Когда она вернулась домой, чтобы переодеться в дорогу и забрать сумку и картину, к ней подошла соседка и протянула запечатанное письмо.

— К вам приходила женщина по имени фрау де Хаут. Она сказала, что знает о вашей поездке в Харлем, и просила передать это послание.

Франческа увидела, что письмо адресовано Питеру, и положила его в сумку, рядом с подаренным браслетом Алетте от тети Янетье. Затем забрала свои вещи и пошла на площадь Дам, где села в дилижанс, идущий до Харлема.

Во время двухчасовой поездки она печально размышляла над событиями вчерашнего вечера. Ее неотступно преследовали слова Людольфа. Их с Питером надежды бежать в Италию, если не будет другого выхода, были разрушены.

— Если брачный контракт не будет выполнен, — сказал Людольф, — из-за твоего отказа стать моей женой, если ты скроешься где-то или сбежишь, твой отец предстанет перед судом, и я сделаю все возможное, чтобы он получил, самое меньшее, тридцать лет тюремного заключения за невыплату долга!

Франческа, вспомнив его слова, чуть не лишилась чувств. Она еще не совсем отошла от потрясения, но ничто не должно омрачить ей свидание с Питером. Пять дней, оставшиеся до возвращения в Делфт, она проведет с ним, вместо тех двадцати четырех часов, которые первоначально планировала уделить ему.

Дилижанс остановился у мясных рядов в Харлеме, и Франческа отправилась дальше пешком. Дом Питера находился примерно в двух милях. Вечер был ясным, но уже спустились сумерки, и поклажа с вещами, которые понадобятся ей в Делфте, и завернутая в полотно картина с каждым шагом казалась все тяжелее. К тому времени, когда Франческа свернула на узкую дорогу к дому Питера, уже стемнело, на небе появились звезды, и она радовалась, что цель близка.

Девушка прошла мимо закрытой конторы и продолжала путь по аллее, за которой показался Харлем-Хейс. Она увидела, что дом намного больше обычного жилья на ферме, в нем два этажа и чердак, а соломенная крыша низко нависает над верхними окнами, одно из которых освещало пламя свечи. Еще одно окно внизу светилось более ярким светом. Франческа подошла по тропинке к парадной двери и постучала дверным молотком. Отступив назад, она заметила, как погас свет свечи наверху, кто-то шел на стук. Дверь распахнулась, за ней стоял Питер с канделябром в руках и влажными волосами; наверное, он только что вымылся после дневной работы. Радостное удивление на его лице при виде девушки Франческа запомнила на всю жизнь.

— Франческа, любовь моя! Входи!

— Я приехала погостить у тебя!

Она переступила порог, бросая сумку, картину и фонарь, пока он ставил свечу на буфет. В следующую секунду они уже были в объятиях друг друга, а губы их слились в страстном поцелуе. Отстранившись, они засмеялись, заговорили, начали одновременно спрашивать и отвечать. Пока Питер закрывал дверь и запирал ее на засов, Франческа сбросила плащ и, пройдя прихожую, остановилась на пороге освещенной комнаты. Глазом художника она рассматривала ее. Здесь стоял массивный буфет, старинный сундук с вырезанными на нем разнообразными узорами и стол, накрытый восточным ковром, расцветка которого состояла из всех красок ее палитры — ярко-красного, синего, лимонного, фиолетового и зеленого. Несколько старинных картин на дереве заполняли общую гармонию комнаты.

— Как чудесно! — воскликнула Франческа, все еще оглядываясь вокруг.

— Когда мой отец начал строительство, получив значительную прибыль во времена тюльпаномании, он задумал большой дом, чтобы угодить моей матери, — в то время новобрачной. Он купил модную мебель, но не захотел расставаться с тем, что было в старом доме, и хранил все в сарае. Когда дом перешел ко мне, я решил восстановить его в прежнем виде, время от времени прикупал кое-какие вещи.

Франческа подошла к камину и протянула руки к огню. Она не замерзла, просто ей доставляло удовольствие наслаждаться всем, что было в этой комнате.

— Должно быть, ты очень счастлив здесь! В этом доме удивительно уютно.

— Мне кажется, дом ждал тебя.

— Хотелось бы, чтобы это было правдой.

Питер подошел к ней и, взяв за талию, нежно повернул к себе лицом.

— Здесь твое место, любовь моя. Здесь, рядом со мной под этой крышей, где я так давно хотел видеть тебя. В северной части дома есть великолепная комната, которая могла бы стать чудесной студией. Там три больших окна, и одно выходит на восток, где простираются поля тюльпанов. — Он заметил странное выражение, промелькнувшее в ее глазах. — В чем дело?

Франческа опустила голову, уткнувшись в его плечо.

— Я уже знаю, что отец подписал брачный контракт.

Питер покрепче прижал ее, погладил по волосам.

— Как ты узнала?

Она рассказала, что произошло накануне.

— Людольф дал ясно понять, что неповиновение с моей стороны сразу же вызовет судебный процесс над отцом. Я никогда не смогу допустить, чтобы отец сошел с ума, закованный в темнице. Спасти его будет невозможно.

Питер приподнял ее подбородок, заставив снова взглянуть на него.

— Если только он тоже не уедет во Флоренцию.

— А это возможно? — Ей так хотелось верить, заглушить в себе опасения, что его предложение совершенно не осуществимо. — Он всегда утверждал, что не сможет жить нигде, кроме Амстердама, и намерен умереть в своем городе. Но оказавшись в таком отчаянном положении, он, конечно же, захочет уехать! — Франческа ухватилась за идею. — Мария перешла бы к Сибилле, а Грета легко найдет новое место. Отец говорил о Флоренции как о городе Микеланджело. Он смог бы рисовать там!

— У меня нет никаких сомнений на этот счет.

Франческа уже строила планы, цепляясь за последнюю надежду.

— Он мог бы взять с собой то, что бережет больше всего — портрет мамы, Франса Халса и портрет Титуса, написанный Рембрандтом. Их легко вытащить из рамы и упаковать. Он ни за что не оставит свою любимую палитру и кисти, но они не займут много места, так что он сможет путешествовать налегке.

— Поговори с ним на эту тему в свой следующий приезд домой.

— Я приеду на свадьбу Сибиллы, что будет довольно скоро. — Франческа слегка нахмурилась, поджав губы. — Конечно, трудно предвидеть, как отец отнесется к этому разговору.

— Что ты имеешь в виду?

— Возможно, потребуется долгое время, чтобы уговорить его вырвать свои корни с обжитого места. — Никто лучше ее не знал, каким упрямым мог быть отец. — Он будет откладывать со дня на день, надеясь, что представится более приемлемое решение. И маловероятно, что мне удастся получить дополнительное обучение. Придется добиваться членства в Гильдии после двух лет.

— Почему так?

Франческу, казалось, удивил его вопрос.

— Подумай о долгах моего отца. Я не могу стать дополнительным источником расходов!

— Это обучение уже оплачено.

Франческа опешила.

— Что ты имеешь в виду? Питер улыбнулся ей.

— Не догадываешься?

— Тобой, Питер?

— Сейчас я могу рассказать тебе, как все произошло, чего не мог сделать раньше.

Услышав все подробности об оплате своей учебы, Франческа взяла руку Питера и прижала к губам.

— Значит, все, чего я достигла, и чего надеюсь достичь, я добилась только благодаря тебе. Это ты повлиял на мою судьбу. Но ведь ты едва знал меня, когда принял на себя эти обязательства.

— Я уже тогда любил тебя.

Франческа улыбнулась и снова поцеловала его ладонь, потом прошлась по комнате, осматривая окружающие ее вещи. Интуиция подсказывала ей, что нельзя тратить впустую ни единого мгновения из этих дорогих часов. Именно поэтому она и приехала. Людольф представлял собой столь злобную силу в ее жизни, что возможности побыть наедине с Питером, наверное, никогда больше не будет, несмотря на планы, которые они строили.

— Я смогу теперь представить тебя здесь, когда получу письмо из этого дома. Да, для тебя есть послание. — Она вернулась к стулу, на котором оставила свою сумку. — У меня письмо. Фрау де Хаут просила меня передать его. Прочти, не теряй времени.

Питер узнал почерк Нелтье и сломал печать. Пробежав глазами по листу бумаги, он снова сложил его и опустил на край стола.

— К счастью, ничего срочного, — сказал он.

— Где ты пишешь мне? — спросила Франческа.

— За столом в соседней комнате.

— Можно посмотреть на него?

— Пойдем.

Питер взял ее за руку. Комнаты располагались обычным образом — одна переходила в другую. В столовой, примыкавшей к кухне, на столе был оставлен холодный ужин, приготовленный одной местной женщиной, приходившел каждый день готовить и убирать, когда Питер жил в Харлеме. Франческа выразила желание умыться после поездки, и он проводил ее наверх, в спальню, где было все необходимое, включая и добротную старую кровать, окруженную пологом с трех сторон. Питер сказал, что во всех комнатах на верхнем этаже есть подобные кровати. Франческе рассказывали, что когда-то и в их доме были встроенные кровати, но когда ее родители поженились, Хендрик после очередного выигрыша в карты убрал их и заменил кроватями с пологом на столбиках, среди них было и то экстравагантное позолоченное ложе, которое он делил с ее матерью. Интересно, подумала Франческа, были ли на тех встроенных кроватях такие же резные навесы, что и над этой.

Питер спустился в столовую, поставил еще один прибор на стол и придвинул стул.

Франческа скоро появилась в темно-желтом бархатном платье, которое одевала на свадьбу Греты, а волосы связала лентой в пучок. Питер церемонно отодвинул стул, приглашая ее сесть.

— Если бы я знал, что ты сегодня вечером будешь здесь, я приготовил бы настоящее пиршество, — улыбаясь, сказал он.

— Да тут и так пир, — ответила Франческа.

Когда с блюд были сняты покрывающие их белые хрустящие салфетки, перед глазами предстали омары, копченое мясо, салаты, фрукты, хлеб, домашний миндальный торт и кувшин сливок.

Питер налил охлажденного белого вина, принесенного им из погреба.

— Обычно эта добрая женщина, что кухарничает для меня, готовит плотный ужин, но в те дни, когда я работаю до темноты, я прошу ее оставлять что-нибудь холодное на столе или какое-то горячее блюдо на плите в кухне.

— Мне не хотелось бы, чтобы еще кто-нибудь находился здесь, Питер. — Она взглянула ему в глаза поверх вазы с салатом, которую он протягивал ей, потом, положив себе немного на фарфоровую тарелку, опустила взгляд.

— Мне тоже, — мягко сказал Питер, когда глаза их снова встретились. — Мы никогда не оставались наедине раньше. Всегда поблизости был кто-то еще.

Они продолжали говорить за ужином, каждый хотел знать все, что случилось с другим с тех пор, как они в последний раз писали друг другу. Франческа поведала о трудностях Алетты в прислуживании Константину, рассказала о свадьбе Греты, и описала волнение Сибиллы в связи с предстоящей помолвкой, которую она предпочла пропустить ради встречи с ним. Питер рассказал о книгах, которые читал, пьесах, которые смотрел, и играх в гольф и в лапту, в которые неистово сражался с друзьями, пока работа не положила конец всем развлечениям. Он сообщил также о беседе с Нелтье, умолчав только о подозрении на убийство и о предполагаемом убийце, не желая омрачать первый вечер Франчески в его доме.

— Между прочим, это письмо, что ты привезла, от Нелтье. Она пишет, что случайно обнаружила брачный контракт подписанный твоим отцом и Людольфом.

Франческа криво улыбнулась.

— Она немного опоздала с известием.

Питер перевел разговор на более приятные темы, и она рассказала о портрете городской стражи, виденном ею, поддразнивая Питера, что увидела его раньше, чем он, хотя — так как он находился в запасе — его на портрете не будет.

— Значит, работа продвигается хорошо?

— О, да, — весело ответила Франческа, — там даже появится мышонок.

Питер посмеялся вместе с ней над дерзким намерением Ханса Румера, и они попытались угадать, где будет находиться мышь.

— Наверное, спрячется под чьим-нибудь кружевным воротником!

— Или будет выглядывать из-под пера на шляпе капитана!

И пока они беседовали и смеялись, их не покидало ощущение нежности и сознание, что время стремительно приближается к тому моменту, который был неизбежен после их первой встречи.

Когда они встали из-за стола и Питер отодвинул ее стул, Франческа попросила:

— Покажи мне сейчас студию. Я хочу пустить здесь корни, которые ничто не сможет вырвать. — Ей просто необходимо было сделать что-то в знак протеста против нависшей над ней мрачной угрозой.

Питер взял ее лицо в свои ладони и нежно поцеловал.

— Пойдем, я отведу тебя. Ты сможешь взглянуть также на открывающийся оттуда вид.

— А не слишком ли сейчас темно? — спросила Франческа, пока Питер брал со стола канделябр, чтобы освещать путь.