На улице, возле дома, было светло. У парадного толпились караульные, городская стража, собралось множество людей. Впопыхах прибежал исправник, военный врач, живший поблизости. Некоторые наскоро накинули на себя платье, у одного в руках был топорик, у другого — сабля.

Качука кинулся по лестнице к двери, которая вела из передней прямо в спальню Тимеи. Она оказалась запертой изнутри. Майор изо всех сил надавил на нее плечом, и она сорвалась с петель.

Перед ним, распростертая на полу, лежала без сознания, вся в крови, Тимея. Майор схватил ее на руки и бережно положил на постель, Осмотрев раны, военный врач объявил, что ни одна из них не представляет серьезной опасности и что Тимея просто в обмороке.

Когда улеглась тревога за жизнь любимой, майором овладела жажда мщения. Но где же убийца?

— Странно, — заметил исправник. — Все двери заперты, как же убийца мог проникнуть сюда, а затем выбраться отсюда?

Преступник не оставил ни малейших следов. Смертоносное оружие, которым была ранена Тимея, — сломанная сабля, хранимая ею как святыня в бархатном футляре, — валялось окровавленное на полу.

Наконец прибыл домашний врач Тимеи.

— Давайте-ка расспросим прислугу! — предложил он.

Челядь спала беспробудным сном. Эскулапы тщательно осмотрели всех, — никто не притворялся. Слуги были одурманены настоем опия.

Кто же еще находился в доме? Кто мог покушаться на жизнь Тимеи?

— А куда девалась Аталия? — осведомился майор у г-жи Зофии.

Та молча уставилась на него. Она и сама этого не знала.

Исправник открыл дверь в спальню матери и дочери. За ним вошли все остальные. Позади плелась Зофия. Она-то знала, что постель дочери пуста. Однако, как ни странно, Аталия сейчас лежала в кровати и, казалось, крепко спала.

Кружевной ворот нарядного батистового пеньюара был застегнут до самого подбородка. Прическу прикрывал вышитый ночной чепчик. Белые холеные руки, скрытые до запястий кружевными оборками рукавов, покоились на одеяле. И руки и лицо были безукоризненно чисты.

Увидав дочь, Зофия в недоумении прислонилась к стене.

— Она тоже спит мертвым сном, — заключил врач. — И ей дали опиума.

Военный лекарь, в свою очередь, подошел и пощупал пульс Аталии. Пульс был ровным, спокойным.

— Спит мертвым сном…

Ни одна черточка не дрогнула на лице девушки, когда врачи проверяли ее пульс. Даже движением брови не выдала она, что притворяется. Аталия, изумительно владевшая собой, сумела всех обмануть.

Всех, кроме одного. Того, чью возлюбленную она хотела сжить со света.

— Вы в самом деле уверены, что она спит? — спросил майор.

— Дотроньтесь до ее руки, — предложил доктор. — Вы сами убедитесь, что она совершенно холодная и спокойная.

Аталия почувствовала, как Качука взял ее за руку.

— Но взгляните, господин доктор, — сказал вдруг майор. — Посмотрите внимательно, видите под ногтями этой прелестной беленькой ручки следы… свежей крови!

При этих словах пальцы Аталии судорожно сжались. Майору показалось, что в его руку вонзились орлиные когти.

В тот же миг Аталия с хохотом сбросила с себя одеяло и вскочила с постели. С вызывающим, горделивым видом оглядела она изумленных мужчин, пронзила торжествующим взглядом майора, потом гневно уставилась на мать. Не выдержав демонического взора дочери, несчастная женщина без чувств упала на пол.


Последний удар кинжала



В судебных архивах комаромского комитата хранятся материалы о нашумевшем уголовном процессе, героиней которого была Аталия Бразович.