Она втянула в себя его дыхание, как будто единым вдохом могла спасти, удержать на этом свете. Он отстранился и рукой в перчатке погладил ее волосы.

– Бекет... – слова душили ее.

– Я должен идти.

Из глубины пещеры донесся пронзительный женский визг. Лиз.

Ярость мгновенно отразилась на его лице. Он отодвинул Катье в сторону.

– Возвращайся к Ахерону, – приказал он. – Ради Бога, иди!

Она отступила на шаг. Он вытащил шпагу и длинными пружинистыми шагами двинулся ко входу в пещеру.

Эль-Мюзир стоял на другом конце ее, освещенный факелом, одетый в черные шелковые шаровары, с ятаганом в одной руке и веревкой в другой. Веревка была накинута на шею Лиз.

Голос Бекета гулко прозвучал под сводами пещеры:

– Мир устал от тебя, турок. Я тоже.

Эль-Мюзир уперся руками в бока; широкая мускулистая грудь нервно вздымалась.

– Добро пожаловать к своему господину, эзир. – Он дернул за веревку, подтянув к себе Лиз, и тут же пинком послал ее прямо в стену, – не ждал тебя так скоро. Видно, сестренке опять не терпелось выдать своего любовника.

– Уж не надеялся ли ты захватить меня врасплох? Наоборот, она выдала мне твои планы.

– Да? – Эль-Мюзир пнул ногой груду цепей у его ног. – А она сказала тебе, что я сохранил твои оковы?

Ненависть на миг ослепила Бекета. Он шагнул к Эль-Мюзиру. Но тут же остановился, заставив себя окинуть взглядом пещеру. В трещинах скал почти на равных промежутках пылали факелы. В камне были здесь и там вырублены небольшие уступы наподобие ступеней. И на одном из них, прямо над головой турка, стояла фляга в форме луковицы.

– Ну, иди же ко мне, мой эзир. Почувствуй в последний раз, что значит стоять на двух ногах.

Бекет почти незаметно переместил вес тела, готовясь к броску.

– Иди ты ко мне, турок.

Эль-Мюзир нахмурился. Черные глаза скользнули по фляге. Он поднял ятаган и коснулся ее острием.

– Ты за этим пришел, эзир? – засмеялся он. – Я могу тебе ее дать. Потом. Быть может, твой Кестер не мучился бы так долго, если б я дал ему это вместо кнута.

Глухое рычанье, словно предупреждающий об опасности клич хищника, вырвалось из груди Бекета.

Эль-Мюзир вновь засмеялся и пошел ему навстречу.

Катье смотрела из коридора, зажимая рот, чтобы не закричать. Сила противников искрилась и накаляла воздух, как в кузнице. Да нет, их даже нельзя назвать противниками. – Они приближались друг к другу, как два смертельных врага.

Стальной клинок схлестнулся с кривой саблей. От скрежета стали о сталь звенело и сотрясалось все тело Катье. Она и не заметила, что Лиз крадется к ней вдоль стены.

Бекета сжигала ненависть. Темная страсть закипала в крови, и биение ее было таким же ритмичным, как цокот копыт Ахерона по каменистой дороге.

Жажда мести направляла движения его плеч, рук, кисти, что орудовала шпагой. И даже на языке чувствовалась сладость неумолимого возмездия.

Бекет один за другим парировал удары турка. Вот острие шпаги задело за черный шелк. В ответ ятаган полоснул по его руке, взрезав алую шерсть.

– Ты ненавидишь меня, эзир. – Турок сверкнул глазами и отразил мощный удар Бекета; под сводами прошел волнообразный стон металла. Зловеще изогнутое лезвие мелькнуло в воздухе и срезало пуговицу с алого мундира. – Это хорошо. Вспомни брата.

Кестер! Бекет весь превратился в ярость. Годы темных грез о возмездии оказались сухими дровами, которые легко воспламенили его кровь и застлали глаза красным туманом.

Оружие Эль-Мюзира на миг замерло, потом со всей силой опустилось, чтобы разрубить его надвое. Бекет завертелся волчком, выбросил руку на всю длину, и шпага его столкнулась с ятаганом возле острия. Турок вцепился в ятаган обеими руками и вложил всю силу в новый удар, заставивший Бекета содрогнуться от напряжения.

Грозный рык огласил глубины пещеры. Бекет понял, что он исходит из его нутра. Мышцы отвердели, сдерживая, натиск ятагана, готового вонзиться в его сердце. Рык становился все громче, натужнее. Бекет чувствовал, что звенящее лезвие уже на волосок от его груди.

– Hur adam! – выдохнул он и отбросил турка. Эль-Мюзир пошатнулся.

Англичанин тряхнул головой, стараясь рассеять кровавый туман перед глазами. Враги разошлись, с трудом переводя дух и сцепившись взглядами. Дьявол усмехался.

Да, усмехался. Внезапно, как от прямого попадания пушечного ядра, Бекет осознал, что он бьется с турком точно так, как тот желает. Ненависть, а не умение направляет его шпагу. А ненависть оглупляет человека, превращает его в животное.

И он восстал против своих снов, против ярости. И встретил холодные черные глаза, что пытали его. Глаза дьявола, что искрились смехом, когда умирал Кестер.

Он человек, Торн, сказала ему Катье. Человек, а никакой не дьявол.

– Думаешь, тебе удастся одолеть своего господина? – насмешливо окликнул его Эль-Мюзир. – Скоро ты будешь сражаться уже в оковах. В темноте. Я прикажу тебя сечь, валять в пыли. И даже мечты о твоей фламандской сучке не поддержат тебя.

В глазах Бекета прояснилось. Он выпрямился. Полковник Бекет лорд Торн стал лицом к лицу с некогда всемогущим султаном Тимишоары. С врагом. С человеком.

– В ней твоя слабость, эзир.

Бекет поднял шпагу.

– В ней моя сила.

Блеск в глазах и усмешка Эль-Мюзира вдруг погасли.

– Нападай же! – зарычал он. – Что ты медлишь? Или трусость сковала твои члены? Ну, наступай!

Турок бросился к нему. Два лезвия вновь заскрежетали друг о друга. У Бекета почти онемела рука, но он отразил удар и молниеносным выпадом рассек плечо Эль-Мюзиру. Кровь выступила на темной коже.

– Пес! – Турок опять метнулся к нему.

Бекет вывернулся и отвел новый удар. От мундира отлетела еще одна пуговица.

Катье привалилась к стене, чувствуя, как сердце колотится где-то возле горла. В ушах звенели последние слова Бекета. Лиз подползла к ней с зажатым в руке пистолетом. Ужасные кровоподтеки изуродовали ее лицо.

– Прости меня, сестренка, – прохрипела она. Потом горько рассмеялась и тут же застонала, закашлялась, хватаясь за ребра. – Моя великая любовь отомстила мне, Катье. Я больше не испытываю... вожделения. Все... – Она скорчилась от боли. – О Константин, прости меня!

Катье потянулась к ней, чтобы утешить, приласкать, но сестра махнула на нее рукой.

– Прибереги слезы для своего англичанина. – Она выпрямилась и поглядела на пистолет у себя в руке. – Я возвращаюсь к мужу. Константин всегда меня примет, хоть какую... – Она зарыдала и прижала руку к животу. – Хоть какую... Все ложь, сестренка. С самого начала нас обвели вокруг пальца дешевыми уловками. Даже маленький Пьер... Петер...

Катье развернула ее к себе.

– Что Петер? Какие уловки?

Лиз отвела взгляд; ее карие глаза тупо уставились на дуло пистолета.

– Как просто, – пробормотала она и пальцем погладила затвор.

Катье выхватила пистолет из ее руки.

– Говори, какие уловки!

– У Петера нет никакой падучей, Катье. Для пламени Люцифера Онцелусу понадобилось больше золота, чем я могла достать. И он напоил Петера зельем, чтобы вызвать припадок.

Уловки!

– Он решил потрясти сундуки Сен-Бенуа. – Лиз отделилась от стены. – Нас обеих одурачили, сестренка. До твоего золота он добрался через сына, а до моего через... – Она осеклась, провела руками по телу, задержалась на животе. – Константин всегда меня примет, – повторила она и, шатаясь, побрела по коридору.

Уловки. Пистолет оттягивал ей руку. Затвор давил на большой палец. В глазах туманилось. Уловки. Ее маленький мальчик. Страх. Тревога. Разбитые мечты.

Катье взяла пистолет обеими руками и прицелилась.

Мундир Бекета был весь в лохмотьях, на руках – десяток неглубоких ран. Одна, кровоточащая – на груди, одна поперек лба. Красные полосы исчертили грудь и руки турка. Эль-Мюзир зарычал и снова отпрыгнул. Бекет преследовал его. Шпага и ятаган исполняли зловещий дуэт.

Катье, окаменев, глядела на них поверх ствола пистолета. Сцепившись эфесами, Бекет и Эль-Мюзир не сводили глаз друг с друга, и каждый напрягал свои мускулы против мышечной силы врага.

– Стреляй, сестренка! – прошипел турок и, воспользовавшись тем, что Бекет оглянулся, толкнул его в грудь.

Англичанин упал. Хохот раскатился под куполом пещеры, как безумное эхо.

– Вот видишь, эзир, куда тебе до твоего господина!

– Катье... – Ее имя со свистом выплеснулось у него из горла.

– Это уловки, Бекет! – кричала она, задыхаясь от ненависти к турку, – У Петера нет падучей! Это все уловки. – Пистолет дрогнул у нее в руке.

Эль-Мюзир проворно вскочил на нижний уступ, схватил флягу с Пламенем Люцифера и затряс ею перед собой. – Ну, стреляй, сестренка, а я вылью это на твоего англичанина. – Он подпрыгивал на неглубоком уступе. – Ты снова мой, эзир.

Камни сыпались со стены. Турок бросил в Беккета ятаган. Тот отбил его. Кривая сабля зазвенела на каменном полу. Эль-Мюзир засмеялся.

– Я долго буду благодарить сестренку за то, что отвлекла тебя, эзир. Ну, хочешь взглянуть? – Каким-то молитвенным жестом он выбросил вперед обе руки; в одной была зажата фляга. – Хочешь посмотреть, как я испробую...

Он поскользнулся на уступе и стал хвататься за воздух, пытаясь удержать равновесие.

Фляга вырвалась из рук и разбилась о каменный пол. Серебристая жидкость брызнула в волосы турка. В неистовстве он стряхивал ее с себя, но зацепил рукой факел. И вспыхнул.

– Айа-а-а! – Крик превращался в пронзительный визг по мере того, как пламя обволакивало его.

Бекет отскочил и прижал к себе Катье. Она не отрывала глаз от огненного столба, что плясал на обваливающемся уступе; рука с пистолетом застыла. Он вырвал его и выстрелил в сердце Эль-Мюзиру. Визг оборвался.

Бекет стоял неподвижно. С благословения Божьего он сдержал клятву, данную брату. Дьявол – человек – мертв.

А он жив.

Бекет выронил пистолет. Звуки, запахи, краски разом вернулись к нему.

Катье. Он вихрем обернулся, подхватил ее на руки и понесся по коридору, сгибаясь, прикрывая ее тело своим, следуя ее указующему шепоту. В потайную дверь струился дневной свет. Бекет влетел в кухню, пинком выбил дверь и вынес Катье наружу.

Держа свою ношу крепко-крепко, он закружил ее под ярким солнцем. Счастливый смех рвался у него изнутри.

– Моя сильфида! Моя родная, любимая Катье! – Он поставил ее на ноги, сжал ладонями ее лицо. – Победа! Тьме конец!

Она протянула руку и провела по его щеке, еще не веря, что все это правда. Он закрыл глаза и поцеловал ее ладонь.

– Останься со мной, Катье. Навсегда. – Он заглянул в огромные серые глаза и улыбнулся. – Моя сильфида. – Потом с нежностью поцеловал ее. – Моя жена.

– Бекет! – прошептала она. – О, мой англичанин. Навсегда.

На руках он понес ее к Ахерону. Мерин исчез.

– Наверно, Лиз... – начала Катье, но он заткнул ей рот новым поцелуем.

Она улыбнулась ему, и Бекет понял, что его любовь вечно будет новой и солнечной. Со смехом, от которого отвык за долгие годы, он снова закружил ее.

Потом посадил на коня и залюбовался ею.

– Любимая моя сильфида, ты не будешь возражать, если твой маленький золотоволосый рыцарь вырастет английским джентльменом?

Она погладила его по щеке и помотала головой, выразив в одном взгляде все переполнявшие ее чувства.

– Как я могу возражать, если он вырастет таким же сильным, добрым и честным, как его Полторн?

Он опять сорвал ее с коня и стал осыпать поцелуями.

– Я люблю тебя, Катье Ван Стаден де Сен-Бенуа. В тебе моя сила. Моя сила, Катье. Навсегда.

В последний раз поцеловав, он посадил ее в седло. Вскочил сзади, твердой рукой обвил ее талию, и они поскакали навстречу солнцу.