– Правильно. Ему кайф обломали, он нам. Цепная реакция. – Марья Ивановна вновь блеснула логическим мышлением.

Любовь Николаевна посмотрела на часы и предложила:

– Четыре часа. Может, чайку попьем? Начальница быстро не придет, гарантирую.

Но мне почему-то казалось, что долго она не задержится.

– Олег Геннадьевич сказал ей, что сразу после праздников проверка из министерства приезжает. Так что не думаю, что она долго там задержится.

– О, это только предлог для уединения! Спорим, что полчаса ее точно не будет?

Я спорить не собиралась. Просто мое внутреннее чутье очень твердо было уверено, что мужчина, намекавший на серьезные отношения с одной, не будет демонстрировать свои близкие отношения с другой.

Разбивая ее планы, в кабинет стремительно вошла Вера Гавриловна. Удостоверившись, что все в порядке, долго и нудно говорила нам о проверке, стараясь напугать, чтоб прониклись. Но мы не прониклись, у нас этих проверок бывало по две в месяц. Достали просто.

Когда начальница завершила свои пугательные речи и ушла, Любовь Николаевна повернулась ко мне и с угнетающей проницательностью заметила:

– Ох, не о твоем моральном облике речь шла у генерального, Катя, иначе начальница не была бы столь сурова. А о чем?

Естественно, я ничего ей не сказала.

Глава пятая

Новый год, как обычно, мы встретили вдвоем с бабушкой, хотя меня приглашала мама. Но в этом случае бабушка осталась бы одна, а я ее люблю гораздо больше, чем мать. Мама, в принципе, неплохой человек, но для нее я только послед неудачного брака. Поэтому мы к друг другу испытываем довольно прохладные чувства. У нее ко мне превалирует чувство вины, я же не могу ей простить преступной слепоты, когда она оставляла меня наедине с практически насильником. Она это тоже понимает.

С бабушкой встречать Новый год хорошо. Душевно так. Я, бабушка, елка и телевизор. Вполне приятная компания. И, конечно, полный стол. Бабушка к торжеству готовится заранее, продукты закупает за месяц, а блюда начинает готовить за пару дней. Все, что можно сделать раньше, бывает сделано, и мне остается только помочь накрыть на стол. Потому что, как правило, 31 декабря я работаю.

Причем в самом деле работаю, а не хожу из отдела в отдел с поздравлениями. Потому что сразу после Нового года приезжает проверка из министерства, и мы перепроверяем на сто рядов все, что только можно. Ревизорам всех мастей же надо свои зарплаты, весьма немаленькие по сравнению с нашими, оправдать, вот они и роют носом землю в поисках наших ошибок. А наша задача – доказать, что мы не зря хлеб едим.

Поэтому работали мы, как и положено по законодательству, всего на один час меньше, как в обычный предпраздничный день.

Первого января я поехала к маме, и мы вполне приятно всей семьей посидели за праздничным столом. Братишки попросили меня свозить их на главную городскую елку, я пообещала, мне это и самой интересно было. И на следующий день поехала с ними на городскую эспланаду.

И не пожалела. Красота тут. Елка высоченная, вся в огнях и золотых шарах. Горок штук двадцать, на все возрасты и вкусы, от малюсеньких до огромных. И ледяные скульптуры вдоль всей эспланады, филигранные такие, изящные.

Братья выбрали среднюю горку в виде лежащего медведя, я пошла с ними и тут же наткнулась на Макса в черной кожаной куртке, черных джинсах, со сверкающими снежинками на непокрытой голове. Он весь был такой… невероятный.

Меня аж пот прошиб, и колени задрожали, едва я поняла, кто передо мной. Нет, это ж надо! И за что мне это опять? Впрочем, вопрос чисто риторический, на такие вопросы никто не отвечает, ни Бог, ни судьба, хотя в таких «случайных» встречах именно они и виноваты.

Пришлось сделать хорошую мину при плохой игре и попытаться отступить за спины ребятни. Не получилось.

– Добрый день, Катя. – Макс от неожиданности тоже несколько растерялся, но хороших манер не утратил, в отличие от меня, намеревавшейся потихоньку смыться.

Пришлось перестать изображать из себя столб и поздороваться.

– А где Лиза?

Он растерянно улыбнулся.

– Думаю, дома. Собирается, наверное.

– Собирается?

– Мы послезавтра улетаем в Швейцарию, на горнолыжный курорт.

Вот как? Значит, Лиза с ним не порвала. Не зная, как к этому относиться, на автомате спросила:

– В какой?

– Церматт. – Название мне ничего не говорило, и он пояснил: – Там сейчас международные состязания по керлингу идут. Посмотрим. И покатаемся.

Я даже не знала, что такое керлинг. Но спрашивать было стыдно. Молча смотрела, как братья катаются с горки, скатываясь вниз и тут же целеустремленно забираясь на нее снова.

– Это кто? – Макс проследил за моим взглядом.

– Братья. По матери, – непонятно для чего уточнила. – А ты тоже с кем-то?

– Нет. Я просто путь срезал. Я в этом доме живу, – и он показал на новую элитную высотку. – А иду в тот магазин.

Да, здесь через ледовый городок в самом деле гораздо ближе, чем в обход. Не понимая, чего он медлит, шел бы уже и не смущал меня, подняла лицо и поразилась: он смотрел на мои губы. Изучающе так. Я тут же покраснела. Вспомнил мой насильственный поцелуй?

Он тут же отвел взгляд, но мне все равно было жарко. Хорошо, что здесь гирлянды мерцают, не видно, какого цвета щеки. А уши вообще скрыты под шапкой. Ах, уходил бы уже и не смущал меня больше!

Словно услышав мой безмолвный вопль, он неловко поклонился.

– Ладно, пойду, не буду вас отвлекать. До свидания.

– Пока! Лизе привет передавай. – Надеюсь, в моем голосе не слышалось ощущаемое мной облегчение.

– Передам! – снова короткий взгляд на мои губы, и Макс наконец ушел. Высокий, мужественный, до отчаяния чужой.

И мне стало так грустно, хоть вой. Ну что это такое! С ним плохо, без него еще хуже!

Мы с братьями протолклись на площадке еще два часа, и все это время я высматривала Макса, надеясь, что обратно он пройдет этим же путем.

Не прошел, и это было так обидно, будто я чумная какая-то и меня надо избегать, чтоб не заразиться.

Дома всплакнула немного, от щемящего чувства потери даже позабыв об Олеге Геннадьевиче и его намерении «узнать друг друга получше». Эх, а ведь скоро на работу, и там будет он.

Интересно, почему он мне не звонил? Может, передумал? Это было бы здорово. Но, скорее всего, у него нет моего телефона. Теоретически он в программе у кадровиков мог его посмотреть, даже наверняка посмотрел, но с той поры, как туда был введен мой телефон, я симку несколько раз меняла. А городского телефона у нас нет. Ни к чему.

Так что расслабляться не стоит. Наоборот, надо собраться с силами и объяснить ему, что он меня не привлекает. Вообще.

Представила, как объясняю ему это, в памяти всплыло его печальное лицо и взгляд такой… просительный, и вдруг жалко его стало. Очень.

Первый рабочий день прошел как-то скомкано. Лизоньки не было, и я, поглядывая на ее пустующий стол, чувствовала что-то вроде ревности. Зачем она с Максом поехала, если не любит? Бессмысленно это. Опять не смогла сказать «нет»?

Но я ее не осуждала. Попав, по сути, в такую же ситуацию, поняла, что это неимоверно трудно. От каждого звонка я нервно подскакивала, смотрела на дисплей, удостоверяясь, что это не генеральный, испускала неприличное «ффууу…», привлекая к себе недоуменное внимание коллег.

И никак не могла взять себя в руки!

До той поры, пока в отдел не зашла наша царственная начальница, и на вопрос Марьи Ивановны «неужто оперативка у генерального уже закончилась?», сообщила:

– А ее сегодня и не было. Олег Геннадьевич в Москве, замы без него проводить оперативку не стали. Он приедет через пару дней вместе с проверяющими.

Она ушла, дав нам новые задания, а у меня появилось эйфорическое чувство помилованного перед казнью.

Это было так очевидно, что Любовь Николаевна даже не спросила, а утвердила:

– Катя, у тебя что-то с Олегом Геннадьевичем было! Признавайся давай!

Ага, счас!

Хмуро на нее посмотрела, не желая отвечать, и была спасена ушлой Марьей Ивановной:

– Оставьте Катерине ее секреты, любознательная вы наша! Давайте лучше работать. Кстати, мое задание можно выполнить только с учетом ваших выводов, так что дерзайте уже, дерзайте!

Любовь Николаевне пришлось вспомнить, что Марья Ивановна наш непосредственный начальник, и, наступив на горло собственному любопытству, приняться за работу.

День прошел нормально, сердце к вечеру успокоилось и билось, как положено, семьдесят ударов в минуту.

Дни до конца недели прошли спокойно, в воскресенье мы с бабушкой ходили в кино, а в понедельник приехала проверка.

Проверка так проверка, это не ревизия, та пострашнее бы была. Все было бы ничего, но когда Олег Геннадьевич вошел к нам, знакомя проверяющих с нашим отделом, он послал мне такой многообещающий взгляд, что у меня дыхание перехватило.

Они давно ушли, а я все никак не могла успокоиться, глядя в монитор и не видя ни строчки. Очнулась от Мариванного:

– Катя, спишь, что ли?

Встряхнувшись, постаралась ответить спокойно, но голос все равно дрогнул:

– Вы что-то сказали, Марья Ивановна?

– Я спросила, чего такая бледная сегодня?

С Марьи Ивановны стало бы подойти ко мне и лоб пощупать, поэтому поспешно ответила:

– Бледная? Так зима же. Авитаминоз. Надо витамины купить.

– Да влюбилась она, разве не видно? – Любовь Николаевна то ли пожалела, то ли посмеялась. У нее не поймешь. – Причем в Макса.

– Вы правы, – не стала с ней спорить. Давно убедилась, что скрыть что-либо можно, только во всеуслышание в этом признавшись. – Есть немного. Симпатичный, высокий. Обходительный такой, вежливый. Но вот до него был, как его, Влад, он мне нравился еще больше. Вот был красавец мужчина. Аполлон. Само совершенство. Жаль, что Лизонька его так быстро отшила.

Любовь Николаевна опешила. Но быстро опомнилась.

– А Шурик тебе что, не нравился?

– Фу! – это было сказано совершенно искренне. – Мордоворот ужасный! И невежа. Не терплю таких.

– Да, приятного мало, – согласилась со мной Марья Ивановна. – Но Любовь Николаевна от таких жеребцов без ума.

– Да! – та повела холеной рукой волнистую линию, неизвестно на что намекая. – Очень даже неплохой экземпляр. Гора мускулов и никакого намека на интеллект. Классно.

– Что же в нем классного? – боюсь, я снова проявила свою девичью наивность полной мерой. – С ним даже поговорить не о чем.

– А с такими я ни о чем и не говорю, – Любовь Николаевна откровенно рассмеялась. – Они кое в чем другом сильны.

Догадавшись, в чем именно, я медленно покраснела.

Вспомнив наконец о проверке, дамы принялись готовить запрошенные документы, на время оставив меня в покое. Я же принимала отчеты от районов, чтоб не останавливать рабочий процесс. Работы было много, и я даже забыла о многозначительном взгляде генерального, но вечером, уже выходя из конторы, снова столкнулась с ним.

Олег Геннадьевич усаживал дорогих гостей в свой форд, видимо, чтоб отвезти в ресторан – отработанная до мелочей процедура. Хорошо, что проверяльщиков только трое, все в одну машину вошли. Он уже садился за руль, когда меня черт вынес из дверей почти ему под ноги.

Замерев в полусогнутом состоянии, он мне улыбнулся и игриво так подмигнул. Я замерла, он устроился на водительском месте и уехал.

– Ого! – медленно повернулась на звук и сердито уставилась на Баранова. – Ого! – снова повторил он и, наклонившись ко мне, шепотом спросил: – Что, уже любовники? Быстро же вы!

– Лешик! – от оскорбления я зашипела, напоминая себе удава, питона и анаконду вместе взятых. Или они не шипят? Ну тогда гюрзу, гадюку и кобру одновременно! – я тебе такое оскорбление не прощу, не думай!

Он выпучил глаза и сделал стремительный шаг назад.

– Ты чего? Это комплимент был!

Я придвинулась к нему поближе и сжала кулаки. Наверное, выражение моего лица стало слишком свирепым, потому что он пугливо оглянулся и попросил:

– Только не бей, а то все сразу обо всем догадаются.

Это вмиг охладило мое желание врезать ему промеж глаз. Служить коллегам источником домыслов и сплетен не хотелось. Но и спускать гадости этому охальнику – тоже. Взяв его под ручку, будто мы с ним старые хорошие друзья, я повела его по тротуару к своему дому.

– Слушай, мне не туда! – Лешик попытался воспротивиться, но я была неумолима.

И только отойдя на безопасное расстояние, уверенно пообещала:

– Еще один такой комплимент, Баранов, и ты труп!

Он надулся как девчонка.

– А я-то думал, ты нежная и ласковая. Все тебя Илье нахваливал, думал, что у вас чего получится.

Я сразу замолчала. При чем тут Зайцев? Мы с ним друг на друга никогда виды не имели.

– Вот, страшно стало? – Лешик нехорошо возрадовался. – Вот и подумай хорошенько, прежде чем меня обижать!