— Заходи, детка. Почему ты стоишь за дверью, когда твой отец уже в доме?

Круглое лицо Хендрикье Стоффелс с прекрасными темными глазами светилось добротой и любовью. Она протянула руки, и Франческа бросилась в ее объятия.

— Как поживаете, мадам? — спросила девочка, вспомнив о хороших манерах.

Мать объяснила ей, что Рембрандт давно женился бы на Хендрикье Стоффелс, если бы не какой-то пункт в завещании Саскии, по которому пришлось бы расстаться с небольшим денежным пособием, дававшим им возможность прокормиться.

— Прекрасно, Франческа. Даже несмотря на то, что у меня множество дел, связанных с переездом.

Франческа сразу заметила, что дом стал еще более пустым, чем в ее прошлый приход. В гостиной ничего не стояло, хотя черно-белая плитка была безукоризненно чистой, как всегда. Через открытую дверь Франческа увидела, что в другой комнате тоже ничего нет, Все стены были голыми, а ведь девочка знала, что в лучшие времена они были увешаны работами самого мастера и лучших его учеников.

Голоса отца и Рембрандта слышались из мастерской наверху и эхом разносились по всему дому. Хендрикье взяла девочку за руку и повела наверх.

— Посмотри, Рембрандт, кто к тебе пришел.

В мастерской остался только большой мольберт да стол со всеми обычными принадлежностями художника. Рембрандт повернулся к Франческе. На нем был старый рабочий халат синего цвета, а вокруг головы замотан кусок ткани в виде тюрбана. В пятьдесят лет седые волосы мастера были такими же кудрявыми, как и в дни молодости. Он с улыбкой смотрел на прелестную девочку, протягивающую ему книгу.

— Благодарю, Франческа, — сказал Рембрандт, беря у нее из рук ношу.

Франческа отметила про себя, что, несмотря на улыбку, усталое лицо мастера было исполнено печали. Возможно, он вспоминал о счастливом времени, проведенном в этом доме, о времени, которому уже никогда не суждено повториться.

— Можете читать книгу, сколько захотите, — быстро сказала Франческа, желая подбодрить Рембрандта. — Папа не будет возражать.

— Это очень великодушно с его стороны, — ответил мастер глубоким голосом. — Я, наверное, буду долго ее читать, так как собираюсь работать.

— Вы будете писать здесь?

— Нет, — он освободил место на столе и положил книгу. — Эта мастерская слишком для меня велика. В новом доме я тоже не хочу работать. Мне всегда разрешали писать большие полотна в церкви Зюйдер, туда я и пойду снова.

Хендрикье положила руку на плечо Франчески.

— Пойдем со мной на кухню. Пусть мужчины поговорят о своих делах.

Франческа пошла за Хендрикье.

— А Корнелия дома? — с надеждой спросила девочка.

Дочь Хендрикье и Рембрандта была всего на год моложе Франчески, и они очень любили друг друга.

— Нет, она ушла с Титусом в наш новый дом на улице Розенграхт. Титус собирался прибить полки и навести порядок. Теперь мы с ним деловые партнеры.

Девятнадцатилетний Титус был четвертым и единственным оставшимся в живых ребенком Рембрандта и Саскии. Их первый сын и две дочери прожили всего несколько недель. Франческа любила Титуса как брата. Его портрет, написанный отцом, когда Титус был ребенком, висел в маленькой гостиной у Виссеров, и девочка видела его каждый день.

— Вы собираетесь открыть магазин? — с интересом спросила Франческа.

— О, нет! — рассмеялась Хендрикье. — Но мы вместе нанимаем Рембрандта на работу и платим ему. Это значит, что его не объявят банкротом. А теперь попробуй оладьи, а твой отец наверняка не откажется от стаканчика моего яблочного вина.

Франческа сразу же вспомнила о тете Янетье и флорентийце, которые тоже сейчас закусывали в доме Вельдхейсов. Когда они с отцом вышли от Рембрандта, экипаж все еще стоял у дома тети Янетье.


В течение десяти дней от Янетье ничего не было слышно. Однажды Мария привела Франческу и Алетту из школы в обычное время. Франческа сразу же почувствовала, что в доме царит радостное оживление. Девочек встретила улыбающаяся Анна и сразу же объявила новость:

— К нам приходил синьор Джованни де Леоне. У Янетье нет других родственников мужчин, кроме вашего отца. Синьор де Леоне попросил у него руки Янетье. На следующей неделе свадьба. — Анна прочла немой вопрос в зеленых глазах дочери. — Я знаю, что все произошло слишком быстро, но Джованни должен вернуться во Флоренцию.

— А где сейчас тетя Янетье? — спросила Алетта.

— Она наверху, с портнихой. Ее нареченный подарил лионский шелк, который он купил в Париже. Синьор де Лионе тогда еще не знал, что из шелка сошьют платье для его невесты.

Анна вдруг заметила, что Франческа словно окаменела. Она ласково погладила дочь по побледневшему личику.

— Мне кажется, ты узнала об этом раньше всех нас. Отец рассказал мне о вашем разговоре в тот день, когда Янетье только познакомилась с Джованни де Леоне. Для Янетье расставание будет таким же болезненным, как и для нас, и надо постараться, чтобы она смогла уехать с легким сердцем.

Видя, что Анна занята беседой со старшей дочерью, Мария незаметно увела из комнаты Анетту. Франческа тяжело вздохнула и тихо спросила мать:

— А будет ли тетя Янетье счастлива с синьором де Леоне?

Анна бережно усадила девочку на мягкую скамеечку у стены.

— Видишь ли, Франческа, любить — это вовсе не значит постоянно быть счастливым. Все гораздо сложнее. Когда человек любит, он полностью посвящает свою жизнь другому, и это приносит радость и безмерное наслаждение. Сейчас ты не можешь понять всего, что я тебе говорю. Но любовь может принести и страшную боль, и разочарование. Горечь разлуки… Не только по каким-то внешним причинам, но и из-за непонимания между двумя людьми, любящими друг друга больше всего на свете. У Янетье будет множество проблем, ведь она едет в чужую страну, где говорят на другом языке. Она там будет одна, вдали от родного дома. — Анна ласково убрала со лба дочери непокорный локон. — И все же истинная любовь вынесет все предназначенные судьбой испытания. Мне кажется, что Янетье и Джованни нашли именно такую любовь, иначе я бы сделала все, что в моих силах, чтобы воспрепятствовать этому браку.

Франческа инстинктивно почувствовала, что все, о чем говорила мать, в значительной мере касается ее собственных отношений с отцом. То же самое ожидало и тетю Янетье.

— Мне можно повидаться с тетей Янетье?

Анна кивнула:

— Она просила тебя зайти, как только ты придешь домой.

Франческа стрелой помчалась наверх, а Анна прошла через сводчатый проход и поднялась по лестнице в мастерскую, где ее встретил резкий запах смолы, костного клея и охры, — это Хендрик грунтовал холст. Он был в прекрасном настроении и весело насвистывал. После того, как он дал согласие на брак Янетье с флорентийцем, тот сделал Хендрику очень великодушное предложение на ломаном голландском:

— Мою будущую супругу тревожит перед отъездом только одна мысль — это тяжелое финансовое положение ее сестры и всей вашей семьи. Я хочу, чтобы Янетье была счастлива, и помогу вам встать на ноги. Я оплачу все ваши долги, если вы назовете мне их сумму.

— Не знаю, как вас и благодарить! — воскликнул Хендрик.

— Не благодарите. Я делаю это только ради душевного спокойствия Янетье и при условии, что вы никогда больше не обратитесь за денежной помощью ни ко мне, ни к моей супруге.

— Даю слово! — торжественно поклялся Хендрик.

Анна была благодарна Джованни за такой благородный жест, но она не верила, что Хендрик сможет прожить без долгов, несмотря на оказанную поддержку.

Она обняла мужа за шею и положила голову ему на плечо. В руках у Хендрика была банка с клейкой массой и кисть, он нежно притянул к себе Анну и поцеловал ее светлые волосы. Хендрик знал, что грядущая разлука с сестрой причиняет ей неимоверную боль.

— Я люблю тебя, — нежно прошептал он, целуя жену в висок.

Анна кивнула головой. Если бы она не была уверена, что Хендрик говорит святую правду, то не смогла бы вынести все тяготы и невзгоды, которые навлек на нее этот брак. Анна медленно подняла лицо, и сразу же горячие и страстные губы Хендрика прильнули к ее устам.

Глава 2

Анна хранила все письма Янетье и сама писала ей два раза в год. Вокруг мирных границ Голландии бушевали войны, и почта доходила очень плохо. Анна предпочитала передавать письма через купцов или путешественников, едущих во Флоренцию. У гера Корвера там были связи, и он всегда сообщал Анне, когда кто-нибудь собирался в те края. Брак Янетье и Джованни оказался удачным. Временами Янетье страдала от тоски по родному дому, но своей жизнью она была довольна и с радостью занималась воспитанием двоих сыновей, один из которых появился на свет спустя девять месяцев после свадьбы, а другой — на год позже.

У Анны было всегда множество новостей для сестры, главным образом они касались семейных дел, но часто она писала сестре о друзьях и соседях, к жизни которых Янетье всегда проявляла интерес. Иногда эти новости были грустными. Анна не могла сдержать слез, когда писала сестре о еще одной трагедии, постигшей Рембрандта. Умерла Хендрикье Стоффелс. После этой потери мастер Рембрандт как-то сразу постарел, однако он продолжал по-прежнему очень много работать. Недавно их общий знакомый заказал Рембрандту свой свадебный портрет и портрет невесты. Обычно молодожены изображались по отдельности, но Рембрандт собирался написать их общий портрет.

Когда Анна пришла его навестить и принесла мастеру пирог и корзинку слив, собранных во дворе дома, она спросила его, собирается ли он пойти на венчание.

— Нет, я не пойду, — ответил Рембрандт, кусая сочную сливу, — я больше не выхожу в свет и теперь живу лишь одной работой, она заменяет мне еду, сон и общество. Ведь я уже старик.

Анна посмотрела на Рембрандта, сидящего на освещенной солнцем скамейке возле открытого окна гостиной, и тут же ему возразила.

— Да нет же, Рембрандт! Никому и в голову не придет считать тебя стариком!

Он горько усмехнулся.

— Ты очень добра, Анна, но сейчас я себя чувствую столетним старцем.

— Пойдем на венчание вместе с нами. Мы идем всей семьей.

— Нет, Анна. Спасибо, ты всегда такая заботливая, но я не хочу видеть молодоженов в день свадьбы. Они оба будут испытывать нервное напряжение. Мне хочется получить первое впечатление о них, глядя на их счастье, когда они уже вкусят сладостную радость любви, — глаза Рембрандта сузились, и он задумчиво посмотрел на дверь, как будто видя перед собой входящих в его дом влюбленных. — Ведь они только что соединили свои жизни воедино. Зачем же разлучать их и изображать на разных полотнах? Влюбленным и так предстоит в жизни множество разлук. Ну, нет, я этого не сделаю даже на картине.

Анна знала, что в этот момент Рембрандт думает о Саскии и Хендрикье. Эти две женщины были такими разными и по характеру, и по общественному положению, но они обе любили Рембрандта и были им любимы. Саския умерла в тридцать лет, а Хендрикье была всего на восемь лет старше. Анна вздрогнула, как будто на нее внезапно упала чья-то черная тень. Рембрандт заметил это.

— Ты замерзла? Здесь, наверное, сквозняк.

Он встал и хотел закрыть окно, но Анна его остановила.

— Нет, не надо! Просто, должно быть, кто-то пожелал мне смерти.

Сказав это, Анна сразу же пожалела, что упомянула о смерти в доме, где она только что побывала. Рембрандт заметил огорчение Анны, наклонился к ней и дружески погладил по руке.

— Кто бы это ни был, ему придется ждать очень долго, — бодро сказал Рембрандт.

Анна слегка улыбнулась, хотя глаза ее оставались грустными. Он перевел разговор на другую тему.

— А как преуспевают в живописи твои дочери? Отец ими доволен?

Прежде чем ответить, Анна выглянула в окно и посмотрела на Алетту и Сибиллу, которые играли с Корнелией. Франчески с ними не было. В январе ей исполнилось двенадцать лет, и она оставила школу, чтобы изучать все премудрости ведения домашнего хозяйства и подготовиться к будущему супружеству. Сегодня Франческе доверили составить меню и приготовить обед и ужин. Несколько раз у нее это получалось весьма удачно. Анна повернулась к Рембрандту, в ее глазах засветилась материнская гордость.

— Хендрик не перестает восхищаться удивительными способностями Франчески. Алетта тоже добилась немалых успехов. — Анна грустно усмехнулась и сказала совсем другим тоном: — Что до Сибиллы, она любит поиграть в художника, боюсь, на этом все и кончится. К сожалению, для Хендрика невыносима мысль о поражении. Он продолжает ее учить вместе со старшими сестрами, не теряя надежды раскрыть и в ней какое-нибудь дарование. Ох, лучше бы он оставил Сибиллу в покое.

Анна вспомнила о бурных сценах, в которые обычно превращался процесс обучения Сибиллы. В обычном состоянии она переносила их довольно легко, но сейчас она была снова беременна, и ее нервы находились в постоянном напряжении. Может быть, когда пройдут страшные приступы тошноты по утрам, она обретет прежнюю силу, которой теперь у Анны становилось с каждым днем все меньше и меньше.