– А где этот дансинг?

– При гостинице «Кларидж»...

Он произнес это безразличным тоном, но сам внимательно следил за выражением лица девушки. В ее взоре промелькнула вспышка удивления, но всего лишь на долю секунды, и почти в тот же момент она одела на себя маску восточной непроницаемости. Самым спокойным и невинным голосом ока спросила:

– А у тебя не появилось там желание потанцевать?

– Вот уж нет! Правда среди танцующих были такие, что старались изо всех сил! Мой компаньон и я были просто поражены одной парой, это была молодая смуглая девушка с седеющим мужчиной, танцующие крепко обнявшись... Мой бельгиец нашел это очень возбуждающим, правда, я думал иначе... Самое интересное, что девушка была на тебя поразительно похожа! Она была одета в черный костюм, очень элегантный, и прелестный картузик на голове... Скажи мне, дорогая, ты случайно не скрыла от меня, что у тебя есть сестра-близнец?

– Тебе неприятно было видеть меня в дансинге «Кларидж»?

– Должен признаться – да... А то, что я тебя там видел, тебя не смущает?

– Никоим образом. Это должно было произойти когда-нибудь... Если не там, то в другом месте... Итак, ты теперь все знаешь!

– Но я не требую никаких объяснений.

– Ты поступил гораздо хуже, Ален! Ты тщательно подготовил свой удар. Поздравляю: тебе это удалось неплохо.

– Почему ты насмехаешься надо мной? – спросил он.

– Как я могу насмехаться? Как ты только что сказал: я тебе не жена... Прошло лишь двое суток, как мы знакомы и мы друг для друга еще не представляем чего-то такого... Значит?

Но Ален молчал.

– Ты ничего не говоришь? Что ты предпочитаешь? Чтобы я ушла или осталась?

– Во-первых, скажи мне честно, раз и навсегда: ты приехала из какой страны?

– Я тебе об этом говорила: я родилась в Тунисе.

– У тебя в семье никого не было негров?

– Если бы они были, я бы этого не скрывала, но насколько я знаю – не было.

– Значит, ты родилась не на Антильских островах?

– Конечно, нет! Но почему этот странный вопрос?

– Потому что в «Кларидже» среди посетителей и официантов ходит слух, что ты оттуда?..

Она откровенно и весело рассмеялась перед тем, как сказать:

– Это потому, что все придурки, которые туда приходят, считают так, и я их в этом не разубеждала.

– А ты давно туда ходишь?

– Немного больше, чем ты думаешь... Из-за цвета моей кожи все посетители, которые приглашали меня на танец, всегда спрашивали, не с Мартиники ли я. Нельзя было говорить им правду, они искали девушку с примесью черной расы, поэтому я им отвечала, что я с Гваделупы или что-нибудь в этом роде. Поэтому для них я была метиской с южных островов... Они были удовлетворены, а я получала то, что мне нужно.

– То есть?

– Деньги, дорогой мой... Сегодня утром по телефону я тебе сказала, что работаю... Теперь ты знаешь, что это за работа. У тебя есть еще ко мне вопросы?

– Да...

– И ты хочешь, чтобы допрос проходил здесь, в этом баре?

– Не обязательно.

– Тебе не кажется, что некоторые прислушиваются к нашему разговору? Давай попробуем изображать зашедших сюда влюбленных, даже если после всего, что я тебе рассказала, мы не должны будем больше видеться.

– Главное я уже выяснил... Кстати: Хадиджа – это действительно твое имя?

– Это мое имя... Ничего не скажешь – больше никакого доверия!

– Признайся, что ты все для этого сделала.

– Я? Ничего я не делала... Я еще не все тебе сказала, вот и все. И это потому, что есть вещи, о которых я не могла тебе говорить, еще не зная тебя как следует... Но будь спокоен: теперь я тебе выложу все! Может, ты даже пожалеешь об этом? Что ж, тем хуже!

– Может, мы пойдем к тебе и ты там расскажешь остальное?

– Мы не можем идти и выяснять «у меня», потому что нет «у меня»...

– Что ты говоришь?

– Правду. Я тебе это тоже объясню... Но если ты теперь не можешь пригласить меня к себе, потому что ты знаешь, кто я такая, ты можешь запросто повести меня в гостиницу, в комнату с глициниями!

– Ну нет! Я прихожу к убеждению, что эта гостиница приносит нам несчастье.

– Вскоре ты изменишь свое мнение... Мы пойдем к тебе?

– Да, мы сможем поговорить там спокойно.

– И потом, Ален, у тебя чудесно дома! Я не успела вчера об этом сказать, только подумала... У тебя великолепный вкус!

Заметив, что он смотрит на нее удивленно и озадаченно, она добавила:

– Знаешь, почему я в восторге от твоей квартиры? Потому что чувствуется, что хотя там побывало много женщин, но ни одной не удалось у тебя обосноваться, а мне так нравится у тебя.

– Тебе?

– Да, я намерена там остаться...

– Ах вот как? Да ты сумасшедшая?

– Абсолютно верно, мой любимый! Пойдем...


Снова она забилась в уголок большого дивана, как и накануне, сбросив предварительно туфли.

– Хочешь виски? – спросил Ален.

– Ты думаешь, это поможет мне быть более откровенной? Нет. Предпочитаю отвечать, оставаясь трезвой... Слушаю тебя.

Он молча стоял в недоумении. Она улыбнулась и промолвила:

– Признайся: у тебя накопилось столько вопросов, что ты не знаешь, с чего начать? Хочешь, я тебе помогу?

– Мне хотелось бы...

– Прежде всего мне хотелось бы уточнить одну деталь, о которой ты забыл, кажется, начисто, но которая меня очень беспокоит... Когда позавчера вечером ты заметил меня из своей машины, около полуночи, на улице, именно ты, Ален, начал меня преследовать, а я ничего не сделала, чтобы тебя привлечь: и в этом своя особенность! Так вот, я ничего не сделала, чтобы тебя, как говорят, «подцепить». И когда я отказалась сесть в машину, это ты сказал, что единственная горящая вывеска поблизости – это вывеска гостиницы, куда ты меня пригласил. Гостиница, куда ранее, я тебе сказала, нога моя не ступала. И я говорю тебе, что это истинная правда. Но я не утверждала, что не была никогда в других гостиницах подобного рода! Ни на секунду с тех пор, как я с тобой знакома, я не подумала произвести на тебя впечатление порядочной дамы или воплощения невинности... Если бы я была такой, мы бы с тобой сегодня не разговаривали: ты мне сам сказал, что относишься с презрением к добропорядочным дамочкам.

– Тем не менее, есть различие между порядочной женщиной и...

– Проституткой? Ну, скажи же! Я не боюсь этого слова. Да, мой прекрасный Ален, я на самом деле проститутка... Но зарабатывающая на жизнь определенным способом, ты, вероятно, это понял?

– Ты цинична.

– Вероятно, потому, что говорю правду! И мне совсем нечего стыдиться моей профессии, поскольку в твоей стране я не нашла другой, которая позволила бы мне жить так, как я люблю жить, то есть – с определенными удобствами... И коль уж я являюсь женщиной этой категории или, если тебе больше нравится – такого пошиба, то, должна заметить, мне надо было бы с тебя взять деньги, как со всех других мужчин без исключения! Так вот, мой милый, ты имеешь предпочтение: я не только ничего у тебя не попросила, но и никогда этого не сделаю... Спросишь, почему? Это так просто: ты единственный мужчина, который смог мне понравиться с тех пор, как я достигла возраста любви и стала понимать, что такое мужчина. Тебе это может показаться странным, но это так: ты как раз тот мерзавец, который может свести с ума девушку, особенно такую, как я! Впрочем, хочешь ты того или нет: я тебе ведь тоже не безразлична... И все то, что ты говорил, пережевывал до моего прихода в бар, было не что иное, как сцена ревности... Я знаю, что для тебя было невыносимо видеть меня танцующей, крепко прижавшись к другому мужчине, не к тебе! Что ж, это очень хорошо для будущего нашей любви. Но, между нами, это ошибка с твоей стороны, так расстраиваться из-за моего поведения.

– Ты себе представляешь, о чем ты говоришь?

– Я тебе уже сказала,– я говорю правду! О том, кого ты принял за своего соперника, мы поговорим позже... Бедный мой Ален! Запомни раз и навсегда, что в сердце восточной принцессы ты всегда будешь белым принцем и никто не сможет с тобой соперничать... Теперь, когда все уточнения сделаны, и я считаю, что сказала тебе все, что должна была сказать, я готова ответить на любой твой вопрос. Вторично за этот вечер прошу тебя: говори...

– Думаю, что мне легче будет начать с конца... Кто был этот мужчина с седыми волосами?

Она снова рассмеялась:

– Определенно, он произвел на тебя большое впечатление! Сожалею, но должна тебя огорчить: до того, как он пригласил меня танцевать, я его даже никогда не видела: поскольку он произвел на меня, как и на тебя, хорошее впечатление – я согласилась. Когда ты меня с ним увидел?

– Когда вы танцевали во время так называемых «минут очарования»...

– И тебя удивило то, как мы были близки, танцуя обнявшись?

– Это входит в набор твоих чар?

– Если занимаешься этим делом, то нужно все это делать, либо отказаться. Мужчины, которые обращаются к нам, не любят тех, кто хотел бы остановиться на полпути... В этой профессии нет «золотой середины»: либо – пан, либо – пропал, а в последнем случае – это прозябание на панели.

– Вместе с тем, как мне помнится...

– ...ты встретил меня на панели? Точно! И благодаря этому ты стал моим мужчиной. Ты подобрал меня, как женщину низкого происхождения, что не значит, будто это мне не понравилось! Других выбирала я, когда они приходили найти проститутку на время.

– Как в дансинге?

– И как в дансинге, и как во многих других местах, адреса которых я поостерегусь тебе давать теперь, когда я выбрала тебя.

– Так это ты меня выбрала?

– Вне всякого сомнения!

– И ты убеждена, что мы останемся любовниками?

– На какое-то время, да.

– Но тогда тебе придется, наверное, изменить образ жизни, не так ли?

– Лучшего я и не желаю. Если ты оставишь меня у себя, мне не нужно будет идти обольщать других мужчин.

– Значит, полное перевоплощение?

– Вернее – любовь...

– А покаяние, Хадиджа?

– А ты раскаиваешься в своих бесчисленных авантюрах?

– Не очень.

– Тогда почему должна раскаиваться я?

– Но ведь ты – женщина!

– Женщина, которая должна обеспечить свою жизнь... Ты не смог бы налить мне бокал шампанского? Надеюсь, оно у тебя есть?

– Конечно, и даже есть «Перье-Жуэ»!

– Оставь, его мы пить не будем. Это лишь для нашей встречи в гостинице, когда мы туда снова пойдем.

– Есть также «Лансон».

– Хорошо, пусть будет «Лансон». А когда я выпью, я расскажу тебе одну прекрасную историю, как ты любишь – длинную...

– О принцессе?

– Историю моей собственной жизни... Думаю, теперь ты должен ее знать.

Вскоре он принес бокалы и шампанское. Отпив вина, он сказал:

– Я снова готов тебя слушать...

– Все, что я тебе рассказала о моих бабушке с дедушкой и об отце,– это правда, не будем к этому возвращаться. Скажу только, что отец был для меня самым большим другом и союзником. После его смерти все изменилось. Моя мать – исключительная женщина, но меня она не любила так, как хотелось бы. Может потому, что я была старшей и любимицей отца. Когда он умер, мне было двадцать лет. Но самое страшное было то, что с возраста семи лет я была обещана сыну из одной богатой семьи. Свадьба была назначена на день моего четырнадцатилетия. Ни мать, ни другие члены семьи и мысли не допускали о переносе свадьбы: у нас это недопустимо... Мысль о том, что меня выдадут замуж за человека, которого я никогда не видела и не увижу до самого дня свадьбы, казалась мне страшной, это становилось для меня навязчивой идеей. Я тебе уже рассказывала, каким образом происходят у нас свадьбы и что испытывают молодые невесты: все мои подружки были выданы замуж рано, и я была в ужасе. Мне кажется, что если бы мне пришлось перенести все те унижения и страдания, я бы покончила с собой! К счастью, пока жив был мой отец, он меня защищал. Всем я обязана ему: он отдал меня в школу, где преподавали французы, там я прикоснулась к основам вашей цивилизации. В двенадцать лет я разговаривала по-французски лучше, чем по-арабски. Мой отец нанял также учителя, который учил меня литературному арабскому языку, а не разговорному. Когда пришло время моего замужества, я сказала отцу о своем нежелании выходить замуж и что для меня лучше сбежать из дому. Он согласился со мной, что мне не надо замуж, но мать не могла мне этого простить, я это поняла особенно после смерти отца.

Мы были практически разорены, нам не могли простить, что в свое время отец сотрудничал с французами, поэтому наши земли и недвижимость были национализированы. Мне пришлось идти работать, это меня не пугало, ведь я приобретала некоторую независимость по отношению к семье, вернее, к тому, что от нее оставалось. Работала я секретаршей в госпитале Туниса, мои обязанности были необременительными, но получала я мало. Но особенно досаждали мне мужчины, которые, заметив, что я не дурна собой, начинали меня преследовать. Это было невыносимо! Ни за что в мире я не согласилась бы выйти замуж за арабского мужчину, если уж связывать с кем-то свою судьбу, то я хотела иметь мужем европейца. Только вот принадлежность к знатному роду, пусть и обнищавшему, препятствовала этому... Меня также влекла к себе Франция, страна, культуру которой я любила, которая меня многому научила и которую любил мой отец.