Арабелла по-новому, с интересом взглянула на Арчера.

— Знаете, мистер Коллингвуд, — сказала она, — я начинаю подозревать, что вы закоренелый романтик, нацепивший на себя личину грубияна.

Он посмотрел на нее.

— Может быть, я немного и то, и другое.

В то время как слуги-китайцы наливали в изящные китайские чашки суп из телячьей головы, Арабелла через стол изучающе смотрела на Арчера. Молодой плейбой с дурной репутацией, оказывается, более сложный — и интересный — человек, чем она представляла. После того как слуги удалились, Арабелла взяла позолоченную ложку.

— Мистер Коллингвуд, — сказала она, — скажите мне, а чего вы добиваетесь?

— Разве непонятно? — улыбнулся он. — Вас.

Она почувствовала легкий озноб. Арабелла не могла понять, то ли от предчувствия, то ли от страха.

А может быть, это просто волнение?


Час спустя Арчер открыл другие двери и пригласил Арабеллу в бальный зал. Когда один из корреспондентов «Бюллетеня» писал в статье о том, что по своим размерам этот зал не уступит Тронному залу Букингемского дворца, то, разумеется, это была гипербола, хотя это помещение, безусловно, поражало воображение. Двадцать футов в высоту и шестьдесят в длину; одна стена представляла собой сплошную череду стрельчатых дверей, откуда можно было попасть на узкий балкон, нависающий над Калифорния-стрит. Остальные три стены были выложены рыжевато-белым сиенским мрамором; поверх мраморных плит висели три огромных гобелена XVII века, изображавшие «Свадьбу в Кане Галилейской». Две огромные хрустальные люстры мягко освещали помещение, отражаясь в паркете. Однако Арабеллу больше всего поразило то, что в дальнем конце зала сидел целый оркестр, в котором она узнала любимца Сан-Франциско — Общественный оркестр Болленберга. В тот самый момент, когда Арчер широко распахнул створки дверей, дирижер взмахнул палочкой, и оркестр заиграл начальные такты «Geshichten aus dem Wienezwald», или, как перевели название этого нового штраусовского вальса в Америке, «Сказки венского леса».

— Потанцуем, мисс Доусон? — предложил Арчер.

— Да, но вы не предупредили, что устраиваете танцы.

— Я не устраиваю их. По крайней мере, здесь больше некого приглашать.

Она взглянула на безбрежный пустой пол.

— Вы хотите сказать, что мы только вдвоем будем танцевать?

— Именно. Итак, потанцуем? — И он протянул ей руку.

— Вы сумасшедший! — воскликнула она, когда они закружились по паркету. — Вы самый настоящий сумасшедший!

— Я сошел с ума от любви, — с улыбкой сказал он. — И сошел с ума из-за вас.

Когда они вальсировали по огромному, дух захватывающему залу, Арабелла подумала, а не снится ли ей все это. Всем отчаянно колотившимся сейчас сердечком она надеялась на то, что происходящее является сном, потому что она, Арабелла Доусон, которую с детства учили ненавидеть Коллингвудов, вдруг почувствовала, что влюбилась.

— Ледяная вода, женщина и музыка, — сказал Арчер. — Разве это не прекрасно?

— Да, — выдохнула она, а перед глазами у нее кружились окна и гобелены. — Это прекрасно, совершенно прекрасно.

Глава шестая

Крейн Канг и Ли Ванг Ю смотрели друг на друга, стоя, сжав кулаки, в боевой стойке. Оба они были без обуви, с обнаженными торсами.

— Хайи! — вскричал Крейн и сильно ударил левой ногой. Ли тотчас же ответил правой. Придвинувшись чуть ближе к противнику, он сейчас продемонстрировал классическое исполнение каты, которую защитным приемом отвел от себя Крейн. Они были в гимнастическом зале на втором этаже особняка Крейна на Грант-авеню, занимаясь ежедневной тренировкой по тэквандо.

Вдруг на улице раздался взрыв, и сразу же после него послышалась стрельба. Крейн и Ли подбежали к окну и выглянули в сад. В городской стене была проделана изрядная дыра, через которую толпой валили и стреляли какие-то люди, в ответ на что охрана особняка Крейна отвечала встречным огнем.

— Хоп Синг! Это они! — закричал Крейн и устремился через спартанский гимнастический зал к двери, крикнув Ли: — За мной!

Дверь открывалась на узкую лестницу, ведущую на крышу дома. Крейн и Ли быстро одолели ее, Крейн открыл стальную дверь и оказался у парапета, который огибал всю верхнюю часть особняка, в том числе и часть пологой черепичной крыши. Был заход солнца. Из пролома в стене все еще валил дым, и две дюжины бойцов из Хоп Синг перестреливались внизу с охраной Крейна. Выстрелы и крики раненых наполнили воздух, пахнущий пороховым дымом.

— Гатлинговская пушка! — крикнул Крейн, устремился по балкону вдоль парапета, рывком сорвал брезентовый чехол с одной из двух пушек, которые он купил у торговца, распродававшего оружие, оставшееся после Гражданской войны. Ли был тут как тут: из-под козырька крыши он извлек деревянный ящик со снарядами, присоединил патронную ленту к орудию — фактически это был первый в истории случай скорострельного ведения огня.

Внизу, в темноте сада, за одним из деревьев прятался и стрелял по дому Чарли Конг. После взрыва охрана ретировалась в особняк и стреляла по нападавшим из окон первого этажа. Эрни By выбежал из гущи рододендронов, петляя, чтобы не попасть под перекрестный огонь.

— Не самое ли сейчас время штурмовать дом? — тяжело дыша, спросил он у Чарли на катонском наречии. Именно Чарли Конг принадлежала идея украсть взрывчатку и с ее помощью организовать нападение на особняк Крейна в отместку за убийство в парикмахерской Вонг Йем Йена. Взрывчатку они прошлой ночью выкрали из складского помещения Южно-Тихоокеанской железной дороги. Китайцы, которые, как известно, изобрели порох, научились самым современным подрывным способам во время строительства тоннелей при прокладке железной дороги через горы Сьерра-Невады.

— Давай, — ответил Чарли, перезаряжая ружье. — Передай команду: как только я дважды выстрелю в воздух, начинаем штурм.

Эрни побежал обратно к кустам, откуда семеро бойцов Хоп Синг обстреливали особняк. За стеной, отделявшей сад от улицы, на Грант-авеню собралась изрядная толпа китайцев, которых привлекали сюда звуки выстрелов. И хотя по городу уже разнесся слух о разразившейся наконец тонговой войне, полицейские из «круглоглазых» держались от места события подальше, полагая, что будет куда лучше, если «китаезы-уголовники» сами перережут друг другу глотки. Однако бесстрашный репортер «Бюллетеня» Дигби Ли прилетел сюда на всех парусах.

— Штурмуем дом, — сказал Эрни. — Сигналом послужат два выстрела в воздух…

— Ай-йи! — вскричал, схватившись за правую щеку, один из бойцов Хоп Синг, и повалился лицом в рододендроны.

— Смерть суэй-сингам! — закричал Эрни и выстрелил в сторону дома. — Смерть, смерть, смерть!

Чарли Конг дважды выстрелил в воздух.

— Это сигнал, начинаем!

Бойцы Хоп Синг вышли из-за кустов и, беспрерывно стреляя, устремились к дому. Остальные хоп-синги высунулись из-за небольшой каменной ограды, которая располагалась неподалеку от сверкавшего водой бассейна, и начали атаку с восточной стороны.

Наверху, на парапете, Крейн открыл стрельбу, с помощью рукоятки поворачивая колесо гатлинговской пушки, так что это колесо превратилось в обойму. Восемь цилиндрических дул изрыгали до полсотни пуль в минуту — огненный град обрушился на сад. Дергаясь в предсмертных корчах, несколько бойцов тонги Хоп Синг лежали на лужайке, из десятков ран струились потоки крови. Пули взрывали дерн, с корнем вырывали ранние цветы, уже успевшие взойти, осыпали набухшие почки рододендронов.

— Что за дьявол! — взревел Чарли Конг, выглядывая из-за ствола дерева. Он поднял голову и уставился туда, откуда изрыгала потоки огня гатлинговская пушка. Подоспел и Эрни By, придерживая ладонью кровоточащую рану на левой руке.

— У них, оказывается, есть пушка Гатлинга! — закричал он. — Сматываемся отсюда к черту!

Чарли Конга в этой ситуации не пришлось просить дважды. Новый главарь тонги Хоп Синг и его главный помощник поспешили к пролому в стене и нырнули на улицу как раз в ту секунду, когда Крейн навел свое орудие на пролом в стене. Пули забарабанили по оштукатуренной поверхности стены. Чарли и Эрни, растолкав собравшуюся толпу зевак, поспешили ретироваться в безопасность штаб-квартиры тонги.


— Каковы наши потери? — спросил Чарли полчаса спустя, накладывая повязку на окровавленную руку Эрни.

— Пока не знаю, но слишком много.

Пятеро других хоп-сингов стояли рядом с Эрни и Чарли в подвале штаб-квартиры, расположенной на Аллее Убийц.

— Против пушки Гатлинга у нас не было никаких шансов, — сказал один из них. — Было так, словно у него на крыше засел огнедышащий дракон.

— Атаковать особняк была моя идея, и я беру на себя ответственность за то, что это не удалось, — сказал Чарли. — Хотите ли вы, чтобы я отказался от поста главы тонги?

Бойцы Хоп Синг переглянулись, потом отрицательно покачали головой.

— Нет, Чарли, не хотим, — ответил один из них. — Мы верим тебе. Крейн Канг получает от рэкета пять миллионов долларов в год, и если нам удастся уничтожить Канга, то все эти денежки могут стать нашими.

— И будут нашими, кроме того, опиум и «певички», — заметил другой.

— Ладно, — сказал Чарли, завязывая бинт на руке Эрни. — Я и сам немного сплоховал, однако в следующий раз такого не случится. Мы попытались атаковать особняк Крейна, однако эта задача оказалась слишком сложной. В следующий раз попытаемся выманить Крейна из его убежища — и тогда посмотрим.

— Но как это сделать? Он крайне редко выходит из дома.

— Есть один способ, — вкрадчиво сказал Чарли Конг. — Есть способ…


Арчер вышел из экипажа и посмотрел на семиэтажное здание конторы «Пасифик Бэнк энд Траст», расположенное в финансовом центре Сан-Франциско на Монтгомери-стрит. Это было самое высокое здание на Западном побережье, построенное из кирпича и камня в так называемом «нео-флорентийском» стиле. Правда, будучи во Флоренции, Арчер не видел там ничего похожего (во Флоренцию он приехал, когда по окончании Принстона совершал большое турне по Европе). Войдя в темно-зеленый, отделанный мрамором вестибюль конторы, он поднялся затем по внушительных размеров лестнице на второй этаж. У него была назначена здесь встреча с матерью, и Арчер знал, что разговор предстоит весьма бурный.

Эмма разбогатела потому, что нужная мысль пришла ей в нужный момент. Это было восемнадцать лет назад, когда в Неваде были обнаружены большие серебряные месторождения. В отличие от «золотой лихорадки», когда можно было разбогатеть, имея сито, лопату и немного удачи, залежи серебра находились в горах. Требовались огромные денежные средства, чтобы рыть специальные шахты, ведущие к серебросодержащим рудам, поэтому владельцы шахт и прибыли тогда в Сан-Франциско за деньгами. Именно тогда Эмме пришла нужная и верная идея: ее страховой компании удалось аккумулировать огромный капитал, так почему бы не открыть еще и собственный банк?

Компания «Пасифик Бэнк энд Траст» открыла свои двери 1 октября 1859 года и вскоре выпустила заем на многие миллионы долларов с небольшим процентом для владельцев серебряных рудников, которые в качестве финансового обеспечения представили акции своих шахт. Когда же взятые по займу деньги не возвращались, а очень многие шахтовладельцы не сумели вовремя это сделать, акции, отданные в залог, переходили банку, что позволило и без того имеющий большое влияние в разработке сьерра-невадского серебра компании «Пасифик Бэнк энд Траст» стать еще более солидным владельцем акций. У Эммы был «синдром Мидаса»: ее банк с самого начала оказался предприятием исключительно успешным. В течение пяти лет, пока Гражданская война сотрясала Восточное побережье, Эмма сумела создать «Пасифик Бэнк энд Траст», чтобы консолидировать свою финансовую империю, куда входили банк, страховая компания, корабельная компания, газета и универмаг.

Когда Арчер вошел в ее приемную, его приветствовал секретарь матери мистер Куотермейн, и Арчер — причем не в первый раз — подумал, что его мать, должно быть, одна из наиболее могущественных женщин Америки. Что ни говори, а трудно добиться того, чего добилась она. Но Арчер был полон решимости последовать по ее стопам.

Арчера провели в святая святых — кабинет Эммы, в котором все несло на себе мужественный отпечаток силы и власти: стены, совсем как в Английском клубе, были обиты панелями темного дерева, стояла мебель английских мастеров XVIII века, на стенах висели картины, где давно уже скончавшиеся клиперы «Кинсолвинг Лайнз» были запечатлены в их лучшую пору. Особенно выделялась картина, изображавшая «Императрицу Китая», корабль, который много лет назад доставил Эмму в Калифорнию.

Эмма сидела за огромным столом. Как всегда она была безукоризненно одета и отлично выглядела. В соответствии с последним криком парикмахерской моды прическа ее состояла из множества кудряшек, забранных на затылок единой массой, — это называлось прической «под пуделя». Великолепное платье было из серого шелка, отдельные его детали были выполнены из яркой алой материи. Герцогиня Сан-Францисская, как он часто называл ее.