— А где была его жена?

— На корабле, с тремя из их детей. Они все время были на другой палубе. Я уверена, что он и она уже давно заключили договор — только за счет этого браки и держатся. Но тогда я была убеждена, что он бросит ее, как только мы вернемся в порт. Как же он мог говорить такое, и касаться меня так, и глядеть, как он все время на меня глядел — Боже правый, эти итальянские глаза, как тающий шоколад — и вернуться к своей жене? В любом справедливом и надежном мире, такого не могло произойти. Но, конечно, именно так он и сделал. Даже не оглянувшись и не бросив ни одного романтического взгляда сожаления.

Наступило молчание. Клер допила вино и поставила стакан. Она вспомнила себя, восемнадцать лет назад, как она стояла у телефона, с пересохшим от страха горлом, и как безумная обзванивала всех, кого знала, кто хоть что-то мог подозревать о том, где Тед, кто видел его последние сутки, кто мог с охотой посоветовать ему возвращаться к жене и ребенку, которого она носила. Никто не знал, где он. И, насколько помнила Клер, он тоже не оглянулся и не бросил романтический взгляд сожаления. И она никогда его больше не видела.

— Ты видела его потом хоть раз? — спросила она Ханну.

— Никогда. Это такая старая, банальная история, и очень долго, когда я уже пришла в себя после нее, я стеснялась ее кому-то пересказывать. Но теперь я смотрю на нее как на одну из сказок Гримм — юная принцесса и рогатый бык, который так и не превратился в принца. Женатые мужчины без совести похожи на диких быков вне загона: их нельзя остановить разумными речами, они становятся неистовыми, и сметают все на своем пути, и никогда не оглядываются, чтобы посмотреть, какой ущерб они нанесли.

У Клер вырвался смешок. Она уже давно пришла в себя от истории с Тедом, но ей все еще было неприятно о ней вспоминать.

— А как много времени тебе потребовалось, чтобы прийти в себя?

— О, несколько месяцев. Почти год. Я была уверена, что умру. Буквально. Я думала, что, должно быть, это моя вина — я сделала или, наоборот, не сделала чего-то, что могло заставить его решиться — и я чувствовала, как будто задыхаюсь от отчаяния, такое чувство потери и мертвой пустоты, что я и вправду думала, что мое тело не выдержит этого и все скоро кончится. Не то, чтобы я думала о самоубийстве, для этого мне не хватало воли. Просто я не понимала, как человеческий организм может существовать, настолько полным тоской и ненавистью к себе.

Да, да, так это и было. И длилось до тех пор, пока не родилась Эмма. Кажется, именно поэтому я и держалась так близко к дому все эти годы. Никаких приключений, ничего, в чем я бы не была уверена. Даже любовные связи кончались тепловатым, равнодушным тупиком, и я всегда знала это.

— Но мой организм выдержал, — сказала Ханна. — Разве не удивительно, насколько мы крепкие на самом деле? И постепенно я все это пережила и снова начала путешествовать. В те дни я много объездила. — Появился официант и она подняла глаза. — Мне, на этот раз, водки. И еще стакан вина для моей подруги. — Она снова повернулась к Клер. — Зачем я продолжаю, как будто это что-то новое для тебя? У тебя было даже хуже — ты была с Эммой. Мой роман выглядит хилым в сравнении.

— Несчастье никогда не мало. Оно всегда больше нас, по крайней мере до тех пор, пока мы не сможем на него оглянуться и превратить его в сказку Гримм.

Ханна широко улыбнулась:

— Мне это нравится. Приятно слышать, как ты произносишь мудрые слова.

— Ох. — Как странно, подумала Клер — раньше такого не случалось. Не то, чтобы у нее не возникали мысли о том, что люди делают и почему они это делают — таких мыслей было навалом. Но она всегда держала их при себе, потому что не верила, что кто-нибудь найдет их интересными. Но Ханна улыбалась. Может быть, я в этом не хуже других, подумала Клер. — Вероятно, это заразно, — сказала она весело Ханне. — Я, должно быть, подхватила это от тебя.

Прибыли их напитки и Ханна подняла свою рюмку:

— За твое здоровье и счастье и за мудрые слова. Я хочу, чтобы ты знала, как мне здесь хорошо. И как я тебе благодарна. И я надеюсь, что тебе хорошо тоже.

— Конечно.

— Но… — Ханна поглядела на нее, — этого недостаточно.

— Это больше, чем у меня когда-либо было. Я удовлетворена.

— Ну, ты не должна бы. Ты должна всегда хотеть от жизни большего, Клер. Почему ты так спешишь объявить себя удовлетворенной? Знаешь, что ты делаешь? Ты относишься к себе, как к картине: ты делаешь себе рамку — круиз, Аляска, Ханна в качестве компаньонки — и вешаешь все это на стену, вот оно, застывшее, неизменное и законченное. И совершенно нет места для неожиданностей. Ты для этого слишком молода, такое для людей моего возраста. Я очень тронута и ценю, что тебе нравится мое общество, и надеюсь, что ты будешь так же ко мне расположена еще долго, но если тебе хочется узнать других людей — Квентина Эйгера, например — то почему бы тебе не пригласить его выпить после обеда? Он тебя уже один раз приглашал, может быть, теперь твоя очередь.

— Я не могу этого. И кстати, разве не ты мне говорила только несколько минут назад, как банальны корабельные романы?

— А разве это должно быть романом? Я сказала, если ты хочешь узнать его.

Клер покраснела:

— Это не станет романом.

Ханна допустила и это. Она ничего не сказала, когда Квентин зашел в зал вместе с Лоррэн и Оззи Термэн после ужина и приветливо кивнул ей и Клер, или когда они увидели его за завтраком на следующее утро с незнакомой женщиной. И к тому времени, когда они достигли после полудня Вальдеса, последней стоянки перед Анкориджем, где круиз заканчивался, Ханна уже говорила о том, что им нужно сделать в новом доме, когда они вернутся в Уилтон, и о других путешествиях, в которые было бы очень интересно отправиться осенью, когда Эмма уедет в колледж, как будто она уже покончила с Аляской и воображала, что Клер тоже.

В Вальдесе пассажиры разбрелись по разным сторонам, к ледникам и каньонам, к водопаду по имени Вуаль Невесты, а Эмма с Бриксом отправились на экскурсию на плотах с гидом, с последующим ужином в городе. Ханна пошла исследовать город, и вместе с ней погруженная в меланхолию Клер. Круиз уже почти закончился и она испытывала разочарование. Она точно не знала, чего ожидала от него прежде — вероятно волнения, романтики, волшебства — но тогда ей следовало выбрать место поэкзотичней, чем Аляска. Может быть, я не создана для волшебства и романтики, думала она, и даже для волнения. Но тогда, что хорошего во всех этих деньгах? Казалось, что они изменят мою жизнь и меня саму. Они должны были изменить меня, для этого и деньги — превращать нас в таких людей, какими мы не могли стать будучи бедными. И пока она брела вслед за Ханной по Вальдесу, настолько далеко от блистательных европейских столиц, насколько это возможно, ее меланхолия только росла. Может быть, я именно из тех людей, с которыми никогда не происходит ничего волнующего, размышляла она, что бы они ни делали. Это была удручающая мысль.

— Я никогда так много времени не проводила, думая о себе самой, — сказала она Ханне позже, за ужином. — Это невероятно эгоистично. И должно быть, все из-за денег. Я раньше думала о чем-то основном, вроде еды и жилья, а теперь только о том, что же мне следует делать. И удивляюсь, почему же я этого не делаю. Где, как ты думаешь, Эмма? Я сказала ей возвратиться к половине девятого.

— Я ее не видела, — Ханна встретилась глазами с Клер. — Но, конечно же, они на корабле — они же знают, что он отходит в девять. Вероятно, они где-то на палубе — ты же знаешь, как всем нравится смотреть за тем, как команда готовит отплытие.

— Да, я думаю ты права. — Но Клер начала ощущать то самое знакомое чувство, будто что-то обрывается внутри, ослабляющий страх, который приходил каждый раз, когда Эмма поздно возвращалась со свидания. — Но тебе не кажется, что ей следовало отыскать нас, хотя бы для того, чтобы показать, что она вернулась.

— Она сейчас немного эгоцентрична, — нежно сказала Ханна.

— Да, но может быть, их вовсе здесь нет. Может быть, что-то случилось.

Клер подняла голову, обнаружив, что к ним идет Квентин.

— Я ищу Брикса, — сказал он. — Вы его не видели?

— Нет. Мы как раз волновались, где они могут быть. — Она отодвинула стул и встала: — Я пройдусь по палубе…

— Я уже там искал. И во всех других открытых местах. — Не спрашивая, он взял стул и сел.

Страх Клер раздулся до невероятности, сердце начало колотиться.

— С ними что-то случилось.

— Не так уж много чего может случиться в Вальдесе. — Но они плыли на плоту.

— Брикс сказал мне, что там будет гид. А гид никак не заведет их в опасное место и не вернет их поздно.

— Разве они не планировали поужинать в Вальдесе? — спросила Ханна.

Квентин бросил на нее быстрый взгляд:

— Да. Брикс не сказал мне, куда они пойдут.

— Вероятно, мест не так много, — сказала Клер. — В подобном городке. Мы можем обзвонить все рестораны и выяснить, где они были и когда ушли?

— Мистер Эйгер? — капитан корабля стоял около столика. — Нам позвонили для вас. Мистер Брикс Эйгер.

— Где он?

— И также для миссис Годдар от Эммы Годдар, если вы знаете, кто это…

— Да, — сказала Клер. — Это моя дочь.

С ней все в порядке. С ней все в порядке. Не утонула и не была похищена или убита где-то в лесу, не потерялась. С ней все в порядке.

— Где они? — снова спросил Квентин.

— В Вальдесе. Молодой человек сказал, что они опоздали на корабль и теперь в отеле Вестмарк Вальдес. Вы понимаете, мистер Эйгер, и миссис Годдар…

— Вы должны дать нам телефон, — перебил его Квентин.

— Ваш сын сказал, что вам не стоит волноваться. Вы понимаете, мистер Эйгер и миссис Годдар, это очень серьезно. Мы, конечно, объясняем пассажирам, что всегда отплываем точно по расписанию и что это их, обязанность приходить на корабль вовремя, а не наша — разыскивать их, но я знаю, что юная леди несовершеннолетняя, и это приносит нам много проблем.

— Я позабочусь об этом, никаких проблем не будет, — Квентин встал. — Я собираюсь позвонить Брик-су, — сказал он Клер. — Хотите пойти со мной?

— Да. Я зайду позже к тебе в каюту, — сказала она Ханне, и затем отправилась за Квентином в его каюту.

— Дурак проклятый, — бормотал Квентин. — Чертов дурак: ему следовало знать.

— И Эмме тоже, — сказала Клер.

— Он старше. Он отвечал за нее.

Клер промолчала. Конечно, Брикс отвечал за нее. И Эмма, желая посвоевольничать перед матерью и Ханной, могла отправиться за Бриксом Эйгером в любое место, потому что думала о нем, как о каком-то совершенстве.

В гостиной Квентин сел за стол, позвонил в отель Вальдеса и попросил Брикса.

— Садитесь, — сказал он Клер, которая застыла посреди комнаты.

— Я хочу поговорить с Эммой, — сказала она.

— Привет, пап, — сказал Брикс из Вальдеса. Его голос слегка дрожал и он говорил громко, пытаясь скрыть это. — Я извиняюсь, я тут немного спятил…

— Что, черт возьми, происходит? — потребовал Квентин.

— Ничего, пап, мы опоздали на корабль, вот и все. Я не знаю, как это случилось; мы ужинали и я думал, что у нас еще куча времени в запасе. Да ведь ничего страшного: мы завтра утром наймем самолет и встретимся с вами в Анкордиже.

— Как?

— Пап, я об этом позабочусь. Или самолет, или вертолет. Они тут везде: люди так и передвигаются. Денег достаточно, кто-нибудь подвезет нас до Анкориджа. Это всего около сотни миль, я узнавал. Никаких проблем, пап, не волнуйся за нас.

— Ты отвечаешь за эту девушку. Это ты понимаешь?

— Боже, пап, конечно. Она в порядке. Все отлично. Тебе не о чем беспокоиться. Встретимся завтра в аэропорту.

— Я рассчитываю, что ты прибудешь раньше нас. Я не собираюсь переносить полет до дома ради тебя. Это ясно? Ты должен быть в Анкоридже до девяти.

— Пап, послушай, я постараюсь сделать это как можно быстрее…

— До девяти. И никак иначе. Где Эмма?

— В своей комнате.

Квентин поднял брови. Он собрался что-то сказать, но потом одумался. Поглядел на Клер:

— Эмма в своей комнате, попросить оператора соединить с ней?

Клер встретилась с его глазами:

— Да, спасибо. — Она взяла аппарат, который претянул ей Квентин и села за его стол, слушая все повторяющиеся гудки.

— Привет, что, долго звонило? — сказала Эмма. — Я была в душе.

Клер вслушалась в голос дочери, медленный, чувственный, чуть сонный. Это был голос любовницы. Она едва узнала ее.

— Эмма, — сказала она.

— Мама? А, ты получила наше сообщение. Я собиралась звонить тебе, как только выйду из душа. Я не могла поговорить с тобой раньше, потому что Брикс не хотел беседовать с отцом и просто оставил сообщение для вас обоих. Но, по крайней мере, ты узнала, где я.

Не ругай ее: сейчас не время.

— Ты заставила нас поволноваться, — сказала Клер, стараясь, чтобы это прозвучало легко.