— Да, Кай Йи, — ответил юноша.

— Ты готов штурмовать Великую Стену?

— Хоть сейчас, Кай Йи.

— А оружие у тебя приготовлено?

— Пока что нет, Кай Йи.

— Как может быть ребенок рожден без матери?

— Моя почтенная матушка следует за мной, Кай Йи, — сказал Фонг, показав рукой на того из «бу хау дой», который был слева от него и чье лицо казалось особенно кровожадным. — Она стоит сейчас но левую руку от меня, а крестный мой отец — по правую.

— Готов ли ты стать кровным братом?

— Готов, Кай Йи.

— Так пусть же тогда твоя матушка прольет материнскую кровь.

Фонга подвели к алтарю.

— На этом алтаре, — сказал Кай Йи, — ты видишь символы нашей тонги. Это блюда с сахаром, чтобы устранять горечь из наших сердец, колосья хлеба, символизирующие изобилие, чаша с маслом, чтобы освещать будущее, и чаша с уксусом, с которым сейчас мы смешаем нашу кровь.

«Крестная мать» схватил Фонга за правую руку и уколол иглой его указательный палец. Затем с силой опустил кровоточащий палец Фонга в обжигающий уксус, наблюдая за тем, как уксус окрашивается в алый цвет, потом этим же пальцем размешал полученную жидкость. Затем «крестная мать» проколол иглой также и свой палец и к покрасневшему уксусу добавил несколько капель своей крови. То же проделал и «крестный отец». Затем при общем молчании каждый из присутствующих в комнате людей подходил к алтарю и подмешивал в чашу собственную кровь. Наконец чашу поднесли Кай Йи; не поднимаясь со своего коврика, он также уколол себе палец и добавил в чашу своей крови. Помешав пальцем жидкость, вытащил палец из чаши и насухо облизал его.

— Теперь, — воскликнул он, — ты стал моим кровным братом.

— Хо! — в один голос крикнули члены тонги, что означало: «Хорошо!»

Передавая чашу из рук в руки, каждый окунал в красную жидкость палец и облизывал его, после чего выкрикивал слова: «Теперь ты стал моим кровным братом».

— Хо! — всякий раз вторили ему члены тонги.

Наконец чаша была передана Фонгу, который повторил весь ритуал.

— А теперь, — сказал Кай Йи, — нужно проверить твое мужество. Ты должен будешь пройти по Дороге Сабель.

Солдаты тонги быстро образовали двойную шеренгу, при этом каждый вытащил из ножен саблю, кинжал или нож. Фонга, который явно нервничал, втолкнули в проход между двумя рядами вооруженных людей, и, по мере того как он продвигался вдоль шеренги, каждый из них, размахнувшись, резко опускал лезвие своего оружия и лишь в самую последнюю минуту молниеносным движением кисти переворачивал свою саблю или кинжал, так что обнаженной спины и плеч Фонга касалась тупая сторона клинков. И все же это была очень неприятная процедура, заставившая немало поволноваться. Когда юноша наконец добрался до самого конца Дороги Сабель, пот лил с него градом.

Затем его вновь подвели к Кай Йи, который поднялся и взял в руки чашу с уксусом и кровью.

— Ты прошел проверку на мужество, — сказал он, — а теперь ты должен выпить кровь своих братьев и поклясться, что никогда не предашь их. Куда бы судьба ни завела тебя, в каждом уголке земли ты непременно отыщешь своих братьев. Они будут защищать тебя до самой твоей смерти. Но только помни, что Суэй Синг не только защищает, но и наказывает. Если ты будешь уличен в предательстве, мы накажем тебя без всякого снисхождения, и вся твоя кровь до последней капли уйдет в землю. Ты понял?

— Понял, Кай Йи.

— Произнеси клятву и выпей кровь.

Фонг взял у него чашу.

— Я торжественно клянусь перед Суэй Синг, — сказал он, поднимая чашу над головой обеими руками. — И в случае, если я окажусь недостойным этой клятвы, то пусть же жизнь моментально покинет мое презренное тело.

— Хо! — прокричала хором тонга, когда молодой человек одним махом осушил чашу с отвратительным содержимым.

Кай Йи протянул руку к сабле. — Теперь ты один из кровных братьев, — сказал он, держа саблю над головой Фонга. — Но до меня дошли слухи, что ты являешься шпионом и работаешь на тонгу Хоп Синг.

Глаза молодого человека расширились.

— Нет, Кай Йи, это ложь!

— Ты предал нашу тонгу своей лживой клятвой и потому за свое предательство должен заплатить полной мерой.

С этими словами Кай Йи резко опустил саблю, наполовину отделив от туловища голову Фонга. Молодой человек рухнул на колени, а из ужасной раны на шее брызнул фонтан крови. Юноша упал в лужу собственной крови, прожив на свете всего девятнадцать лет.

Кай Йи поднял окровавленную саблю и описал ею над головой три полных круга, стараясь, чтобы капли свежей крови с клинка окропили стены и потолок.

— И да постигнет такая же смерть всех шпионов и предателей нашей могущественной Суэй Синг! — провозгласил он.

— Хо! — крикнула хором тонга.

Кай Йи передал саблю одному из «крестных» Фонга и вышел из комнаты; прочие члены тонги стали убирать обезглавленное тело.

Кай Йи был Крейн Канг, наследник Чинлинг, — матери Стар Коллингвуд.


— Моя дорогая графиня, — говорила миссис Леланд Стэнфорд, — я ничуть не сомневаюсь, что вы гений швейной иглы, но на меня вы напрасно тратите время и талант. Я толстая, как корова.

Жена бывшего губернатора и одного из организаторов строительства трансконтинентальной железной дороги, связавшей Калифорнию с остальной Америкой (что произошло восемь лет назад), стояла сейчас перед трюмо в Замке высокой моды графини Давыдовой. Зита сейчас переделывала корсаж на платье миссис Стэнфорд. Две швеи стояли рядом, готовые при первой же необходимости прийти на помощь своей хозяйке, и внимательно наблюдали за всеми движениями Зиты, Джейн Стэнфорд была, вероятно, одной из самых богатых женщин Америки: она была хозяйкой особняка стоимостью в два миллиона долларов, который располагался на углу Калифорния-стрит и Пауэлл-стрит в районе Ноб-Хилл; кроме того, ей принадлежала одна из богатейших в мире частных коллекций ювелирных изделий, в которой насчитывалось шестьдесят пар одних только бриллиантовых сережек. Но то, что Джейн была неимоверно толстой, — это был бесспорный факт. И никакой корсаж не помогал.

— Дорогая миссис Стэнфорд, — улыбаясь, отвечала Зита, — мне рассказали об одной совершенно новой диете: грейпфрутовый салат и чай. Я сама потеряла три фунта за одну только неделю. Вы обязательно должны попробовать.

— Для диет у меня решительно нет времени. Мы с Леландом всегда ходим на эти политические банкеты, а куда уж с диетой на банкет? Когда начинаются все эти бесконечные нудные речи, только и спасаешься, что едой. Ну а раз уж мы заговорили о политике, как там дела у бедного сенатора Коллингвуда?

— Полагаю, сейчас ему гораздо лучше.

— Рада слышать это. Он ведь такой приятный человек — и такой красивый! Что ж, Зита, вам опять удалось: платье получилось восхитительное, как, впрочем, и вообще все ваши платья. Я беру все шесть.

Новое шестиэтажное здание «Де Мейерс» было построено в пышном стиле Второй Французской Республики и занимало весь квартал, обращенный к Юнион-сквер, и выходило также на Гири-стрит и Стоктон-стрит. Оно было открыто пять лет назад, и о нем говорил весь Запад. Мода на названия в мире недвижимости постоянно менялась, вот почему Портсмут-сквер в один прекрасный день стала называться Юнион-сквер в честь состоявшегося здесь во время Гражданской войны митинга в поддержку тред-юнионов. За отливом в мире недвижимости наступил прилив. Эмма с головой нырнула в него и выстроила многоэтажный универсальный магазин, снабженный системой гидравлических труб и потрясающий тогда воображение многочисленных покупателей неслыханными новейшими гидравлическими лифтами. Новый магазин ожидал громадный успех. Зита на втором этаже универсального магазина устроила свой «Salon de Bon Ton»[21], — именно здесь заказывали себе туалеты супруги «Большой Четверки», как называли железнодорожных магнатов. Помимо миссис Стэнфорд тут одевались миссис Марк Хопкинс (которая была известна тем, что ее особняк, оцениваемый в три миллиона долларов, имел конюшни с хрустальными светильниками, а лошади содержались в стойлах красного дерева); одевалась, амбициозная миссис Чарльз Крокер (чей особняк занимал целый квартал на Ноб-Хилл) и миссис Коллис П. Хантингтон (которая, поговаривали злые языки, была когда-то проституткой). Сан-Франциско вновь переживал строительный бум. В 1859 году, едва только основной приступ «золотой лихорадки» схлынул, в штате Невада было обнаружено серебряное месторождение «Комсток Лоуд» — и новый, обильный поток серебра хлынул в город, вызвав второй строительный бум, который оказался даже более мощным, нежели первый. И жены нуворишей жаждали приобщиться к высокой моде.

А также к драгоценностям. Буквально через десять минут, заплатив шесть тысяч долларов за пошитые Зитой платья, Джейн Стэнфорд была уже в ювелирном магазине Феликса де Мейера и пожирала взглядом великолепной работы колье из жемчуга и бриллиантов стоимостью в триста тысяч долларов, как было указано на аккуратном ценнике.

— Феликс, — сказала она, — колье великолепно, прямо дух захватывает! Только вот муж говорит, что я слишком много трачу на драгоценности. Он считает, что я становлюсь фривольной.

— О! — воскликнул Феликс и изящным движением приложил колье к ее толстой шее. — Вы не просто вкладываете деньги в драгоценности, вы вкладываете деньги в поэзию. Эти жемчужины, например, воистину слезинки наяд.

Феликс, все так же щегольски одетый, хотя и по-стариковски хрупкий, приближался к семидесяти. Он скопил огромное богатство, а его магазин имел отличный оборот. Покупатели, а вернее покупательницы, приходившие к Феликсу, имели столько денег, что их миллионы прямо-таки жгли их владельцам руки, и потому они не интересовались ценой, но им нравилось выслушивать умные комплименты Феликса.

— Вы прямо-таки волшебник, — сказала Джейн Стэнфорд, глядя в зеркало на украшение. — Вы знаете, что перед вашими обольстительными речами я решительно бессильна. Да и колье замечательное. Но Леланд говорит, что мы должны думать о тех, кто беден и голодает… Но колье и вправду потрясающе красивое! Надо же, «слезинки наяд»! Ну как тут устоишь!

— Совсем недавно я продал миссис Херст замечательное — из бриллиантов и сапфиров — колье, которое она наденет на бал по случаю помолвки моей внучки, которая состоится в следующем месяце.

Джейн Стэнфорд сверкнула глазами.

— По-моему, Феба Херст решительно потеряла чувство меры. На нее посмотришь — такое впечатление, будто весь Ноб-Хилл принадлежит ей одной. Она тратит деньги не считая…

— Как-то Зита рассказывала мне, что у российской царицы было колье в точности такое же, как вот это, — продолжал Феликс, зная, что настойчивость — путь к успеху в торговле.

Джейн Стэнфорд вновь посмотрела на свое отражение в зеркале, затем вздохнула.

— Нужно покупать, что ж тут поделать…

— Папочка!

Все одновременно повернули головы к дверям магазина, выполненного в пышном, с обилием золота стиле Людовика XIV. Эмма, одетая в платье с черной каймой, прислонилась к дверям, по ее щекам струились слезы.

— Эмма, что случилось?

— Ох, папочка, Арчер умер!

Зита, которая сопровождала Джейн Стэнфорд, бросилась к Эмме. Эмма упала в ее объятия и дала волю истеричным рыданиям.

— Умер?! — воскликнул Феликс. — Но ведь доктора уверяли, будто кризис миновал!

— Эти ужасные, глупые доктора, что они знают?! Еще две недели назад они не сумели определить, что у него брюшной тиф. Я должна была отправить его в Бостон, где есть приличные больницы… О, мой дорогой муж, ушел, ушел, ушел навсегда!..

— Эмма, дорогая моя, садись вот сюда, — сказала Зита, помогая ей добраться до софы. — У меня есть нюхательная соль…

— Нет, не нужно, сейчас все пройдет. Прекраснейший человек, какой только появлялся на свет, сущий ангел… Я никогда не найду второго такого же, как он!

Джейн Стэнфорд подумала меж тем: «Никогда не найдешь и будешь одна всем распоряжаться…»


На следующее утро во время завтрака Эмма неожиданно сказала отцу:

— Больница…

— Что?

— Больница. Я построю больницу и назову ее в честь Арчера. Городу нужна первоклассная больница, и я построю самую лучшую в стране. Это будет Мемориальная больница Арчера Коллингвуда. Скажи, папочка, разве это не хорошая мысль?

— Да, дорогая, — сказал Феликс, взяв ее за руку. — Превосходная!

— И город, таким образом, никогда не забудет его.

Глава вторая

— Итак, она похоронила мужа номер два, — задумчиво сказал Слейд Доусон, сидя за обеденным столом своего особняка на Ноб-Хилл и просматривая утреннюю газету. Финансируемая Эммой «Таймс-Диспетч», разумеется, вышла в этот день с аршинным заголовком: «Выдающийся сенатор Коллингвуд не выдержал борьбы с тифом!», в то время как «Бюллетень» Слейда опубликовал это известие на неприметном месте на второй полосе под заголовком: «Политик умирает от лихорадки».