Хизер Грэм - Золотой плен

Сигурд, забыв все церемонии, поднял ее высоко в воздух и поцеловал в лоб.

— Все кончено, — объяснил он. — Датчане разгромлены благодаря лорду Олафу, и войска возвращаются.

Эрин почувствовала головокружение от радости, но спросила испуганно:

— Мой отец?

— Твой отец жив, — сказал Сигурд. Он встретился взглядом с юными посланцами, которые доставили ему это известие. За эти дни Сигурд полюбил взбалмошную красавицу, на которой женился их король и которую любила его жена. Он не решился рассказать ей о смерти брата до возвращения Олафа.

— О, слава Богу! — прошептала Эрин. Она взглянула на Сигурда, сверкнув изумрудными глазами. — Я должна приготовиться, мы должны устроить грандиозный пир…

— Стоп, ирландка! — рассмеялся Сигурд. — Им еще предстоит долгая дорога домой. Еще пройдет много дней, прежде чем они вернутся.

— Все же, — прошептала она, — есть вещи, которым я должна немедленно уделить внимание.

Ее сердце больно забилось, и она ощутила покалывание в позвоночнике. Он возвращается… Он возвращается домой…

Она была взволнована и испугана. Закрыла глаза, вспоминая дикую страсть, которая вспыхнула в них в последний раз. Она вспомнила его грубые слова о том, что он сомневается, не желает ли она ему все еще смерти от датского боевого топора. Эрин опять задрожала. Независимо от того, что он чувствовал — злобу, которая таилась в его сердце, брал ли он ее нежно или бурно — он всегда тонко ощущал ее, зажигая в ней огонь, как зажигал в себе.

Был ли ребенок зачат в этот последний раз? Или в самый первый? Или когда они встретились на утесе, когда проливной дождь? Казалось, это было так давно.

Как он встретит ее, думала Эрин, и эти размышления вызывали у нее страх, но она научилась подавлять его. Он такой холодный и чужой. Его глаза сверкают льдом так же, как и огнем. Он был все же викинг-завоеватель. Всегда чужой. Но несмотря на его слова о недоверии и ее страх, она уже страстно стремилась к нему, дрожа от предчувствий, возрожденных воспоминаниями.

Однажды ночью, не в силах заснуть, Эрин соскользнула с кровати, сняла ночное платье, надела свою рубаху и побежала стремглав вниз по лестнице. Возможно, после того как она посидит перед огнем в большой зале, выпьет кружку эля, она сможет заснуть.

Но когда она шла по направлению к зале, то вдруг задержалась, услышав голос Сигурда. И хотя Эрин попыталась отключиться, его слова все же были хорошо слышны. Он разговаривал с начальником стражи Дублина, и голос был тревожным. Прижавшись к стене, которая отделяла лестницу от большой залы, Эрин осторожно, на цыпочках подошла ближе.

— Если бы мы могли убедить ирландцев из Мита присоединиться к нам, я бы не беспокоился. А наши войска малочисленны. Мы не можем отослать всех наших мужчин из города. Он останется тогда совсем незащищенным. Я не знаю, что делать. Олаф всегда настороже в бою, но он не будет ожидать нападения банды подлых изменников после отражения войска Фриггида.

Эрин не расслышала, что ответил молодой начальник.

— Клянусь кровью Одина! — вдруг прокричал Сигурд. — Я не знаю. Может, эти ирландцы не осознали, что наш король вступил в бой, чтобы помочь ирландскому королю! Или, может, их не заботит судьба их собственных королей? Но если они отказываются поехать с нами против этих бандитов, я боюсь, те легко победят Олафа и его войско.

Эрин почувствовала, что мороз пробежал по ее коже. Все это время они воевали, а теперь войска, утомленные сражениями и возвращающиеся с победой, могут попасть в западню.

Она закрыла глаза и прислонилась к стене. Ирландцы, о которых говорил Сигурд, должны ехать вместе с норвежцами! Жизнь ее отца в опасности, так же как и жизнь Грегори, и Брайса, и Лейта, такого спокойного и рассудительного, и Ниалла, заботящегося о мире и согласии, и Олафа, мужа, которого она ждала, викинга, чьего ребенка она носила, человека, с которым она снова хотела разделить постель.

Нет, она беспокоилась только об отце, Грегори, братьях…

Она с болью сглотнула, напрягаясь, чтобы услышать еще что-нибудь. Сигурд говорил, что ирландские войска, в чьей помощи они нуждаются, были в полудне пути от берега. Бандитам требовалось на час больше. Они не получили ответа от ирландцев, кроме сообщения, что те ждут знака от Святого Патрика. Сигурд не будет знать, получит ли он это необходимое ему подкрепление, пока не вступит в бой. Если только шайку удастся вытащить из логова!

Эрин едва дышала. Она поняла, какой знак должны получить ирландцы. Женщина в золотом… Золотая Амазонка.

«Я не могу, — думала она, — я не могу начать это снова… Мне страшно».

Ее так трясло, что она схватилась за стену, чтобы не упасть. Положение почти безнадежное, если Сигурд так встревожен. Самоуверенный бесстрашный вождь напуган. «Я не могу», — подумала Эрин снова. Она осела у стены, вспоминая отца, каким она его видела в последний раз. Тогда она думала, что никогда не простит его. Теперь, если он умрет, она себе никогда этого не простит.

Эрин услышала стук стульев в большой зале. Она повернулась, взлетела вверх по лестнице и скользнула обратно в свою комнату, прислонилась к тяжелой двери, тяжело дыша. «О, Грегори! — думала она. — Ты был не прав. Золотая Амазонка снова должна появиться».

Эрин начала составлять план, бегая по комнате со сжатыми кулаками. Она прокрадется с приходом ночи. Сигурд, ее сторожевой пес, не заметит ее отсутствия. Она проследит, чтобы он как следует напился, потом он уединится со своей женой, а утром должен будет готовить свои войска. К тому времени как норвежцы прибудут, Золотая Амазонка организует с ирландцами засаду для бандитов. Потом приедет Сигурд, и она сможет вернуться. Но улыбнется ли удача ей и Сигурду?

«Мергвин!» — подумала Эрин. Если бы она могла увидеться со своим старым другом. Он мог посоветовать, предостеречь ее… Она прекратила хождение по комнате. Руны. Она могла подбросить руны и попытаться узнать, подстерегает ли Олафа опасность. Ее муж, как ей было известно, недоверчиво относился к оракулам. Но как предводитель викингов, он хранил руны, так как многие его люди не сдвинутся с места без предсказаний камешков с выгравированными на них знаками.

Она подошла к сумке. Один камень, говорил ей Мергвин, Даст ответ. Но прочитает ли она значение камня правильно?

Эрин залезла в сумку из кошачьей шкуры и вытащила один камень с пересекающимися неровными зарубками. Она зажмурилась. Это была руна страданий, которую норвежцы называли Науд. Она отбросила камень, пытаясь Убедить себя, что она, как и Олаф, не верит в оракулов.

«Моя судьба в моих руках!» — прошептала она громко, но опять ее охватил страх. Олаф может попасть в засаду; она должна ехать.

«Меня бьет дрожь при мысли о том, что я могу повлиять на ход событий», — прошептала она. Решение было принято.

Эрин успокоилась, и ей все вдруг показалось справедливо. Так невыносимо трудно быть женщиной, используемой в качестве предмета обмена, которую взял в жены мужчина, но не любил ее. Быть униженной его превосходящей силой.

И хотя она поняла, что любит бронзового гиганта, она могла только бранить судьбу за то, что она не дала ей сил, и молиться, чтобы он не разгадал ее чувств, так как это даст ему возможность узнать ее слабую сторону.

Следовало радоваться, что она опять превратится в Золотую Амазонку, почувствует себя хотя бы на мгновение сильной. Но также ей придется еще раз столкнуться со смертью и разрухой, вспомнила она.

Ждать помощи было неоткуда, и Эрин заставляла себя не думать о страхе.

Она слегка улыбнулась. Если все обернется хорошо, то, может быть, скажет Олафу, что это она-знаменитая ирландская Амазонка.

Потом ее улыбка исчезла. Нет, она никогда не скажет ему. Как и ее отец, он не будет обрадован. Напротив, он разозлится, что она рисковала его ребенком — если, конечно, он хочет этого ребенка.

Она чуть не зарыдала. Он должен хотеть своего ребенка, потому что она так сильно хочет его! Ее рука, как бы защищая, опустилась на низ живота. Мальчик с золотыми волосами и сверкающими синими глазами, норвежский гигант, однако внутри он-ирландец. Ирландский детеныш Волка. И она сможет любить его с полной силой, чего боялась допустить по отношению к его отцу. Ее ребенок-о Боже, она рискует ребенком! А она так хочет его…

Нет! Риск минимальный-и необходимый. Она будет осторожна.

«Я боюсь», — прошептала она громко.

Но она напомнила себе, что ее сородичи, которые находятся здесь, скорее умрут, чем позволят разрушить союз, созданный ее отцом и ее мужем. Союз, который сначала сделал ее пленницей Волка, а потом пленницей собственного сердца.

— Мы нападем на рассвете! — говорил Фриггид своему сброду. Они были оборванные и грязные, настоящие хищники, а не люди. Жалкие остатки его собственного войска и шайки, с которой они соединились-датчане, ирландцы и норвежцы, не поддерживающие королей и верящие только самим себе. Стервятники на земле. Но отлично подходящие для его плана. Они жестоко бьются за все, что можно присвоить.

— Волк стоит лагерем на береговой линии около скал. Мы сразим его неожиданностью.

Фриггид повернулся, посмотрел на дорогу, поглаживая грязные остатки бороды и засовывая ее концы под пояс. К нему подошел один из ирландцев с подобострастной улыбкой, обнажившей ряды разбитых грязных зубов.

— Хочешь совет, датский вождь? — спросил мужчина.

— Я всегда рад советам. Говори.

— В лесу я выследил женщину верхом на коне в золотом облачении. Я жажду отомстить ей, так как она повела войска против датского войска, с которым я был два года назад. Ирландцы называют ее Золотой Амазонкой. Она может привести войско короля Мита. Мы должны остановить ее и, возможно, использовать. Если она поверит, что мы ирландцы…

Фриггид ухмыльнулся.

— …мы позволим этой прославленной ирландке повести нас на Волка, и союз будет нарушен.

Фриггид засмеялся. Что ж! Это будет неплохо и для норвежцев, и для ненадежных ирландцев.

Он повернулся и прокричал:

— Снимите все, что выдает в вас викингов! Если вы не говорите по-ирландски, не открывайте рта. Мы ждем леди в золотом!

Эрин хорошо сознавала, что затеяла опасную игру. Она продержала Сигурда и Мойру подольше за столом, притворяясь, что пьет вместе с ними, провозглашая тосты за Доблестных королей Дублина и Тары. Она поднялась вверх по лестнице, спотыкаясь и зевая, и так хорошо сыграла, то Мойра, улыбаясь, настояла, чтобы Сигурд отнес ее в спальню на руках.

Затем она выждала время.

Среди вещей, наскоро упакованных в сундуки, которые она взяла с собой давным-давно, когда и предположить не могла, что ее отец будет запросто трапезничать с норвежцами, она отыскала искусно сделанное золотое снаряжение, шлем и забрало, завернула все это тщательно в меха и бесшумно выскользнула из комнаты.

У нее не было времени оседлать лошадь, так как она боялась, что ее услышат. Она просунула узду в рот большого гнедого мерина и накрыла себя огромным шерстяным плащом, чтобы проследовать мимо стражи в воротах под видом разносчика.

Опасаясь, чтобы ее не раскрыли, Эрин поскакала сначала в маленькую деревушку на холме. Там она предложила сонному фермеру золотой браслет в обмен на лошадь, которую она обязалась вскоре вернуть, и обещание забыть, что она здесь была.

И когда она поскакала по полям и тропам к дороге, ведущей к берегу, страх опять сковал ее. Сможет ли она на этот раз справиться с ним?

Эрин выпрямилась. Никто не подозревает, что она Золотая Амазонка. Она никогда не сражалась около Дублина во времена своих подвигов. Но что, если ее принудят открыться, когда она присоединит свои силы к Олафу?

У нее застучали зубы. Одно — мечтать о встрече с супругом на равных и совсем другое — принять на себя гнев, который последует, когда он увидит ее при свете дня. Нет, что бы ни случилось, она встретит его с высоко поднятой головой. Но потом она начала беспокоиться, что ее затея привлечь захватчиков может не удастся. Возможно, они уже слышали о ее приближении. Нет! Это было невероятно! Эти бандиты были вне закона, а Золотая Амазонка уже давно не появлялась и не поднимала своего меча, который лежал нетронутым среди ее вещей.

С наступлением рассвета она стала нервничать, однако продолжала свое опасное путешествие на север, прислушиваясь к шороху каждого листика, каждого дуновения ветра. Когда на небе появились розовые полосы и темный цвет побледнел до серого, утреннего, она увидела впереди явные признаки лагеря: дым от затухающего костра, поломанные ветки в лесу, резкие отпечатки копыт в грязи.

Она не намеревалась подходить слишком близко к людям из Мита. Она только позволит им увидеть себя, потом поскачет вперед, найдет лагерь бандитов. Но, прежде чем она сделает это, она убедится, что эти люди — ирландцы.

Спешившись, она поползла по земле так осторожно, что ни одна веточка не шелохнулась. Когда небо окрасилось в золотой и розовый цвет, ей стало легче дышать. Эти люди в самом деле были ирландцы. Только ирландцы сражались в кожаных нагрудниках и оставляли оружие перед дымящимся огнем. Вероятно, бандиты, о которых говорил Сигурд, были скандинавы, датчане, возможно, небольшое число предателей-ирландцев и норвежцев.