Вероника Трифоненко - Золушка поневоле или туфельки моей ба(СИ)

Друзья, одним словом. Пошла искать свою судьбу и проблему номер 1 по совместительству, в смысле принца. Козлина, как всегда был не один, но по традиции меня это совершенно не смутило, пожелала жениху спокойной ночи, девушке, которую он обнимал, поменьше краситься… стремно смотрится, а сама, захватив на ужин чудом не съеденный бутерброд (стол с закусками выглядел так, словно его недавно атаковала саранча), пошла в свою комнату притворяться хорошей девочкой.

И кстати обнимал принц отнюдь не Лиа, и даже не баронессу или одну из моих сестричек, а какую-то новую барышню. В общем, если мое подсознание, где-то на своем краешке и думало, что Гаррет — неплохой вариант для замужества (еще бы король всех засранцев, постоянно меня уделывает, спит со всем, что шевелится, плюс человек, из-за свадьбы с которым меня могут убить), то сейчас я поняла, что даже брак со мной недостаточная небесная кара за все его делишки. В конце концов, где-то в мире живет Моргауза, а ее Гаррет боится.

Идея! Коварно потерла ручки и бросила задумчивый взгляд на одного из конвоирующих меня стражников, тот шарахнулся в сторону и врезался в пустые доспехи. Я поморщилась, а стражи принялись вытаскивать сослуживца из-под импровизированного завала, некультурно матеря кого-то при этом. Внезапно решила, что ругань — это хоть что-то адекватное во всеобщей убивающей идиллии взаимного сумасшествия. Чуть было не заслушалась (фантазия и воображение у стражей порядка оказались не хуже чем у меня), но стражника достали и мы пошли дальше. Через минуту дошло, что пока стража доставала трусишку вполне могла сбежать, и я даже подумывала повторить фишку, но вспомнила, что у меня есть невидимая дверь, меня никто не охраняет, а бегаю я очень х… мягко говоря, плохо. В общем, с тяжким вздохом даже слегка ускорилась и пошла дальше.

В комнате меня немного разморило, и я прилегла отдохнуть, а утром настырная, как молодой муж в ожидание супружеского долга меня ждала свадьба.

Отвратительно светло, солнце бьет по глазам из-за витражных окон, и даже кусок ткани, закрывающий мое лицо, от этого ослепительного света не спасает. Все стены увешены белыми лентами. Сволочь принц, запомнил, как сидя на полу и плача, призналась, что очень люблю белый, так как он чистый и не раздражает глаза (просто стена под тканью была такой приятно белой, и я зачем-то начала говорить и никак не могла остановиться), но не в таких же количествах! Неужели опять мстит за что-то!? Так вроде победителям не положено.

На возвышение, что-то радостно бухтит священник, рядом со мной кто-то растроганный и видимо слегка больной на всю голову льет слезы. И вот наступает решающий момент, принц соглашается, согласие с моей стороны подписали 'сестры' (не зря они мне не понравились), поднимает вуаль, все замолкают, только где-то рядом громко чирикает какая-то небесная тварь, Гарр целует и опускает вуаль. Толпа ликует, а принц начинает искать мое лицо в толпе, потому что…

* * *

Меня разбудил посреди ночи стук в дверь.

Кто там спросила бы я, если бы окончательно сбрендила, так прокралась к невидимой двери и попыталась через нее слинять, не вышло, ее подперли, а так как невидимый замок на видимой двери сделать не догадалась, пришлось идти открывать, предварительно вооружившись кем-то заботливо возвращенным мне ночным горшком. И вот стою я вся такая смелая, на слегка трясущихся ногах, в очередной раз тяжко вздыхаю, затем резко толкаю пяткой дверное полотно и отскакиваю в сторону. Затем возвращаюсь и снова толкаю, так как дверь ни фига не открылась с первой попыткой, потом разозлившись, толкаю руками, пытаюсь выбить дверь плечом, забыв про то, что невидимая дверь заперта, начинаю грешить на особый воздух Трамляндии и думать про глюки, но тут вдруг раздается дикий ржач. И я сразу же узнаю голос и все понимаю: развел!

— Олаф, сволочь, вылезай, я из-за тебя пятку отбила!

К ржачу прибавляется хихиканье, и я понимаю, что друзей у меня больше нет, в смысле, не будет, уже через пару минут, если я этих ржущих как лошади сволочей выловлю. А я выловлю, потому что злая, а Марьянка бегает еще хуже меня, как Олаф не знаю, но заказные убийства еще никто не отменял… Так о чем это я:

— Милые мои, я не злюсь, вылезайте!

— Не-а, сначала горшок убери и перестань смотреть, словно планируешь сделать из нас суп! — Олаф козлина не повелся, а может просто различил плохо скрытые нотки злости в моем голосе!?

— Хорошо убрала, видите, поставила на пол.

— Она и руками может задушить. Не выходи, — попытался Лафик остановить неизбежное, но на то, он теперь и Лафик, что у него ничего не вышло. Чудо вышло, невинно улыбнулось и… сработало. Как и тысячи косяков назад. Ненавижу себя за это и ненавижу себя за то, что у меня, как и у других не выходит ненавидеть за это ее, врожденный дар всеобщей любви — это жестоко по отношению к окружающим, как, впрочем, и мой… о, это длинная и печальная история, называется 'портвейн', ну или почему феи не должны пить портвейн перед процедурой дарения даров новорожденным феечкам. Моя фея была начитанной (не в общепринятом смысле, она просто перечитала женских журналов), так вот, помимо любви к чтению и спиртному, фея была крайне романтичной, страдать, правда, от ее романтичности пришлось мне и еще N-му количеству детей, так как замужем фея так ни разу и не побывала, но решила побыть щедрой к другим, мне, например, пожелала встретить какую-нибудь венценосную особу, которая возьмет меня замуж, при этом о любви фея забыть сказала, а вот потребовать от меня прощение, когда я, вырастя, нашла ее и стала задавать вопросы, не запамятовала (избирательный склероз).

Так вот стою я, смотрю на невинно улыбающуюся Марьянку и ищу в себе силы, чтобы перебороть воздействие на мозг фейского дара и, наконец, хоть как-то компенсировать мерзавке потраченные нервы. Но не нахожу. И вот спустя минут пять к нам выбирается слегка нервничающий Олаф (еще бы, рука у меня тяжелая, а горшок рядом), оглядывается, встречается взглядом со мной, расправляет плечи и гордо идет ко все еще злящейся практически вооруженной фее. Короче, юный самоубийца на прогулке. Логично, что я решила по-товарищески помочь соседу понять в насколько невыгодном он положение. Подошла к другу и с милой улыбочкой ударила его кулаком в живот, наконец, выпуская пар:

— Квиты. Ваше совместное чувство юмора я оценила, а теперь самое важное, зачем приперлись?

— Ну, ты сильная — Олаф все никак не мог разогнуться после удара, заставляя меня улыбаться. Впрочем, отвечая, вернула лицу и голосу серьезность:

— А еще злая. Так зачем напугали?

— Так мы тебя напугали… — попытался загореться идеей отмщения и нового издевательства надо мной любимой архивариус. Но:

— У нас есть план — перебило Олафа и как-то просто всех примерило чудо.

И вот мы уже сидим и спокойно обсуждаем детали абсурдной идеи, пришедшей в голову Марьянке, лишь немного споря о несущественных мелочах, а за окном собираются тучи и проливаются громким ливнем. В голове бродят отстраненные мысли о том, что нельзя бежать в дождь и нужно переждать непогоду в замке. А чтобы не уснуть (а кто меня разбудил!?), почему бы действительно не поучаствовать в чужом идиотском замысле. И хотя мозги кричали, что ни в коем случае нельзя выполнять план Марьяши, я все равно кивала друзьям и соглашалась с каждой строчкой чужого шедеврального замысла.

Ночь. За окном все еще хлещет вода, превращая дороги в какое-то месиво, а по замку, громко топая, крадутся три идиота, считая, что у них просто звездная конспирация. В смысле, они же под пологом невидимости. Да их слышно, но невидно же! В общем, почему бы встречным не решить, что у них слуховые глюки. Коллективные.

Хотя может, просто придираюсь!? Я имею в виду, что во время обсуждения мою идею переодевания в слуг не поддержали, вот и выплескиваю обиду, так утверждал Олаф. Но на самом деле, думаю, что нет, потому что мне, правда, кажется, что, если ты, находясь под пологом невидимости, то и дело норовишь уронить какую-нибудь угловую вазу, ойкая и извиняясь при этом (чудо чудило), то тебе реально не поможет никакой полог невидимости это скрыть. Наконец, спустя парочку случайно встреченных припозднившихся гостей и с десяток с грохотом обрушившихся вещей мы таки добрались к цитадели зла, я имею в виду пункт назначения, или (еще проще) комнату тети Гаррета.

Как и всякий порядочный джентльмен Олаф вытолкнул даму вперед и стал выжидать. В смысле, друг толкнул меня на дверь, а сам за мной не заскочил. И я бы уже даже заподозрила предательство, если бы не круглые от удивления глаза служанки, сидевшей на полу и собирающей рассыпавшиеся бусины. Видимо, в замке еще запертые двери (спасибо слаженной работе друзей, Марьянка расколдовала замок, Лафик толкнул) так резко и странно не открывались… Хотела было поздороваться, но вовремя вспомнила про невидимость и просто села рядом и стала помогать собирать бусины, потом, правда, услышав грохот падающего тела, прекратила. Осознала, что, видимо, сделала что-то не так. Вздохнула и пошла разведывать обстановку дальше. В смысле позвала друзей внутрь, а сама вошла в новую дверь. За ней было интересно. Ну, вернее как интересно, просто стало понятно, что принц с тетей реально родственники.

Сидя на кровати в довольно откровенной ночнушке, подозреваемая в убийствах настолько жарко целовалась с одним из моих учителей (кстати, блондином), что открывшуюся дверь просто не заметила. Чего не скажешь о ее спутнике, гад попытался отстраниться и обратить внимание, но где уж там, две когтистые лапы вернули добычу на законное место и окончательно уверили меня, что их обладатель — демон. Жаль, правда, в суде такое доказательство не примут, пришлось искать настоящее. Для начала открыла еще несколько дверей и узнала, что нормальный санузел в Чудленде существует (а я везучая), гардероб может занимать комнату, превосходящую по размерам мою спальню, а в кабинете… стоп, кабинет! С него-то я начну поиски улик!

Приняв столь очевидно судьбоносное решение, незамедлительно отправилась звать своих друзей помогать вскрывать замки. И вот в чем странность ни мы тете, ни нам тетя, даже особо и не мешали. В смысле, каждый занимался своими делом, мы, чертыхаясь, взламывали замки и искали какой-нибудь компромат, а тетя принца усиленно пыталась убедить возлюбленного, что у него просто глюки и вовсе не зачем переносить их свидание и звать стражу. Когда обронила стопку бумаг по всему полу комнаты с любовниками, и мужчина, не выдержав, стал орать, что 'тут явно что-то не так!', поразила реакции тети, та флегматично оглядела пол, посмотрела на возлюбленного и просто заметила: 'ветер'.

После этого блондинчик сдулся и уже больше ни на что не реагировал, отстранено вздрагивая, только слыша чужой мат и звуки падения; и даже совершенно не спорил с ответом тети на истеричные причитания служанки о призраке, просто кивнул, когда леди Гретхен, заметила, что той, видимо, показалось, а, если она продолжит нести чушь, ее быстро уволят. Девушка ушла, а я подумала, что пора заканчивать. Во-первых, ничего полезного не нашли (ни орудия убийства, ни признательных показаний), во-вторых, такими темпами мужик скоро позорно сбежит, и тогда тетя принца, стопудняк, нас уроет, поэтому, тихо выбрав парочку сувениров на память, мы постарались все сложить аккуратно (о как было при нашей косорукости речи идти не могло) и вовремя уйти.

И у нас почти получилось, кто ж знал, что именно случайно оброненный шкаф станет последней точкой кипения для учителя, служанки и воплощения вселенского зла (я про тетю Гаррета).

'Упс, приехали' — выглянув в комнату с влюбленными, начала по стеночке красться в коридор, потому что…

— Призрак! Это был призрак! — верещала служанка на одной ноте, бегая по комнате.

Тетя принца схватилась за голову, а ее красавчик, начал резко одеваться, бормоча что-то про судьбу и что он больше никогда… наконец, леди Гретхен надоел балаган и она попросила всех заткнуться. Как не странно подействовало, от ее интонации все (мы с друзьями в том числе) не только замолчали, но даже замерли на месте.

— Вильям, глупый мой (сдается не комплимент), ты снова просил своих друзей помочь? Я же предупреждала — и вроде голос не злой, но как-то резко захотелось ускориться и в туалет, видимо не одной мне, невидимые друзья вытолкнули из комнаты, но совсем покидать чужую резиденцию, мы не спешили, замерли на пороге. Не зря, спектакль продолжился, заикаясь, учитель ответил:

— Н-нет.

— Точно? — да-а, а ее добрые интонации пугают ни чуть не меньше приказных. И, кстати, судя по все еще заикающемуся блондинчику не только меня: