Обычно Грета никогда не беспокоила Хендрика во время работы в мастерской, но на этот раз ей показалось, что ему следует знать о посетительнице.

— Извините, что прерываю вашу работу, господин, но там спрашивают юффрау Анну Вельдхейс.

Хендрик резко повернул голову. Снова услышать девичью фамилию своей жены было равносильно стреле, пронзившей его сердце.

— Ты пригласила в дом?

— Нет, господин, так как дама хочет видеть не покойную госпожу, а художницу с таким именем.

Хендрик, совершенно сбитый с толку, сам спустился к двери. Он подумал, что пришла одна из старых знакомых Анны, у которой перепутались воспоминания о ней. В приемной находилась женщина средних лет в скромном черном платье жены ремесленника и чепце таком же жестком, как и ее накрахмаленный воротничок.

— Я хочу видеть молодую женщину, — объяснила она. — Юффрау Вельдхейс нарисовала прекрасный семейный портрет моего сына с женой этой зимой. Сейчас их ребенку исполнилось четыре месяца, и так как младенец довольно болезненный, они хотели бы, чтобы барышня дорисовала его сейчас, не дожидаясь, пока он подрастет.

Не было ничего необычного в том, что детей, рождавшихся позже, добавляли к семейному портрету спустя несколько лет, и нередко создавалось впечатление, будто у родителей дюжина или даже больше отпрысков примерно одного возраста, зачастую в одной и той же одежде, так как вещи переходили от одного ребенка к другому. Хендрик с сочувствием отнесся к необходимости поспешить в данном случае, но не мог вспомнить ни одного художника, кроме себя, в своей округе. Должно быть, эта женщина искала какого-то любителя.

— Почему вы решили, что эта девушка живет здесь? — спросил Хендрик, все еще удивляясь совпадению имени и фамилии.

— Мне сказали, что видели, как она входила в один из домов на этой улице. Когда я спросила у прохожего, где мне найти художницу, он указал на вашу дверь.

— Боюсь, вы обратились не по тому адресу, госпожа.

Женщина вежливо присела в реверансе.

— Извините, что побеспокоила вас.

Хендрик закрыл за ней дверь и вернулся к работе.

Нельзя сказать, чтобы фамилия Вельдхейс было крайне необычной, но странное совпадение, что ее произнесли на пороге именно его дома.

Хендрик не мог точно сказать, почему случай с женщиной, зашедшей к нему в дом, запечатлелся в памяти, но в последующие дни он время от времени вспоминал о ней. Он полагал, что это последствия вспышки надежды, пробудившейся в нем при мысли, что он увидит кого-то, кто знал Анну много лет назад. Люди, не испытавшие чувства горькой утраты, понятия не имеют, какое утешение приносит разговор о покинувшем этот мир любимом человеке. Слишком часто окружающие избегали разговоров о покойном из благих, но совершенно неверных намерений, не подозревая, что каждый раз, когда Хендрик слышал произнесенное вслух имя Анны, она на несколько мгновений оживала вновь.

Он работал над автопортретом, поглядывая в зеркало, установленное на нужной высоте возле мольберта. На нем был богатый на вид костюм, взятый в одном из сундуков с реквизитом, и бархатная шляпа с длинным пером, прикрепленном украшенной драгоценными камнями застежкой, модная в прошлом столетии. Цель столь величественного одеяния заключалась в том, чтобы подчеркнуть свое положение преуспевающего художника, как делал в пору своего расцвета Рембрандт. Для Хендрика это был также вызов ненавистному покровителю, своеобразная демонстрация того, что он не зависит ни от чьей щедрости. Алетте следовало бы воспользоваться случаем и, сидя в мастерской, рисовать отца в роскошных одеждах, а не делать наброски в городе, чтобы потом рисовать на их основе картины в своей комнате наверху.

Неожиданно кисть его замерла между холстом и палитрой, и подозрение острой болью закралось в душу. Молодая художница! Под это описание вполне подходит Алетта. И опять же имена — Анна Вельдхейс и Алетта Виссер — связаны одними и теми же инициалами. Кроме того, кто-то видел, как молодая художница входила в дом, который мог быть, — а мог и не быть — его домом. Хендрик пытался избавиться от все растущего убеждения, будто существует определенная связь между его дочерью и упомянутым семейным портретом, но попытка не увенчалась успехом. Наконец, внимание его совершенно рассеялось, и он вышел из студии. Стремительным шагом поднявшись по лестнице, Хендрик направился к покоям, которые занимали его дочери. Дверь в скромную мастерскую была заперта, но под мощным толчком широких плеч Хендрика с треском распахнулась.

Несколько мгновений он свирепо смотрел на картины, прислоненные к стене. Потом поднял одну, нарисованную на доске из дуба явно не из его запасов. Глаза Хендрика угрожающе расширились, как только он заметил подпись «А.В.» Как смеет Алетта подписывать свою работу, не получив на это его разрешения! Все сомнения рассыпались, гнев горячей краской затопил лицо и шею, руки затряслись от бешенства. Хендрик швырнул картину на пол и схватил следующую. Затем начал переходить от одной к другой, уверившись сейчас, что его дочь и молодая художница, о которой наводили справки, — одно и то же лицо. В этих грубо выполненных работах чувствовался талант, стертый поспешностью, небрежной перспективой и непродуманным использованием цвета. Им место в восточном и южном районах города, где проживали ремесленники и обычные торговцы, но ни одна не должна появиться в западном, где располагались роскошные особняки зажиточных бюргеров и купцов. Неоконченный семейный портрет на мольберте, изображавший группу в скромно обставленной комнате, стал последним убедительным доказательством в глазах Хендрика. Все пережитые несчастья и волнения, все душевные страдания последних месяцев — со времени той злосчастной игры в карты — захлестнули его. Что-то сломалось внутри. Самообладание покинуло его.

С ужасным яростным ревом Хендрик бросился к окну и рывком распахнул его настежь. Потом собрал полотна, переломал о колено рамки и выбросил во внутренний дворик. Мария, лущившая на солнышке горох, встревоженно вскрикнула, когда картины, упав на булыжник, с треском разлетелись на щепки. Они не могли задеть или ударить ее, но страх заставил пожилую женщину подскочить на стуле, миска соскользнула с колен, и горошины запрыгали и заплясали, разлетевшись по всему двору.

— Что случилось? — дрожащим голосом крикнула Мария. — Неужели Алетта сошла с ума?

Грета выбежала взглянуть, что произошло, и успокаивающим жестом прикоснулась к плечу Марии.

— Это мог сделать только хозяин! Юффрау Алетта ушла довольно давно.

Упала последняя картина. Грета осторожно вышла вперед, чтобы взглянуть на окно на третьем этаже, но Хендрик уже спускался вниз. Через минуту он появился у задней двери. Вне своей студии он представлял собой нелепую фигуру в причудливом одеянии и шляпе с пером.

— Где Алетта? — громко спросил Хендрик требовательным тоном.

Грета, склонившаяся над грудой живописных обломков в поисках картин, которые еще можно было бы спасти, быстро выпрямилась.

— Ушла рисовать эскизы, хозяин.

Мария, возмущенная случившимся, поднялась со стула.

— Нельзя же ожидать, что Алетта рисует так же хорошо, как и вы! — прошипела она, совершенно неправильно истолковав причину уничтожения картин. — Когда вы в последний раз давали ей уроки? Неужели у вас нет никаких угрызений совести после того, что вы сделали с ее работами?

Хендрик свирепо взглянул на нее, глаза его сузились и опасно блеснули.

— Я отправил их туда, где им место, старуха. Ими только топить печь. — Потом властным жестом направил палец на Грету. — Ты сожжешь каждый кусочек хлама, разбросанного по двору! От него должен остаться только пепел, когда я вернусь. Где можно найти Алетту?

— Понятия не имею. Она не сказала, куда пойдет.

Хендрик перевел требовательный взгляд на Марию, но та упрямо сжала губы.

— Если бы я и знала, то и тогда не сказала бы, пока вы в таком духе!

— Прекрасно, я сам отыщу ее! — Он стремительно направился в дом, срывая бархатную шляпу с головы и стаскивая великолепный костюм. Оставшись в одной только рубашке и штанах, он поспешно вернулся в мастерскую, снял с крючка шляпу и схватил куртку. Засовывая на ходу руки в рукава, Хендрик широкими шагами вышел из дома.

Сначала он прошелся по тем улицам и закоулкам, которые узнал на полотнах Алетты. Нетрудно было догадаться, что она рисовала на продажу, и не только на заказ частным лицам, но и виды площади Дам, ратуши, разных церквей и гавани, обычно предлагаемые покупателям. Хендрик заглядывал в каждую торгующую картинами лавку по пути, но не увидел ни единой картины своей дочери; он и не ожидал увидеть их, так как девушка, предлагающая свои работы, должна быть исключительным художником, если рассчитывает получить солидное вознаграждение. Значит, остается только рынок или ярмарка.

Хендрик вышел на площадь Дам с улицы на противоположной стороне той, где теснились торговые ряды. Протиснувшись сквозь толпу, он пробился к прилавкам и направился вдоль рядов, игнорируя лавки, в которых продавали овощи, фрукты, гончарные изделия, головки сыра, башмаки на деревянной подошве и старую одежду. У каждого прилавка с картинами он останавливался и разглядывал полотна с таким вниманием, что его принимала за потенциального покупателя и вынуждали задавать ненавистный ему вопрос.

— Есть ли у вас что-нибудь, написанное… Анной Вельдхейс? Она подписывает свои работы инициалами.

Следовал отрицательный ответ, являвшийся каждый раз огромным облегчением для Хендрика. Неизвестно, заметил бы он, что в конце цветочного ряда выставлены полотна, не попадись ему на глаза знакомое лицо. Это была замужняя сестра Греты Елена, часто приходившая к ним в дом помочь по хозяйству, если в том возникала необходимость. Хендрик подумал, что она, возможно, видела Алетту сегодня утром, и не помешало бы спросить ее. Пройдя поближе, он увидел, что она помогает в лавке, где он покупал луковицы тюльпанов задолго до того, как познакомился с владельцем. Так как все цветы были дорогими, осталось всего две лавки, торгующие ими, в том числе вот эта. У них всегда был прекрасный товар, и хорошо одетая публика делала покупки.

К его удивлению Елена находилась в дальнем конце длинного прилавка, на котором выстроился ряд картин. Даже с того места, где он стоял, Хендрик узнал работу. Значит, Питер ван Дорн, Елена и Алетта состояли в тайном сговоре! Хендрику показалось, что он взорвется от ярости. Решительным шагом он прошел в конец. Елена, увидев его стоящим перед картинами, залилась виноватым румянцем.

— Мастер Виссер, — запинаясь, произнесла она. — Прекрасный день сегодня, не так ли?

Вопль Хендрика заставил оглянуться людей за несколько рядов от них. Быстрым сильным движением он сбросил картины дочери на булыжник. Окружающие изумленно уставились на него, глядя, как он хватает оставшиеся полотна, намереваясь отправить их вслед за остальными. Затем, перегнувшись через прилавок, он схватил Елену за плечи и встряхнул, давая выход своему бешенству.

— Кто принес их тебе? Алетта? Или ван Дорн? Я хочу знать правду.

Две женщины, торговавшие цветами, спешили на помощь Елене.

— Отпустите ее! — сердито крикнула одна из них. — Что вы себе позволяете!

— Посмотрите, какой беспорядок вы устроили! — пронзительно выкрикнула вторая, показывая на разбросанные картины.

Хендрик не обратил на них внимания.

— Отвечай на мой вопрос, Елена!

Та ужасно перепугалась, так как его перекошенное от ярости лицо находилось всего в нескольких дюймах от ее, жесткая хватка оставляла синяки на плечах.

— Спрашивайте свою дочь! А не меня! Я просто работаю здесь. В этом нет ничего плохого!

— Есть, если ты продаешь картины с неправомочной подписью!

— Вы причиняете мне боль! — От ее отчаянных попыток высвободиться, прилавок зашатался, ударился о другие, и от сотрясения кадка с розами свалилась вниз. Обе торговки встревоженно вскрикнули.

— На помощь! Здесь сумасшедший! — закричали они, пытаясь спасти от падения остальные кадки.

Кучка любопытных, собравшихся взглянуть на происшествие, подалась назад, когда трое дородных мужчин вышли из-за своих прилавков и схватили Хендрика за руки.

— Оставьте женщину в покое!

Хендрик резко отпрянул, отпустив плечи Елены. В слепой ярости он повернулся и ударил кулаком в лицо одного из мужчин, одновременно толкнув второго в грудь с такой силой, что тот повалился на глазеющую публику, добавив неразберихи и суматохи. Прежде чем третий мужчина успел схватить его, Хендрик поднял крышку прилавка и начал размахивать им из стороны в сторону. Елена зашлась пронзительным истерическим криком, когда он ринулся в ее сторону, но мужчины, сбитые им с ног, пришли в себя и бросились к нему. Хендрик снова пустил в ход кулаки, в результате завязавшейся рукопашной схватки главный цветочный ряд покосился и рухнул, и булыжник под ногами стал скользким от воды и растоптанных цветов, пока Хендрик отбивался от людей, пытавшихся задержать его, кто-то крикнул, чтобы позвали городскую стражу.