— Очень любезно с вашей стороны, капитан, с удовольствием.

— Хотя, с другой стороны, может быть, вы потеряли аппетит, горюя по поводу потери мистера Левина?

— Вам прекрасно известно, что это вовсе не так, капитан. Так что давайте сведем притворство к минимуму. Хотя по тому, каким образом вы избавились от Дэвида, я могу сделать вывод, что у вас лукавая скрытная натура, что, как известно, зачастую выручает в игре.

— А это совсем неплохо до тех пор, пока игра приносит дивиденды, не так ли? — поинтересовался он, вешая шляпу на крюк.

— О да, конечно. Но я пришла сюда вовсе не для того, чтобы критиковать вас, капитан. Я пришла поблагодарить вас и хочу также принести извинения за свое сегодняшнее поведение.

Скотт взъерошил волосы.

— Да уж, вы изрядно меня поколотили. Уж и не знаю, может быть, имеет смысл, когда вы рядом, надевать шлем?

— Обещаю вам, что это никогда не повторится.

— Мм… Я, видите ли, только что беседовал с вашим отцом, который выглядит выбитым из колеи. Я объяснил ему, что устроил все так, что мистер Левин последует по нашему маршруту на другом судне, однако и это, судя по всему, не успокоило вашего отца.

— И все же никак не могу понять, отчего это вы направились на Ямайку вместо Гаваны?

— Я знал, что «Летящее облако» будет в Кингстоне и что мне удастся избавиться от мистера Левина при минимальных для него неудобствах.

— Что ж, очень мило с вашей стороны, я вечно буду вашей должницей.

— Я намерен в один прекрасный день полностью истребовать с вас этот долг. А можно поинтересоваться, что это вы прячете за спиной?

Чуть поколебавшись, она вытащила дагерротип.

— Кто это?

Он был явно потрясен, что отчетливо читалось в его зелено-голубых глазах. Подойдя к Эмме, капитан резким движением вырвал портрет.

— Ведьма! — прорычал он. — Кто, черт возьми, разрешил вам шарить в моей каюте?

— Но я вовсе не шарила…

— Хотел бы, черт бы вас побрал, узнать, как же тогда это называется?!

Подойдя к своему рабочему столу, он выдвинул один из ящиков, положил туда дагерротип и резко задвинул ящик. Затем так же стремительно, как вспыхнул от ярости, Скотт сумел обуздать свои эмоции. На лицо возвратилась его обычная сардоническая улыбка. «Очаровательно! — подумала Эмма. — А ведь он, оказывается, еще и актер! Посмотришь — сплошное самообладание, выдержка, а под ними, оказывается, скрывается страстный человек».

Раздался стук, и дверь открыл прислуживающий капитану мальчик.

— Можно накрывать на стол, капитан? — спросил Абнер.

— Да, мы обедаем вдвоем. Мисс де Мейер составит мне компанию.

— Слушаюсь.

Когда он вышел, воцарилось неловкое молчание.

— Ее зовут Чинлинг, — мягко сказал Скотт. — Мать ее — маньчжурская принцесса, отец — принц Кунг. Он был вице-королем Двух Куангов и самым, пожалуй, влиятельным человеком во всем Китае после императора и главного евнуха.

— Не уверена, что такое слово, как «евнух», можно так вот запросто произносить в присутствии дамы, — несколько чопорно сказала Эмма.

— Пардон, все время забываю, насколько вы респектабельны. А вы знаете, что такое «евнух»?

— Да. Но вот что такое «Два Куанга»?

— Это две китайские провинции — Куантунг и Куангси. Куангси граничит с королевством Лаос на юге, а Куантунг — это самая восточная территория. И Кантон, и Гонконг расположены на территории провинции Куантунг. Это два очень важных для императора города. Однако дело в том, что китайцы и сами не знают, чего хотят. За последние столетия их общество практически не претерпело изменений, их император до сих пор думает, что он — Бог…

— Как думаете вы?

— Куда мне… Как бы то ни было, моя компания установила многочисленные деловые контакты с Китаем, но эти проклятые императорские сановники постоянно меняют правила игры. В Китае живут четыреста миллионов человек — только вдумайтесь в эту цифру! Четыреста миллионов! Поистине бездонный рынок для американских и европейских предприятий. У китайцев практически отсутствуют производимые фабричным способом товары…

— Да, но ведь у них нет и денег, — сказала Эмма, более заинтересованная, чем могла предполагать.

— Это так, но ведь деньги произрастают из торговли. Мы приобретаем у них шелка, фарфор, но с вас три пота сойдет, прежде чем вы сумеете что-нибудь продать им самим! Император и его двор относятся ко всем иностранцам с огромным подозрением и какие только преграды не выдумывают для «круглоглазых» — это одно из наиболее вежливых китайских выражений, обозначающих нас, белых. Чтобы чего-нибудь там добиться, мы должны давать взятки китайским официальным лицам. Принц Кунг брал огромные взятки, об этом узнал император. Он послал своих баннерменов арестовать принца Кунга; его арестовали, привезли в Запретный Город и отрубили голову. — Эмма вздрогнула. — Извините, Эмма, однако китайцы — люди очень грубые. Как бы то ни было, жена и дочь принца сумели спрятаться, и баннермены их не нашли…

— Баннермены — это кто?

— Вам действительно интересно?

— Не было бы интересно, я бы не спрашивала. Напоминаю вам, капитан, что я не какая-нибудь дурочка.

— О да, я это вижу. Значит так, придется сделать небольшой экскурс в историю. В тысяча шестьсот сорок четвертом году маньчжурская конница обрушилась на Пекин и захватила город. Последний император династии Мин повесился на дереве, а маньчжуры основали новую династию, которая получила название Чинг. Представители именно этой династии и находятся сейчас у власти в Китае. Армия маньчжуров состоит из восьми больших военных подразделений, называемых «баннерами», а военные называются «баннерменами».

— Иными словами, солдаты?

— Точно. Принцесса Кунг, которую зовут Ах Той, отлично понимала, что и ее, и ее дочь баннермены непременно убьют, и потому они скрылись. Я с ними познакомился на приеме в доме одного английского купца в Кантоне. Ах Той доставила свою дочь ко мне на корабль и упросила, чтобы я отвез их обеих в Америку. Мне было весьма сложно отказать, и потому я вынужден был пойти им навстречу. Сейчас они проживают в Сан-Франциско.

— И это все?

Он пожал плечами.

— По-моему, вполне достаточно.

— Совершенно недостаточно, ибо не объясняет, почему это вы так разозлились, когда увидели у меня в руках дагерротип Чинлинг, который я обнаружила у вас под подушкой. Недостаточно и для того, чтобы понять, почему люди у вас за спиной шепчутся о вашей тайной любовной жизни. Разве не правда, капитан, что эта самая Чинлинг и есть ваша любовница?

И опять Эмма увидела, как глаза его вспыхнули огнем.

— А если и так? — мягко сказал капитан.

Эмма направилась к двери.

— Благодарю вас за приглашение вместе отобедать, капитан, но я только сейчас вспомнила, что у меня ранее уже была назначена встреча.

— Черт вас побери! — взревел он, выходя из-за стола. — Хватит разговаривать со мной таким идиотским образом, нахалка! Говорите прямо, что вам не по душе? То, что я сплю с китаянкой?

— Именно! — крикнула она, поворачиваясь к капитану. — В ту самую секунду, как только я впервые вас увидела, я сразу же подумала, что в вас есть что-то неприятное, и сейчас я наконец поняла что именно.

— Вы, прекрасная фанатичка! — Взяв Эмму за плечи, он привлек ее к себе и поцеловал. Она пыталась вырваться, однако он держал крепко. — Отличается ли этот поцелуй от предыдущего? — спросил он.

Она вытерла губы рукавом платья.

— Да. Он пахнет Чинлинг, ужасный, отвратительный, аморальный человек!

Уперев руки в бока, он рассмеялся.

— Что же здесь, черт побери, смешного? — воскликнула она.

— Вы! Уж кто бы другой говорил про аморальность! А вот скажите мне на милость, кто же затащил к себе в постель смазливого грабителя банков и кто от него забеременел, а?

— О! Ну вы и подонок!

Она что было сил отвесила ему пощечину.

— Сука!

В свою очередь и он ударил Эмму, сильно ударил. У нее появилось на лице такое недоуменное выражение, что капитан вновь рассмеялся.

— Имейте мужество, мисс де Мейер, смотреть правде в глаза: у вас нет никакого права так яростно презирать мою мораль — или отсутствие таковой, как вам будет угодно. Вы маленькая самодовольная лицемерка, которой более всего необходимо, чтобы ее кто-нибудь хорошенько отшлепал. И если бы я не взял себе за правило в отношении вас вести себя как подобает джентльмену, то давным-давно бы уже взял на себя труд отшлепать вас собственноручно. Да, действительно, я сплю с Чинлинг, точнее говоря, она моя наложница, но ничуть не стыжусь этого, хотя и не болтаю об этом на каждом углу. Дело в том, что Чинлинг весьма осведомлена в вопросах любви, и у нее в одном только мизинце больше опыта, чем во всем вашем прельстительном теле. Более того, она не лицемерка!

— Прекратите произносить это слово! Я вовсе не лицемерка!

— А кто же вы в таком случае? И что уж действительно поражает, так это тот факт, что вы, евреи, можете быть столь предвзятыми по отношению к другим, тогда как сами же на протяжении столетий остаетесь жертвами той же самой предвзятости!

Она выдавила кривую усмешку. «Juden… Juden… Juden… — зазвучало в ее памяти скандирование франкфуртских студентов. — Juden… Juden… Juden…».

Раздался стук в дверь, и в каюту просунулась голова Абнера.

— Можно накрывать на стол, капитан?

— Да, можно. Только мисс де Мейер не будет обедать, она так решила.

Эмма взглянула на капитана, потом решительно выпрямилась.

— Отчего же, я составлю вам компанию.

На лице Скотта появилась усмешка.

— Мне кажется, мисс де Мейер, что вы понемногу начинаете нравиться мне, — сказал он. — А это само по себе чего-нибудь да стоит. Хотя мне и самому подобное кажется крайне неправдоподобным.

Эмма одарила его надменной улыбкой.

— Вы как-то сказали, что наступит день, когда я буду умолять, чтобы вы меня поцеловали, так ведь, капитан? Не исключено, что наступит день, когда с подобной мольбой обратитесь ко мне вы.

Скотт уставился на ее спину, когда Эмма невозмутимо подошла к окну каюты и принялась любоваться карибским ландшафтом.

Глава девятая

— Почему вы решили помочь мне? — спросила Эмма полчаса спустя, когда Абнер убрал со стола.

Обед оказался превосходным. Эмма выпила два бокала какого-то потрясающего вина и теперь маленькими глотками смаковала третий.

— Иначе говоря, вы хотели бы знать, почему именно я освободил вас от присутствия мистера Левина? Как только я представил, что вы сделаете с этим бедным молодым человеком, если выйдете за него замуж, а именно: разжуете его и выплюнете, так вот, как только я представил себе это, то сразу же разработал план действий, так что вы можете расценивать мой поступок как акт благотворительности.

Чуть опьянев от белого вина, Эмма захихикала.

— Вы и вправду ужасный человек. Но знаете, я сейчас хочу вам сделать одно признание: мне нравится цвет ваших волос.

Абнер открыл коробку сигар, и Скотт взял себе одну.

— Что ж, приятно слышать, что не все во мне вам отвратительно. Вы позволите мне закурить?

— Пожалуйста, мне нравится запах сигар.

Облокотившись о стол, Эмма смотрела, как Абнер подает капитану огонь. Скотт выдохнул дым, а Абнер молча покинул каюту.

— Отвечу на ваш вопрос. Я избавился от мистера Левина главным образом потому, что в моем извращенном мозгу родился дьявольский план.

— О чем это вы?

— Позвольте, я немного расскажу о себе. Я вовсе не романтик. Меня интересуют деньги и власть, но никак не сантименты. За последние несколько лет мне довелось наблюдать подлинное чудо: из жуткого захолустья Калифорния превратилась в самое крупное и быстро развивающееся сообщество на земле. В Нью-Йорке мне довелось слышать, что до конца нынешнего года Калифорния станет, вполне вероятно, еще одним штатом. Но даже если этого не случится, когда-нибудь этот край все равно обретет этот статус. Мне кажется, что как только вы увидите Калифорнию, вы влюбитесь в эту землю, как влюбился в нее я сам. Там есть все.

— А я думала, что вы не романтик.

Скотт улыбнулся.

— Хорошо, пусть будет так, я немного романтик.

— Вы так говорите, как будто это бранное слово.

Он пожал плечами.

— Да, в бизнесе есть определенная романтика. Строительство империи всегда сопряжено с изрядной долей романтики.

Она подняла глаза и удивленно посмотрела на капитана.

— Вы что же, империю строите?

— Как знать. Благодаря так называемой «золотой лихорадке» мне удалось сколотить состояние, и весьма большое. Впрочем, нет, правильнее было бы сказать, очень большое. Вот, скажем, груз на этом судне. Вы, например, знаете, что мы везем?