивной! Это просто потрясающе, Хани. Таких, как ты, нужно заносить в Красную книгу как исчезающий вид. Да в Хьюстоне, наверное, каждая собака знает, что этот твой Бен Лакленд бабник, каких свет не видывал. Только тебе ничего подобного в голову не приходило. Ты, наверное, решила, что он покровительствует тебе, так сказать, по-отечески, и, естественно, испытала настоящее потрясение, когда узнала, что ему на самом деле от тебя надо.

– Но у него же такая милая жена… – слабо возразила Хани. – И он ни разу не предпринимал никаких попыток до тех пор… До того последнего вечера в офисе.

– У таких типов всегда бывают очень милые жены, – с иронией отрезала Нэнси. – Для них это своего рода мера предосторожности. Я как-нибудь расскажу тебе про моего бывшего супруга; он тоже был большой мастер по этой части и всегда умел здорово подстраховаться.

– Должно быть, он был просто дурак, если позволил тебе уйти! – с убежденностью проговорила Хани. – Некоторые мужчины не в состоянии понять своего счастья, а потом становится уже слишком поздно.

Нэнси ехидно усмехнулась.

– Не беспокойся, дорогая. С тех пор я тоже поумнела, и теперь каждый мужчина, с которым я имею дело, прекрасно знает, что я за сокровище.

С этими словами Нэнси повернула налево, на улицу Фэннинг, а потом – направо, в переулок, который тянулся вдоль задней стены высотного здания отеля. Остановив "Тойоту" неподалеку от широких двойных ворот, предназначенных для грузовиков, доставляющих продовольствие, она погасила фары и включила лампочку под потолком салона.

– Послушай, Хани, – сказала Нэнси, и ее лицо стало серьезным. – Может, мы все-таки забудем об этом деле? Я понимаю, что тебе нужны деньги, но ведь не настолько, чтобы рисковать из-за них всем! Будут и другие задания.

– Что-то я не заметила, чтобы клиенты обивали порог нашего агентства, – задумчиво ответила Хани.

– Но ведь ты открыла свое собственное дело всего каких-нибудь полгода назад, – возразила Нэнси самым убедительным тоном. – Неужели ты не можешь потерпеть еще немного? Ты же очень хороший детектив, Хани! Я уверена, что Лакленд так долго сдерживался, потому что ты была его самым лучшим агентом и он не хотел тебя потерять. Если бы у него было побольше мозгов и поменьше того, что называют "мужской гордостью", ты бы сейчас все еще работала у него.

– И мы обе питались бы гораздо лучше, – заключила Хани, глубоко вздохнув. – Нет, Нэн, не уговаривай меня. Ты же сама понимаешь, как нам нужен этот заказ. Если бы не аванс, который мы получили от этой женщины, в следующем месяце мне уже нечем было бы платить за аренду офиса. – Она попыталась улыбнуться, чтобы не показать Нэнси, что и ее одолевали дурные предчувствия. – Уверяю тебя, не так уж это и опасно. Вот мне бы только оказаться в номере, а уж там я развернусь. Думаю, тридцати минут мне за глаза хватит. Как только я разыщу письма сеньоры Гомес, я исчезну так же незаметно, как и появилась. Скорее всего и искать-то особенно не придется: такой человек, как принц Руби, наверняка держит их под подушкой.

Ее губы насмешливо дрогнули.

– Сомневаюсь, – хихикнула Нэнси. – Ему было бы не слишком удобно спать – особенно если учесть, скольких женщин Неистовый Ланс одарил своим вниманием.

Она взяла с сиденья газету, чтобы еще раз взглянуть на фотографию.

– Хесус Мария! Да он – настоящий племенной жеребец! – фыркнула она. – Взгляни только на это лицо: он красив, как Адонис, а в глазах прячется маленький бес.

– Если верить газетам, то не такой уж и маленький, – едко заметила Хани, бросив быстрый взгляд на портрет.

Это лицо с правильными мужественными чертами и аккуратно вырезанным ртом не могло не привлечь к себе внимания. Принца, конечно, нельзя было назвать красавцем из красавцев, но озорная улыбка и пляшущие в глазах огоньки делали его весьма привлекательным. На взгляд Хани – слишком привлекательным.

– Сеньора Гомес убедилась в этом на собственном печальном опыте, – строго добавила Хани.

Она взяла у подруги газету и перевернула ее фотографией вниз. В этом не было никакой необходимости, но сопротивляться очарованию мужского лица было выше ее сил. Впрочем, Хани была не одна такая, и это соображение несколько ее утешило. Принц Антон Миодраг Ланселот Руби не принадлежал к обычным мужчинам, и этот факт был признан, что называется, в мировом масштабе. Младший отпрыск королевского рода крошечной балканской страны Тамровии являлся непременным героем множества газетных статей и телевизионных репортажей со времен своей учебы в Оксфордском университете. Репортеры окрестили его Неистовым Лансом, и это прозвище, как поняла Хани, относилось не только к его любовным похождениям, которых было так много, что они одни могли поставлять материал для всех бульварных газетенок Америки. С такой же неистовой страстью принц Руби относился к самой жизни; а его тяга к приключениям сделала его главным действующим лицом невероятного количества шумных скандалов.

По слухам, которые с удовольствием распространяла желтая пресса. Их Величества отнюдь не одобряли поведения своего младшего отпрыска; не одобрял его и старший брат Ланса принц-наследник Стефан XXI. Наверное, они давно бы призвали его к порядку, если бы не покровительство дяди Николаса – еще одной черной овечки в стаде, – который в свое время неожиданно для всех женился на единственной дочери арабского шейха Карима Бен Рашида. Детство и юность Ланс провел со своим дядей в Седикане – эмирате, в котором было едва ли не больше нефти, чем на всем остальном Арабском Востоке. Шейх Карим Бен Рашид полюбил Ланса как родного внука и на двадцать первый день рождения подарил ему богатейшее нефтяное месторождение, которое ежегодно приносило столько баррелей сырой нефти, что на вырученные от ее продажи деньги можно было купить несколько Тамровий.