— Мне эта идея пришла вчера, — сказал он радостно. — Я сначала собирался сказать отцу, но — какого черта? Слушай, мы начинаем новую рекламную кампанию для новой линии, которую только что открыли, и отец и Хейл — это его помощник по рекламе — говорили, что им нужно новое лицо, и что они собираются искать. Искать совершенное лицо. Так вот, а что если я скажу — что у тебя как раз такое?

— Ты имеешь в виду… фотомодель?

— Точно. Я говорю тебе, куколка, ты роскошна: у тебя потрясающая улыбка, ты милая и сексуальная, как черт знает что. Ты именно то, что нам нужно. И у тебя будет свое дело: под своей мамочкой ты не останешься. Она слишком много тебе указывает. Слушай, приходи ко мне завтра в контору, а я позову отца и Хейла и мы все это обговорим. Им потребуется сделать кучу проверочных фото, но ведь я за тебя, и я знаю, что ты отлична — значит, так оно и есть. Ну, как насчет этого? Твоя мать не подумает же, что ты собираешься хоронить себя в колледже, если можно стать знаменитой новой моделью «Эйгер».

Эмма сжала аппарат в руках. Модель. Знаменитая модель для косметики «Эйгер». Милая. Сексуальная. Совершенное лицо. Ее сердце заколотилось. Я стану великой, подумала она. Не проста маленькой студенткой, а моделью, которую увидят миллионы. Они будут узнавать меня на улице.

И я буду с Бриксом.

Мы будем работать вместе, мы будем ближе друг к другу, чем когда-либо раньше. Он никогда меня не оставит. Мы будем частью одной компании. Компании его отца. Его компании. Это все равно, что быть женатыми.

— Эй, — сказал Брикс, — ты слушаешь?

— Да, — сказала Эмма почти шепотом, — О, Брикс, как это здорово, я просто в восторге. Я всегда хотела стать моделью.

— Значит, приезжай завтра утром. Ты сможешь? Ты сможешь удрать от матери?

— Конечно, смогу. Я же не в тюрьме. Когда мне прийти?

— В десять. Скажи секретарше, что ты ко мне.

— Да. — Да, я к тебе. Я пришла к тебе. Я буду всегда приходить к тебе. — Увидимся завтра.

— Девочка ты моя. — Она подождала, не скажет ли он чего-нибудь о сегодняшнем вечере. — Я должен идти, куколка: мы здесь чертовски заняты. Завтра в десять. И не клади на себя слишком много макияжа.

Эмма долго просидела на кровати, сложив руки на коленях. Если бы мама не выиграла в лотерею, я никогда бы не встретила Брикса, подумала она. И никогда бы не влюбилась, никогда бы не стала моделью. Вся моя жизнь была бы скучной и отвратительной. Я должна сказать ей, и поблагодарить ее. Но я не могу, потому что она не поймет. Когда-нибудь я скажу. Когда она узнает Брикса и все снова станет хорошо.

— Но это нелепо, — сказала Клер на следующее утро, когда Эмма объявила ей, что едет в Норуолк. — Зачем тебе пробоваться на фотомодель за три недели до колледжа?

Эмма нащупала ключи от машины; голова у нее была опущена.

— Я не поеду в колледж. Клер уставилась на нее:

— О чем ты говоришь? Конечна, ты поедешь в колледж, все уже устроено.

Все еще глядя вниз, Эмма подняла голову:

— Я знаю, мы об этом с тобой говорили, но…

— Говорили! Эмма, мы решили.

— Да, но теперь все изменилось. — Она подняла взгляд и встретилась с глазами Клер. — Я хочу остаться здесь. И стать моделью. Я всегда хотела этого: ты же знаешь.

— Эмма, подожди-ка. Ты не можешь так внезапно… Да, ты можешь стать моделью или кем угодно, но сначала ты должна окончить колледж. Тебе нужно думать о сотне других возможных карьер, а если не поступишь сейчас в колледж, то никогда не сможешь начать ни одну из них. Я не собираюсь позволить тебе упустить это, как было со мной. Почему ты думаешь, я никогда не могла возглавить свою группу дизайнеров? Компания мне бы этого не позволила. Их клиенты желают видеть людей с дипломами — им нужно много-много дипломов в рамочках на стене. Эмма, я хочу, чтобы ты получила все те возможности, которых не было у меня. Я хочу, чтобы тебе удалось больше, чем мне.

— Мне и удастся, я все сделаю лучше; я знаю много больше, чем ты в моем возрасте. Я буду знаменитой и богатой, и добьюсь этого сама, не выигрывая всякие глупые лотереи или что-то подобное, и у меня есть мужчина, который меня не бросит, никогда! — Эмма бросила взгляд на окаменелое лицо матери, но, разогнавшись, уже не могла остановиться: — Тебе не нужно беспокоиться обо мне: я знаю, что делаю, и у меня есть Брикс, который обо мне позаботится. Вся моя жизнь теперь изменится, и это чудесно.

Она пошла наружу, но по дороге задержалась. Встала и снова нащупала ключи.

— И пожалуйста, не сердись на меня, — сказала она, полуобернувшись к Клер, — Я так этого хочу. Извини, если сказала что-нибудь неприятное. Но я должна это сделать, я должна, и ты не сможешь меня остановить. Я вернусь днем.

Люди заглядывались на нее, когда она проезжала мимо в своем открытом спортивном мерседесе красного цвета. Скоро ее злость и напряженность улетучились, она забыла о том, что чувствовала себя виноватой перед матерью, и начала улыбаться. Солнце ярко светило, теплый летний ветер развевал ее волосы, и она ощущала себя принцессой, которая едет в карете к замку, где ее ждет принц.

Брикс был невероятно официален, как будто едва ее знал, как будто они не были в постели всего две ночи назад, когда кокаин сделал все простым и прекрасным.

— Эмма Годдар, Хейл Йегер, — произнес он, не вставая с ней рядом, и почти не глядя на нее. — Хейл — глава «Хейл Адвертайзинг», а это Билл Страуд, творческий директор от Йегера в рекламе косметики Эйгер, и Норма Колтер, протоколист, и Марти Лундин, помощник творческого директора. И мой отец, которого ты знаешь.

Эмма поздоровалась со всеми за руку, чувствуя себя как бы выставленной на всеобщее обозрение под их оценивающими взглядами. Она подумала, что, может быть, ее короткое белое платье слишком неброско, или макияжа слишком много, несмотря на слова Брикса, или она слишком часто улыбается.

Брикс повернулся к ней:

— Я поведу тебя к косметологу, чтобы сделать макияж для съемки.

— Давайте сначала поговорим немного, — сказал Хейл.

— Хорошая мысль, — отозвалась Марти Лундин. — Давайте познакомимся получше.

— Ты понимаешь, Эмма, — сказал Билл Страуд, — это не обычная процедура отбора моделей. Обычно у нас целые папки кандидаток и мы выбираем пять или шесть девушек с нашим собственным фотографом. И на самом деле, мы уже отобрали четверых, а из них остановились на двоих. Но Брикс хочет этого и настаивает, так что это особый случай. Я просто хочу, чтобы ты знала, куда попала.

Эмма кивнула. Она глянула на Брикса, но он смотрел в окно, как будто ему наскучило, и вот тогда-то она поняла, что никто, исключая, конечно, Брикса, ей не поможет. Билл Страуд выдвинул один из черных кожаных стульев, стоявших вокруг стола кабинета Квентина, и Эмма внезапно осознала, что это для нее. Она старалась держаться как можно независимее.

— Спасибо, — сказала она, и села.

Другие расселись вокруг стола, наполнили свои стаканы водой из высоких графинов, и стали спрашивать Эмму о школе, о друзьях и ее хобби, о том, какую она любит одежду, и о ее новой машине. Она отвечала на все вопросы, умоляя себя не улыбаться так много и не суетиться. Когда они спросили ее, где она живет и что делала летом, она сообщила о новом доме в Уилтоне и о путешествии на Аляску.

— А, так ты лотерейная девушка! — воскликнула Норма Колтер. — А, нет, ты недостаточно взрослая. То была твоя мать? — Эмма кивнула. — Как забавно! Никогда не была знакома с человеком, который что-либо выиграл — весь приз, точнее. И сколько это было?

— Шестьдесят миллионов долларов, — сказала Эмма. Все ошеломленно замолчали.

— Боже, Боже, — пробормотал Билл Страуд. — Чуть больше, чем забавно.

— Шестьдесят миллионов долларов, — мечтательно произнесла Марти Лундин.

— И вам пришло в голову искать работу? — поинтересовалась Норма Колтер.

— Я хочу стать фотомоделью. Я всегда этого хотела. И кроме того, деньги принадлежат моей матери, а не мне. Я хочу быть кем: то сама по себе.

— А что насчет колледжа? — спросил Билл.

— Я хочу стать моделью.

— Держу пари, что ваша мать хочет, чтобы вы пошли в колледж, — сказал Хейл.

Эмма слегка растерялась;

— Разве это важно? Я хочу сказать, что она действительно этого хочет, но она всегда помогала мне, когда я чего-то по-настоящему хотела, и она не будет меня останавливать, я это знаю. Если получится, конечно. Если вы меня возьмете.

— Да, но нам нужно ее согласие, — сказал Билл. — Вы несовершеннолетняя.

— Мне почти восемнадцать.

— Но пока — нет. — Он поглядел на Хейла и Квентина. — Я не уверен, что мы должны даже делать проверочное фото, если не получим согласия снимать ее.

— Да нет же! — воскликнула Эмма. — Все в порядке. Я знаю, что все в порядке. Она никогда не говорила мне «нет» и не скажет на этот раз.

— Никогда не говорила «нет»? — переспросила Норма, ее брови поднялись.

— Нет, когда я хотела чего-то по-настоящему.

— Что ж, я горю желанием начать, — заявил Хейл. — Но вы понимаете, Эмма, что даже если фото нам понравится, и вы нам подойдете, мы прямо сразу вам контракт не предложим. Мы сделаем несколько дюжин реклам в журналах и проверим их влияние в так называемых «группах центра», по продаже. Если вы понравитесь нашим покупателям, то тогда можно будет говорить о контракте.

Эмма кивнула. Она даже и не думала о контракте. — Итак, давайте посмотрим, — добавил Хейл. — Давайте спустимся в студию.

Они покинули кабинет Квентина и на двух машинах отправились вглубь Норуолка, к кубическому зданию без окон. Внутри их ждала маленькая, пухлая женщина с розовым личиком.

— Эмма, это Ли Партц, — сказал Хейл. — Она займется твоим макияжем. Ли, сколько тебе нужно времени?

Ли обозлила Эмму:

— Отличные кости, — заметила она ей с заговорщицкой улыбкой, и Эмма улыбнулась в ответ, чувствуя, что встретила друга. — Меньше часа, — сказала Ли и повернулась к выходу из приемной.

Уже снаружи Эмма чуть отстала. Она услышала, как Билл сказал:

— Милый рот, сексуальные глаза — выглядит очень юной, но не как подросток.

— Она может быть любого возраста, — сказала Норма Котлер. — Нам не стоит замыкаться на внешности подростка.

— Не знаю, — заметила Марти Лундин. — Она не кажется сильной, какая-то нерешительная/ Слабая.

— Ну, мы так на нее навалились, — сказал Хейл. Эмме захотелось его поблагодарить, но Ли уже нетерпеливо ждала, когда она пройдет за ней в гримерную, и поэтому Эмме не удалось услышать, что сказали о ней Квентин и Брикс, если они вообще что-то сказали. Они промолчали все то время, что остальные ее расспрашивали.

Ли потребовался почти целый час, чтобы сделать Эмме макияж, и она болтала без умолку, чтобы развлечь Эмму и дать ей возможность расслабиться перед съемкой, рассказывая об актрисах, с которыми была знакома и работала. Когда наконец Эмма взглянула в зеркало, то едва узнала себя. Она была более прекрасна, чем могла себе представить.

— Это не я, — пробормотала она. Ли рассмеялась.

— Это ты и я, мы вместе — твое лицо и мои мазилки. Точнее, я должна была сказать, если бы не дорожила своим трудом: мазилки «Эйгерс». Ты отлично выглядишь. Ну, давай. — Она провела ее вниз по коридору в скромную комнату с белыми стенами и полом, меблированную крайне просто: подушки и треножники для софитов, и дополнительных подсветок, и отражающих экранов.

— Я не трогала ее волосы, — сказала Ли, когда они вошли. — Мне подумалось, они и так хороши.

— Хороши, — сказал Билл Страуд. Он пристально посмотрел на Эмму. — Очень хороши.

Все уже были здесь, и Эмма услышала нечто вроде коллективного вздоха, когда они ее увидели. Они смотрели долго, не отрываясь. Она покраснела и опустила глаза, чтобы избежать этих взглядов.

— Придется привыкнуть, что люди на тебя смотрят, — сказал Билл. — Вот когда не смотрят, то это беда. И для тебя, и для нас. Ладно, начнем по плану. — Он подвел ее к куче подушек на полу. — Выбери себе удобную позу. Это Тод Толлент, наш фотограф. Делай все, как он скажет.

Эмма села на подушки, и подтянула под себя ноги, уперев руки в бока и подняв голову, пока Тод ее молча разглядывал. Включился свет, горячий и ослепительный, как солнце после дождя.

— Ладно, — произнес Тод. — Эмма, вытяни ноги перед собой, облокотись назад, и откить чуть голову. Ты смотришь на небо или на солнце или на птиц, что угодно. Мечтательный взгляд. Нет, не просто сонный, другой. Нет, теперь ты смотришь скучно. Хейл, как насчет музыки?

Кто-то запустил магнитофон и тихая проникновенная любовная песня заполнила белую комнату.

— Мечтательно, Эмма, мечтательно. Ты влюблена и мечтаешь о сегодняшнем вечере. Или вспоминаешь прошлую ночь. Ага, лучше. Неплохо. Подними плечо, вытяни еще ногу, хорошо, хорошо, так годится. — Эмма слышала быстрое щелканье камеры. — Теперь повернись направо, только головой. Нет, это слишком. Хорошо, так хорошо. А теперь налево, насколько сможешь, и подними подбородок. Выше. Да, хорошо, так держи. Теперь положи руки на колени и погляди за меня. Не на меня, а за. И… Подними колени. Отлично, отлично, хорошо, повернись налево, хорошо, прекрасно, сложи руки на коленях, погляди искоса, как будто кто-то стоит за тобой. Хорошо, отлично, прекрасно. О'кей, меняем свет.