Клер поцеловала Эмму в лоб.

— Мы скоро, — сказала она, а затем они с Алексом вернулись в комнату ожидания. Ханна и Джина были там, и играли в слова на листке бумаги.

— Я принесла еще еды, — сказала Ханна, указывая на кофейный столик. Алекс кратко пересказал им все, что сказала Эмма, пока Клер сидела на краю кушетки, сложив руки на коленях. Прошло двадцать минут, прежде чем к ним вышла Клаудия Маркс. Ее лицо сияло.

— Она поправится, — сказала она.

ГЛАВА 20

Полиция вышла на Брикса в ночь под Рождество. Он был на вечере в одном из городских домов в квартале от своего собственного. Веселье не складывалось, большую часть времени он проторчал в углу, глотая виски с содовой и глазея на девушек, тщетно пытаясь вызвать в себе интерес хоть к одной из них, чтобы можно было привести ее к себе. На него все это было непохоже, каждый это подмечал и старался как-то его взбодрить. Но он не мог, не мог даже сосредоточиться на девушках — он вообще в эти дни не мог собраться и, за неимением лучшего, Брикс усидчиво пил и весь день нюхал кокаин — а через некоторое время вышел из дома, не попрощавшись с хозяином. На улице он надел куртку и небрежной походкой зашагал по извилистой дороге, ведущей к самой двери его дома, ничем не отличающегося от окружающих. Уголком глаза он увидел, как полицейская машина затормозила у обочины. Кто-то расшумелся, решил он рассеянно. Беспокоил соседей: ай-ай-ай, какой позор. Он подошел поближе, разглядел номер и уверился, что это его. «Тридцать восемь» — пробормотал он. Это же его адрес, так что и дверь, должно быть, его. Он полез в карман за ключами.

— Мистер Брикс Эйгер?

Он обернулся. Это был полицейский, стоявший немного близковато к нему. Другой полицейский, сидел в машине.

— Пришли не за тем парнем, — сказал Брикс. — Я не шумел, сижу себе тихо. Был совсем в другом месте.

— Мы хотим задать вам несколько вопросов относительно Эммы Годдар, — сказал полицейский, и Брикс почувствовал, как земля выскальзывает из-под ног.

Он удержался от падения, сделав вид, что слегка споткнулся. Он попытался думать, заставить свой отяжелевший мозг поработать.

— Эх-эх, — произнес он, выпрямившись. — Похоже, переборщил с рождественскими увеселениями! Эмма? Я ее не видел. Я знаю, что она была в больнице, но я к ней не заходил: мы поссорились, понимаете, любовная перебранка, и в общем, я решил, что лучше побыть в стороне от нее. Впрочем, я послал ей цветы, надеюсь, она получила. Она не звонила, так что думаю, всерьез на меня надулась. — Он помолчал. — Вот и все, — прибавил он глуповато. — Ничего о ней вам поведать не могу.

— Мы бы хотели, чтобы вы проехались с нами, мистер Эйгер.

— Что? Куда? А! Вы хотите сказать… — Он говорит, как кретин, подумал Брикс. Он не может себе позволить выглядеть кретином. Они хотят отвезти его в полицейский участок для допроса. Может быть, ему стоит сказать — «нет». Если он ничего не знает об Эмме, ему надо говорить «нет»? Вероятно, не стоит: умнее будет посотрудничать. Они всегда ласковей со сговорчивыми людьми. — Конечно, — сказал он весело. Затем поглядел на значок полицейского. — Яновски. Что ж, пойдем поболтаем с твоими друзьями.

— Сержант Яновски, — сказал полицейский нейтральным тоном, и встал сбоку, чтобы сесть в машину за Бриксом.

— Детектив Фэсшинг, — сообщил сержант Яновски Бриксу, представляя человека на водительском сиденье, на котором униформы не было.

— Детектив, — сказал Брикс, стараясь произнести это недружелюбней и усаживаясь вместе с сержантом на заднее сиденье. — Как у Агаты Кристи, да? Что ж, я рад помочь вам и вашим друзьям, только если это недолго: у меня встреча через полчаса. — Ему совсем некуда было идти и нечего делать остаток ночи, но его мозг заработал и вообразил, что он без труда сможет управиться с этими ребятами, но если он не ограничит их во времени, то их вопросам не будет конца, потому что только так они и умеют работать.

На самом деле, он репетировал эту встречу. Единственной разницей было то, что все время на своих тренировках он был уверен, что Эмма умерла. Теперь, после настойчивых телефонных звонков в больницу он выяснил, что она жива и скоро выздоровеет. Боже, подумал он, у нее лошадиное здоровье, прошло только два дня с их ужина, а она уже идет на поправку. Так что он не знал точно, как все будет проходить, но считал, что готов, и что он гораздо смекалистей пары уличных полицейских.

В маленькой каморке полицейского участка детектив Фэсшинг уселся на край металлического стола, сержант Яновски устроился на подоконнике. В углу за ширмой сидела молодая женщина и работала с компьютером. Брикс уселся между двух полицейских: его поместили на прямой стул рядом со столом, и во время беседы ему приходилось вертеть головой из стороны в сторону, как на теннисном матче.

— Нам нужно все, что вы можете рассказать о той ночи, когда вы ужинали.

Они опрашивали людей, что-то искали. Если они знают так много, то почему они не поняли, что она пыталась совершить самоубийство?

Потому что она сама сказала, что нет. И как все идиоты, они ей поверили. Перевозбужденная девушка-подросток, пустой пузырек, упадок духа после ссоры с возлюбленным — об этом они могли услышать от метрдотеля и клерка в отеле — и все равно они поверили ей. Что ж, тогда придется попробовать что-то еще.

Он покачал головой:

— Я не могу рассказать вам всего: это будет нечестно по отношению к Эмме. Она была расстроена и наговорила таких вещей, которые вряд ли захочет повторить, понимаете, такое, что показало, что она действительно была сильно не в себе.

— Например, — сказал детектив Фэсшинг.

— Слушайте, я же сказал, она бы не захотела…

— Но мы хотим, мистер Эйгер, и вам лучше рассказать нам, что тогда произошло, а не рассуждать о том, что бы понравилось мисс Годдар, а что нет. Почему вы решили, что она вне себя?

Брикс пожал плечами:

— Ну, понимаете, сначала она рассказывала мне какие-то бредовые истории о том, как она раньше беседовала со своей собакой, понимаете, беседовала с ней, а потом она вдруг начала говорить, что знает, что нужно мужчине и что именно она и есть то, что нужно, и причем, все так, словно ей это собака и рассказала, понимаете. Во всем этом было маловато смысла. — Он сделал паузу. — А потом, немного спустя, она почти подралась с официантом, который пытался для нее выдвинуть стол, ну, когда она захотела отойти в дамскую комнату; она оттолкнула его, как какую-то вещь на дороге, а он хотел ей помочь, так что она и в самом деле не очень соображала, что делает. Потом она просто помчалась в дамскую комнату, и все на нее смотрели. Когда она вернулась, я сказал ей, что раз уж я так старался, распланировал весь ужин, то она будет все делать так, как я распланировал, все-все. Я думаю, что она пыталась, хотя мы тогда уже повздорили, сказать мне, что с ней все в порядке.

— А почему вы тогда уже повздорили?

— Потому что она хотела выйти за меня замуж, а я не хотел. Я хочу сказать, что когда-нибудь, я может быть, и захотел бы, но не сейчас, и, кроме того, она слишком молода. Я ей это сказал; наверное, не надо было. Просто она слишком маленькая, еще кое-чего не понимает толком. Она как ребенок, счастлива, когда все идет по ее воле, и устраивает скандал, когда нет. Ну, вот это она и устроила в ресторане — устроила скандал и убежала. Она даже шубу свою забыла, так спешила.

— А была ли она нездорова, когда покинула ресторан?

— Нездорова? Нет, конечно. Я же говорю: она выбежала. Она немного перепила — думаю, и я тоже, наверное, но ведь все было задумано как рождественский ужин для нас двоих, поэтому я заказал несколько отличных вин — ну, она выпила чуть больше, чем надо было, но она была совершенно здорова, просто немного потеряла над собой контроль, вот и все.

— Что значит: «потеряла контроль»?

— Это и значит. Она не контролировала себя, когда говорила — много всяких гадостей вышло из ее прелестного ротика — и я не думаю, что она контролировала то, что делала, вот почему я сказал ей, что хватит пить. Но похоже было, что она даже не поняла, что пьет. Как будто ей вообще невдомек было, что она делает. И я подумал: она приняла все таблетки, и если настолько не осознает, что делает, то, значит, приняла их слишком много. На самом деле, когда она была в дамской комнате, я залез в ее сумочку — вытащить их и спрятать от нее, до тех пор пока она не придет в норму, но их там не было.

Брикс остановился, довольный собой и подождал следующего вопроса. Когда прошло некоторое время, а его не последовало, он нарочито поглядел на часы.

— Вы не пошли с ней, когда она покинула ресторан? — спросил сержант Яновски.

— Ну, нет, и мне жаль, что так. Джентльмен не должен позволять, чтобы леди одна бродила по Нью-Йорку. Но вы понимаете, я же уже говорил, она такие гадости на меня выплеснула, что я не очень-то был в восторге от нее, и поэтому дал ей уйти одной. Я спросил, однако, как она, когда вернулся в отель, и мне сказали, что она ушла к себе в комнату. Я подумал, пусть проспится, ей это и нужно, поэтому пошел к себе и не стал ей звонить. До следующего утра, вот так.

— Когда это было? — спросил сержант.

— Около семи. Я думал, мы позавтракаем вместе и во всем спокойно разберемся — нам ведь еще работать вместе, она была, то есть, и сейчас она тоже — фотомодель, вы понимаете, для рекламы косметики, которую производят в компании моего отца и моей тоже. Но клерк сказал мне, что ее нет, что она в больнице, что ее мать приехала и забрала ее.

Двое мужчин молча смотрели на него.

— Конечно, я позвонил в больницу, — сказал Брикс, осознав, что это прокол в его истории. — Они сказали, что она жива, но что к ней никому нельзя. А потом сегодня они сказали мне, что с ней все будет в порядке, так что я решил, что Господь ответил на мои молитвы. И это все, что" знаю. Могу поклясться.

Ему захотелось тотчас же взять обратно свои легкомысленные слова, но они повисли в воздухе, и полицейские позволили молчанию затянуться, пристально разглядывая его самого.

— У мисс Годдар было почти три миллиграмма «Хальсиона» в желудке, — сказал, наконец, детектив Фэсшинг. — Вы знаете, что такое «Хальсирн», мистер Эйгер?

Брикс печально кивнул:

— Эмма сказала мне, что его принимает, я это и имел в виду, когда говорил о таблетках. Это сильный наркотик, и я ей так и сказал, но она говорила, что он помогает ей уснуть. Я не знаю, как часто она его принимала, но я всегда уверял ее, что стакан теплого молока будет гораздо полезнее. — Он улыбнулся, но никто из полицейских не откликнулся на это веселое приглашение. — А три миллиграмма это много? — спросил Брикс, подумав, что он должен был спросить об этом раньше.

— Достаточно, чтобы убить, если бы ее не нашли так скоро. У кровати нашли пузырек…

— Так был пузырек? — крикнул Брикс.

Губы полицейского сжались в гримасу отвращения.

— Пузырек был прописан на десять таблеток. Нет никаких оснований считать, что она приняла их все; вероятно, она пользовалась ими время от времени, но даже если она приняла все таблетки, то в общей сложности они не дали бы трех миллиграмм. Единственное заключение, которые мы можем из этого вынести, это что кто-то дал ей дополнительно «Хальсион», так, что доза стала смертельной.

Брикс нахмурился:

— Не думаю, чтобы она знала кого-то в Нью-Йорке, кто мог бы ей дать.

— Мы так думаем, что вы это сделали, мистер Эйгер, — сказал сержант Яновски небрежно.

Бриксу потребовалась целая минута, чтобы сообразить, но затем он осознал, как это было здорово… Этот идиот-фараон сам вручил ему такую возможность улизнуть:

— Что ж, вижу, мне вас не перехитрить, — сказал он. — Я думаю, вы понимаете, что это было совсем не для того, чтобы погубить девушку. — Он улыбнулся им, как мужчина мужчинам. — Я бы ничего не сказал, если бы вы сами не завели речь об этом, но Эмма попросила у меня еще этой дряни — она всегда выпрашивала, будто копила ее. Ну, я хочу сказать, что тогда об этом не подумал, но теперь, оглядываясь… — Он снова печально качнул головой. — Мне следовало за ней приглядеть; она на самом деле была — то есть и сейчас тоже — ребенок, с истериками и всем прочим…

— Итак, вы достали ей «Хальсион», — сказал сержант Яновски. — И сколько?

— Ой, не помню, за последние два месяца может быть десять, или двадцать таблеток.

— Какого они были цвета?

— Что?

— Какого они были цвета?

— Я, по правде, не разглядывал. А разве не все таблетки белые?

— Да, и я еще кое-что упустил. Где вы их доставали?

— Вы хотите сказать…. а, один мой приятель мне давал.

— Без рецепта?

— Ну да, он знал, что может мне доверять.

— Вы говорили ему, что это для вас?

— Ну, я…

— Вы сказали, что они для вас? Вы солгали ему? Вы получили наркотик обманным путем?

Брикс подумал, интересно, наказывают ли за это. Ему стало немного нехорошо, пузырьки виски залетали в голове, лопаясь по краям мыслей, отчего те уносились прочь;