Он не на день рождения пришел, а просто поесть по-человечески захотелось. И бабушка ему о моем дне рождения напомнила. Он призадумался немного, а потом и выдал на-гора версию о моей несостоятельности. И ничего не возразишь, он же прав. Молча выслушала, молча ушла к себе. Потом бабушка ему что-то выговаривала, но с него как с гуся вода. Папаша всегда прав.

Мама поздравила, но тоже мимоходом. Братья заболели то ли гриппом, то ли ОРВИ, ей не до меня было. Зато Ксения с Виталием прислали огромный букет красных роз, и новенький крутой такой планшет. Приятно. Теперь можно читать, где захочешь, моя электронная книжка без подсветки была, в темноте не почитаешь.

Лизонька меня просто поразила. Она отремонтировала свои старые колонки, вернее, не она, а Зайцев. Но ходила-то к нему она. Похоже, этим она убила-таки двух зайцев – и на Илью посмотрела и колонки в порядок привела. Но, судя по ее мрачному взгляду, никаких подвижек в их отношениях не наметилось.

Колонки в отдел принес Лешик, остался меня поздравить и в одиночку слопал почти все угощение. Все-таки женщины столько не едят. Впрочем, он всегда голодный, живет один, жена от него попросту сбежала. Поэтому его подкармливают во всех отделах. А что? Холостой, в технике разбирается, то есть нужный человечек. А что балабол и бабник, то кто у нас не без греха?

Отметить день рожденья Олег Геннадьевич пригласил меня в ресторан. В субботу заехал за мной с элегантным букетом гербер и набором дорогой косметики от Виши. Интересно, герберы его любимые цветы? Я букет бабушке отдала, и мы уехали в «Микадо», недавно открытый японский ресторан, здесь мы еще не были.

Хорошо, что сидеть нужно было на нормальных стульях за нормальными столиками, а то не знаю, как бы я себя чувствовала, сидя на коленях на циновке. Или как там полагается в Японии?

Палочками нас есть тоже не заставили, хотя комплект принесли. Я попробовала, но без привычки этот процесс называется воспитанием силы воли. Я над своей волей издеваться не стала, так же как и Олег Геннадьевич. От спиртного мы отказались. Олег Геннадьевич за рулем, я поддержала компанию. На мой взгляд, дико, когда женщина пьет в одиночку. Олег Геннадьевич торжественно меня поблагодарил, я ему улыбнулась, и мы остались вполне довольны друг другом.

Мы спокойно ели суши, еще что-то довольно вкусное, хотя и непонятно из чего сделанное, когда в зал вошла компания молодых мужчин. Я на них не обратила внимания, слушая рассказ Олега Геннадьевича о Париже, где он неоднократно бывал. Рассказывал он интересно, с юмором, поэтому я периодически посмеивалась.

Потом мы пошли на танцпол, где звучала восточная мелодия, переделанная под европейские вкусы. Интересно, а в Японии танцуют? И если танцуют, то что? В смысле национальные танцы, а не унифицированные и обезличенные современные.

Почувствовав на себе чей-то настойчивый взгляд, обернулась скорее по инерции, чем от любопытства. И споткнулась. На меня сердито смотрел Макс, сидевший в компании троих мужчин.

Мне стало не по себе. Смотрит так, будто я его по меньшей мере подвела. Или подло обманула. Неприятно. Может, он решил, что я о нем что-то Лизоньке наговорила? Но я о нем вообще ничего не говорила. Никому. Может, он козла отпущения ищет в их с Лизой охлаждении? А я как раз в зоне доступности?

Мы сели за наш столик, но хорошего настроения как не бывало, чувствовала я себя преотвратно. Сверлящий взгляд Макса не давал покоя. И чего ему от меня надо? Украдкой обернулась и сразу наткнулась на его вызывающую физиономию. Он и не думал скрываться. Наоборот, был откровенно зол.

Вздохнув, отвернулась. Посмотрела на Олега Геннадьевича. Тот задумчиво пил кофе, неотрывно глядя на меня. Еще один недовольный! Поняв, что краснею, разозлилась. В чем я виновата, интересно?

Сзади раздался вежливый голос:

– Разрешите пригласить вашу даму? – и, не успел Олег Геннадьевич открыть рот, как меня сдернули с места и утянули на танцпол.

Я даже глаз не поднимала, прекрасно зная, кто этот невежа. Макс прижал меня к себе и повел в странном дерганом танце. Конечно, попробуй-ка нормально потанцевать под рваный ритм восточной мелодии?

– Катя, какого лешего ты связалась с этим стариканом? – наклонившись ко мне, Макс шипел, как проткнутый воздушный шарик. И еще гипнотизировал при этом, как удав кролика.

Неприятно так стало.

– Он не старикан. Он меня старше всего на пятнадцать лет. – Попыталась отодвинуться от Макса, но он не дал. Разозлившись, крикнула, стараясь перекричать громкую музыку: – И вообще, тебе-то какое дело?

Он замер, осознав, что никакого права делать мне замечания у него нет. Но не сдался.

– Этот ваш генеральный бабник еще тот! – обозначил он свои познания о нашей конторской жизни. – Или ты карьеру решила таким путем сделать?

Отрицательно покачала головой.

– Только не говори, что он, как честный человек, тебе предложение сделал и теперь за тобой, как положено, ухаживает.

– А если скажу, то что? – я подняла к нему голову.

Он склонился ко мне еще ниже, почти касаясь моих губ, и прошептал:

– Я не поверю!

– А ты поверь! – я в самом деле сердилась. Его подозрения были унизительны, и прощать их ему я не собиралась.

– И что, ты согласилась? – его скепсис можно было ножом резать, он окутывал меня плотным облаком.

– Да, представь себе!

Нужно было остановиться, сказать, что это не его дело, но почему-то я этого сделать не смогла. Просто тормоза отказали. Трудно спорить с тем, кто до безумия нравится, а еще труднее свои чувства скрывать. Но приходится. Гордость, ты где? Ау!

– Даже так? – Макс посмотрел на Олега Геннадьевича. Что-то ему не понравилось, и он сказал уже почти нормальным голосом, только отчего-то осипшим: – Похоже, что так. И когда свадьба?

– Не знаю еще. Мы не решили.

– А спите что, уже вместе? – он спросил это так, будто речь шла о чем-то совершенно безобидном, о погоде, к примеру.

На это я отвечать не собиралась и гордо вздернула нос. Нет, какое ему дело, с кем я сплю? Сам в Лизу влюблен, а третирует меня.

– Понятно, не спите еще. А когда собираетесь?

Все! Достал! Попыталась вырваться из его рук, но он не дал. Пришлось откровенно пообещать:

– Еще один такой вопросик, и схлопочешь!

Он потряс головой, будто стряхивая наваждение.

– Черт! В самом деле, чего я несу! Извини! – и лицо у него стало мрачным таким, будто это я его оскорбила и унизила, а не он меня.

Мне бы успокоиться, но я закусила губу, чтобы унять подошедшие к глазам слезы. Просто его предыдущая реакция так походила на ревность, что я подспудно начала уже на что-то там надеяться. Дура!

Музыка наконец-то кончилась, и Макс вежливо проводил меня на место, придерживая за локоть. На прощанье наклонил голову, с силой сжав руку, и ушел. Хорошо, что на мне платье с длинным рукавом, не то видно было бы красное пятно, оставленное им напоследок. Я села напротив Олега Геннадьевича, нервно расправила подол.

– Это же Лизонькин кавалер, насколько я помню?

Кивнула головой, схватила бокал с минералкой и залпом выпила. Тяжеленько мне дался этот странный танец, скорее выяснение непонятных отношений.

– И о чем вы с ним так страстно говорили? – похоже, Олег Геннадьевич принялся ревновать.

Постаралась ответить как можно более бесстрастно:

– Он решил, что я с вашей помощью решила карьеру сделать.

– Но ты ему объяснила, что это не так?

– Попыталась. Он не поверил.

– Да? – Олег Геннадьевич повернул голову направо и нашел взглядом все так же глядящего на нас Макса. Кивнул, подзывая к себе.

Тот поднялся и быстро подошел с какой-то кривой ухмылочкой. Олег Геннадьевич поднялся ему навстречу и что-то негромко произнес, мне из-за музыки слышно не было. Макс отшатнулся и посмотрел на меня с какой-то печалью. Я прерывисто вздохнула, отчего-то сильно закололо сердце.

Сделав шаг ко мне, Макс наклонился и хмуро произнес:

– Извини, был неправ. Желаю счастья! – и ушел, жестко впечатывая каблуки в пол. Только что руками не махал, как солдат на плацу.

Олег Геннадьевич сел обратно, протянул руку, сжал мою ладонь, подтянул поближе, поцеловал пальцы.

– Успокоилась?

Постаралась улыбнуться. Получилась глуповатая кривая гримаса. Давило чувство потери. Странное, иррациональное и очень болезненное. Но постаралась держать лицо.

– Да.

Он не поверил, но спорить не стал.

– Может быть, договоримся, когда свадьба? И подадим заявление?

– Ккакое заявление?.. – я посмотрела на него чуть ли не с ужасом.

Он успокаивающе погладил мою ладонь.

– В ЗАГС.

Прозвучало это похоронным звоном, и я с отчаянием прикрыла глаза. Потом вспомнила данное бабушке обещание и тихо спросила:

– Прямо сейчас?

Олег Геннадьевич вздохнул.

– Неужели я тебе так противен?

– Ннет… Просто не ожидала…

Это было неправильно, да и непорядочно. Он говорил мне об этом давно, и я должна была этого ожидать… Но почему-то не ожидала. Вдруг, как спасение, вспомнила, что регистрации нужно ждать три месяца. Если потребовать регистрации во дворце бракосочетаний. Оценивающе посмотрела на него и засомневалась. Это для обычных людей три. Но он же начальник областного уровня. Вдруг для него другие порядки? И решила не рисковать.

– Давайте после Нового года?

У него потемнели глаза. Нервно постучав пальцами по столу, он нехотя согласился:

– Хорошо. После Нового года. Но это будет окончательный срок.

Пришлось согласиться, хоть и не хотелось.


Занятая своими переживаниями, не сразу догадалась, что происходит в отделе. А происходило нечто. Лизонька с глазами на мокром месте откровенно страдала, испытав на себе все прелести безответной любви. Вера Гавриловна постоянно о чем-то шепталась с Марьей Ивановной, а Любовь Николаевна, как обычно, была занята лишь собой.

А в среду Лизоньку отправили в командировку. И сделано это было так топорно, что я враз поняла, что в командировку она поедет с Зайцевым. Можно было бы ее предупредить, но, если я ошибусь и поедет не он, для нее это выльется в обманутые надежды. И я ничего ей не сказала. Она и сама не дура, наверняка догадается.

В пятницу Лизонька вышла на работу нервная и дерганая, но с нежным румянцем во все щеки. Я испуганно спросила, не заболела ли она.

– Нет, все хорошо! – и она неожиданно мне подмигнула.

Я оторопело на нее посмотрела, но промолчала. Что там у них произошло в командировке? Эта же мысль мучила и всех остальных, но расспросы ничего не дали. Вернее, Лизонька рассказала о проверке, но ничего не сказала о своем общении с Ильей. «Вот ведь скрытная!» – было написано на лицах всех наших коллег.

Вера Гавриловна снова о чем-то пошепталась с Марьей Ивановной, и я поняла, что нужно ждать новых «случайностей». Похоже, они решили подработать сводницами. Впрочем, у них это неплохо получалось. Вот если бы и мне кто-то так помог…

Какое-то время казалось, что у Лизы с Ильей все налаживается, как вдруг все в одночасье рухнуло. Меня в кабинете в это время не было, и Марья Ивановна мне сказала, что Лиза застала Илью целующимся с Любовью Николаевной.

Нет, что Любовь Николаевна дама страстная и без комплексов, это знали все. Но как мог так поступить Зайцев? Это в моей голове просто не укладывалось. Но самое ужасное – после этого Лиза уволилась. Просто не смогла смотреть на Любовь Николаевну. Я ее прекрасно понимала. Я и сама на эту безголовую дамочку смотреть не могла.

До Нового года мы проработали в практически полном молчании. Мы с Марьей Ивановной отвечали Любови Николаевне исключительно по работе, остальные ее обращения, рассказы и извинения встречали полнейшей тишиной. Даже не смотрели в ее сторону.

Мне не только было жаль Лизу, не давала покоя мысль, что я никогда больше не увижу Макса. Я даже несколько раз проходила по эстакаде мимо его дома в наивной надежде посмотреть на него хоть издали, но встречи не случилось.

И это хорошо. Что бы я ему говорила? Что соскучилась? Глупо. И по отношению к Олегу Геннадьевичу непорядочно. По здравом размышлении решила, что все к лучшему. Недаром говорится – с глаз долой – из сердца вон. Пройдет время, и я успокоюсь. Надеюсь, это произойдет быстрее, нежели я состарюсь.

С Олегом Геннадьевичем в это время я встречалась хоть и часто, но чисто формально. Мне казалось, он так же избегает меня, как и я его. Хотя мы снова ездили с ним на лыжах, бывали в театре, в кафе, раз заскочили в ресторан, он больше никаких попыток сблизиться не предпринимал, даже не целовал на прощанье.

Пару раз мы встречали коллег из конторы, оглядывающих нас с нескрываемым интересом. Потом они пытались меня расспрашивать, что я делаю вместе с генеральным, но я благодушно переадресовывала их с подобными вопросиками к нему, и от меня отставали, как от прокаженной.

Перед Новым годом в наш кабинет вошел бледный и расстроенный Илья.