— Лучший секс… Ох, не могу! — тяжело дыша, хрюкал он. — О-йе! Сношение, потрясшее весь Сан-Франциско! Да, сэр, держу пари, что твоя подружка до самой смерти этого не забудет. Да, Джимми, но ведь у тебя погибло столько родственников, знаешь ли ты, сынок, об этом? Почти все! Ты только не принимай это слишком близко к сердцу. Однако мне кажется, что в действиях Господа есть нечто странное, когда он убивает твою милую бабульку и оставляет жить такого сукина сына, как ты, с легкой царапиной на руке. Как думаешь?

И снова Джимми ухмыльнулся.

— Да, я тоже так считаю, Дж. Дж.

— У Ванды, конечно, на сей счет свои объяснения. В любом случае перед тобой открываются некоторые возможности, не так ли?

— Что ты имеешь в виду?

— Послушай, Джимми, пошевели мозгами. Смотри, что получается: твоей бабки больше нет, да упокой, Господи, ее Душу, нет и этого старого еврея, за которого она вышла замуж. Твой дядя Арчер тоже погиб. Кузен твой Честер погиб. Муж твоей подружки раздавлен насмерть. Не кажется ли тебе, что Господь оказал тебе некоторую услугу? Он ведь убил в клане Коллингвудов всех, за исключением Кертиса и Альмы. Вот мне и кажется, что если бы ты женился на Альме, а потом мы избавились бы от Кертиса, то ты стал бы наследником огромнейшего капитала, не так ли? Особенно потому, что у твоей бабки не было возможности изменить свое завещание.

Джимми уставился на него во все глаза.

— Не знаю, Дж. Дж., я вовсе не уверен, что там она понаписала в своем завещании. И потом, еще только начаты работы по восстановлению Сан-Франциско. Я знаю лишь, что в страховую компанию «Золотой штат» страховые полисы стекаются прямо пачками.

— Конечно, что тут удивительного! Но, черт побери, сынок, ты все еще не хочешь подумать хорошенько своей головой. Мне плевать, что у нее там было в завещании. Дело в другом: была многочисленная, богатая и влиятельная семья, которая вдруг стала малочисленной. Фактически сейчас в руках всего двоих людей сконцентрированы все составные «Коллингвуд корпорейшн», включая банк, судоходную компанию, компании по недвижимости и страховую, а также, что более важно, целых четырнадцать газет. Другое дело, что в завещании может оказаться что-нибудь из ряда вон, о чем я пока не догадываюсь. Альма и Кертис — единственные, насколько я знаю, дети Арчера, которым удалось выжить в землетрясении. Стало быть, ты, три твоих сестры, Альма и Кертис — единственные внуки Эммы, которые остались в живых, правильно?

— Да.

— Вот, а если мы избавимся от Кертиса, а ты женишься на Альме, то, как мне кажется, ты окажешься единственным из всей семьи, который мог бы взять на себя руководство всей корпорацией. Я при этом подразумеваю как своего рода данность, что ты хочешь встать во главе всей корпорации, потому что только круглый дурак не хотел бы этого. Твои кузины из семейства Коллингвудов куда богаче тебя, сынок.

— Да, но я прежде никогда не думал о том, чтобы возглавить все дело, — признался Джимми.

— Так не пришло ли время задуматься об этом? Потому что если бы ты, а не Кертис стал боссом лос-анджелесской «Клэрион», нам можно было бы не беспокоиться о том, что газета бьет во все колокола по поводу нашей славной операции с недвижимостью, ведь так? Теперь ты понимаешь, к чему я все это говорю?

Дж. Дж. чиркнул спичкой и прикурил свою потухшую сигару. У Джимми было сейчас изумленное лицо человека, увидевшего, как двери Монетного двора города Сан-Франциско внезапно распахнулись перед ним.

— Но ты все время повторяешь: «Если мы избавимся от Кертиса». А как мы могли бы избавиться от него?

Свиные глазки Дж. Дж. Ченнинга сверкнули недобрым блеском.

— Точно так же, как от того репортера: убьем его. И таким образом мы убьем одним выстрелом двух зайцев, Джимми. Потому что я могу поклясться своим последним долларом, что Кертис и сам уже высчитал, что это ты убил Карла Кляйна.

Высокая женщина в белоснежной юбке и блузке спустилась по трапу на главную палубу. Открыв дверь салона, она застыла на пороге, и тут порыв тихоокеанского ветра распушил ее белоснежные волосы. У нее было красивое лицо, темные густые брови, светло-голубые глаза с фанатичным блеском. Эта женщина, почти шести футов ростом, оглядела сперва Джимми, затем Дж. Дж.

— Я только что разговаривала с Иисусом, — объявила преподобная Ванда Уандер.

Дж. Дж. стряхнул пепел с сигары в пепельницу, сделанную из осколка артиллерийского снаряда, выпущенного по укреплениям филиппинцев во время испано-американской войны. Во время боевых действий за то, что ему удалось рекрутировать взвод американских солдат и заплатить издержки по их содержанию в течение месяца, Дж. Дж., по решению президента Маккинли, получил звание Почетного генерала.

— И что же, милая, Иисус поведал тебе?

Ванда Уандер драматическим жестом указала на Джимми.

— Иисус сказал, что Господь уничтожил Сан-Франциско за гордыню и грехи его, за его шлюх и бордели, за людскую жадность и похоть. Но самое важное, Иисус сказал, что Господь разрушил Сан-Франциско из-за богатства, что скопили тамошние евреи.

Глаза у Джимми расширились.

Генерал Дж. Дж. Ченнинг встал с кресла, подошел к Ванде и запечатлел на ее щеке слюнявый поцелуй.

— Я расскажу, милая, своим парням о твоем разговоре. У нас тут Джимми — наш друг, который собирается помочь нам взять все это богатство в наши руки. Скажи, Джимми, я правильно сказал?

Джимми медленно, как во сне, кивнул.

— Да, Дж. Дж.

— Аллилуйя! — воскликнула Ванда Уандер, взглянув на облачное небо, простиравшееся над островом Каталина. — Слышишь ли ты эти слова, о Иисус? — крикнула она. — Все деньги Эммы Левин, вся ее власть и слава, все, буквально все перейдет к нам. Да будет славен Господь!

— Да будет славен Господь, — как эхо откликнулся Дж. Дж., хлопнув по округлому заду Ванды.

— Да будет славен Господь, — прошептал Джимми.

«Это месть моего отца, — подумал он. — Эт-т-то м-месть м-моего отца всем этим К-коллингвудам!»


— Это весьма неожиданно, — сказал детектив Клифф Паркер из полицейского управления Лос-Анджелеса, помешивая утренний кофе на кухне своего бунгало в Санта-Монике.

Его жена Дори жарила на плите яичницу.

— Дорогой, и я тоже так думаю, — мягко сказала она. Подобно собаке, мусолившей любимую кость, Клифф Паркер весь предыдущий вечер только об этом и говорил. — Зачем бы еще комиссару Мюррею говорить тебе, чтобы ты прекратил расследование по еще не раскрытому делу об убийстве?

— Он даже не потрудился привести хоть какие-нибудь символические причины. Он просто сказал мне: «Паркер, дело об убийстве Карла Кляйна передано полиции штата». И точка. Я уверен, что это очень даже неспроста. Нет никаких причин, чтобы убийство местного значения расследовала полиция штата. Есть и еще одна вещь…

— Я знаю. Кертис Коллингвуд знает куда больше, чем говорит. Ты говорил это вчера вечером.

Клифф вздохнул.

— Извини. Но я никак не могу примириться с этим. Кто-то заплатил комиссару, чтобы он похерил это дело.

— Совершенно очевидно, что это Кертис Коллингвуд.

Клифф вскочил из-за стола, направился к плите, чтобы налить себе еще кофе.

— Не исключено, — сказал он. — А может, и не он. Этот Кляйн раскручивал историю с проектом «Оуэнс Вэлли»…

Тут раздался телефонный звонок. Клифф Паркер поставил кружку на стол и, подойдя к стене, снял трубку.

— Алло?

Затем на его лице обозначилось удивление, причем чем больше он слушал собеседника, тем больше оно возрастало. Наконец он сказал:

— Хорошо, я приеду.

Повесив трубку, повернулся к жене.

— Это был Кертис Коллингвуд. Он назначил мне встречу у себя в офисе в десять часов.


— Час назад я разговаривала с Иисусом! — кричала преподобная Ванда Уандер с кафедры небольшой Церкви божественной медитации в центре Лос-Анджелеса. — Я сказала ему: «Иисус, что нам делать с грехом, который превратился сейчас в общенациональную проблему?» А Иисус сказал мне: «Ванда, нам нужно закатать рукава и работать без устали над искоренением греха. Ты сама должна делать все возможное, чтобы очиститься от греха и чтобы в душе твоей для греха не осталось места, подобно тому, как ты скоблишь на кухне пол дочиста, чтобы не осталось соринки». Еще Иисус говорил мне: «Ванда, что пользы в таком положении вещей, когда полы на кухнях у людей чистые, тогда как души их исполнены греховных устремлений?» И вот потому я и обращаюсь ко всем вам: давайте же очистим наши души!

— Аминь! — закричала толпа почти в две сотни человек, которым удалось протиснуться внутрь деревянной церкви.

— Давайте же начисто выметем скверну из сердец наших, равно как и из домов наших.

— Аминь!

— Давайте же выстираем наше постельное белье, вытряхнем наши пропылившиеся матрасы, наведем порядок в бельевых шкафах и очистим наши души!

— Аминь!

— Положим средство от моли в ящики шкафов и точно так де положим любовь в сердца наши.

— Аминь!

— Выстираем занавески на окнах, вымоем окна и отмоем так же точно наши грешные души!

— Аминь!

— И лишь затем, когда души у нас будут столь же чисты, как и жилища наши, мы сможем раскрыть наши объятия, распахнуть наши сердца и воззвать: «Иисус, мы хотим позвать тебя как нашего брата и помолиться с тобой вместе». И если бы точно так же поступил каждый американский христианин, эта великая нация решила бы национальную проблему греха и тогда Америка смогла бы войти в Славное Братство! Аминь! Да хвалите Господа нашего!

— Хвалим Господа нашего!

— А теперь, когда возлюбленная сестра Харриет начнет петь «Скалу Времен» и члены нашего славного братства пройдут по рядам с блюдами для пожертвований, я умоляю всех вас отдать всю щедрость ваших сердец. И помните, вы даете самому Иисусу!

Одетая в широкие белые складчатые одежды, Ванда покинула кафедру и уселась в большое деревянное кресло, а возлюбленная сестра Харриет начала петь «Скалу Времен» высоким и не совсем чисто выводившим мелодию голосом. Вся конгрегация, состоявшая исключительно из белых, порядком, правда, пообносившихся, начала подпевать, в то время как молодые люди в белых костюмах пошли по рядам прихожан с блюдами для пожертвований. Когда Ванда выводила «Весеннее очищение с Иисусом», Кертис Коллингвуд протиснулся в церковь и стал в последнем ряду молившихся, которые умилялись при одной только мысли о совершаемом дарении и с чувством подпевали гимн. Кертис подумал сначала, что воображение Ванды просто смехотворное, но, судя по тому, с какой готовностью прихожане бросали на блюдо свои денежки, можно было сделать вывод, что она знает, что делает.

Кертис увидел, как рядом с ним пробрался в церковь и Джимми Лопес. Как и Кертис, Джимми в знак траура повязал на рукав черную траурную ленту; левая его рука все еще была на перевязи. Подойдя к Кертису, он сказал:

— Спасибо, что пришел.

— Ни за что не упустил бы случая взглянуть на Ванду.

— Ну разве она не восхитительна?

— Не то слово! Ты сказал мне по телефону, что Дж. Дж. намерен внести ясность в вопрос об убийстве Карла Кляйна. Что именно следует понимать под словами «внести ясность»?

— Он хочет признаться.

— Хочешь сказать, что Дж. Дж. застрелил его?

— Правильно, и сейчас он ужасно мучается из-за этого. Ванде наконец-то удалось убедить его, что лучший выход из этой ситуации — полное признание. Она советовалась на сей счет с самим Иисусом, и Иисус с ней согласился. Вот поэтому Дж. Дж. позвонил в полицию. Возле церкви нас ожидает Карлтон Мюррей, он и отвезет нас на причал. Дж. Дж. сейчас у себя на яхте.

— Что это вдруг Дж. Дж. стал таким сговорчивым? Тем более по отношению ко мне? Вся эта история попахивает жареным. Я подумал, что раз уж все так обернулось, он захочет рассказать все по крайней мере кому-нибудь их своих журналистов.

— Иисус сообщил Ванде, что часть искупления Дж. Дж. должна заключаться в том, чтобы он позволил тебе поглотить его газету; Более того, Карл Кляйн был твоим репортером.

Кертис уставился на кузена, а все прихожане в этот момент затянули третий куплет «Скалы Времен».

— Джимми, а как ты думаешь, почему это Иисус всегда разговаривает с Вандой Уандер и никогда не разговаривает… ну, со мной, например!

— Ты должен попросить его об этом.

— Все вы — банда сумасшедших. И если ты подумал, будто я готов в одиночку отправиться на яхту Дж. Дж., ты, должно быть, считаешь и меня таким же сумасшедшим.

— Ты отправишься туда с полицией.

— У меня есть основания считать, что Дж. Дж. отстегивает от своих щедрот комиссару Мюррею. Так что спасибо тебе за приглашение, но уж нет, благодарю покорно. Я только что и сам переговорил с Иисусом, и он сказал мне: «Дуй отсюда, пока тебя не разделали на мелкие кусочки». Спокойной ночи, Джимми.