Кроме рева реактивных самолетов, которые в последнее время все чаще, словно ниоткуда, взмывали в воздух и, подобно жалящему рою, проносились высоко в небе, можно было расслышать равномерный гул машин, проезжавших неподалеку по шоссе. Шум машин плотным кольцом охватил всю округу, образовав невидимую границу. Грохотание собственного комбайна показалось вдруг крестьянину неестественно громким, а когда солнце закатилось за город, призвав к себе, как послушное войско, алую ленту света, на крестьянина накатило щемящее чувство одиночества, и в том краю, частью которого он был прежде, им вдруг овладело ощущение полной потерянности.


В тот самый момент, когда крестьянин в гараже смывал шлангом с лопастей комбайна мокрую землю и приклеившуюся траву, за птицефермой появились двое молодых людей, – они торопливо шли рядом по полю, будто спасавшиеся от погони животные.

Рамон, татуировщик, волочил, шаркая по земле, парализованную левую ногу, которая казалась вялой и безжизненной.

– Не знаю, что бы Кинг Зор без нас делал, – сказала Сью и нервно поправила светлые волосы, – это движение она автоматически повторяла каждые пять минут, будто ее рука была запрограммирована на него.

– Наверное, умер бы с голоду, – ответил Рамон. – Кроме Георга, мы единственные, кто приносит ему еду.

Сью достала из нагрудного кармана рубашки бутылку и стала пить из нее небольшими глотками.

– Когда я с ним познакомилась, можно было по пальцам пересчитать людей, которые собирались под мостом. Но теперь вокруг него столько сброда! Он еще ни разу никого не прогнал. Поэтому их становится все больше.

Рамон кивнул.

– Представляешь, недавно несколько новеньких выгнали меня из трубы. Я уже спал, когда они, совершенно пьяные, заявились туда, разбудили меня и прогнали.

Во время рассказа его голос дрожал от возмущения, Рамон добавил:

– И это при том, что я уже столько лет сплю в трубе и считаю ее почти своим домом.

Поле заканчивалось ограждениями транспортной развязки. По-лошадиному вытянув шеи, Рамон и Сью посмотрели в сторону, откуда ехали машины, и, выждав подходящий момент, одновременно, будто по команде, переметнулись на другую сторону дороги, сбежали по откосу вниз и направились по узкой тропинке к владениям Кинг Зора под мостом автострады.

Территория Кинг Зора раскинулась по всей длине моста, ограниченная с обеих сторон его опорами. За ней, немного в стороне от площадки, посыпанной щебнем, проходила бетонная труба заброшенной теплотрассы. Когда Рамон и Сью спустились под мост, Кинг Зор сидел перед своей развалюхой машиной и рассеянно водил длинной палкой по тлеющим углям. Возле костра собралась группка молодых ребят, они нехотя потеснились, освобождая место Сью и Рамону. Постоянно повышая голос и перебивая друг друга, они обсуждали маршрут на сегодняшний вечер. В конце концов один из них издал крик, который еще долго эхом звучал под мостом, затем все встали, подхватили рюкзаки, баллончики с краской и, следуя зову собственных голосов, вереницей потянулись в сторону города.

Кинг Зор с улыбкой и сочувствием смотрел вслед горланящей группке, которая, будто маленькая ликующая армия, отправлялась в поход, чтобы увековечить его имя на белых стенах города и памятниках, на поездах и электричках подземки. Никто не слышал, чтобы Кинг Зор когда-нибудь говорил, что им нужно это делать. Но они с упоением занимались этим, будто исполняя чужую волю. Как только крики уходящих стихли, снова стал слышен глухой, ритмичный гул машин на мосту. Бетонный мост был как длинная серая крыша – укрытие для находящихся внизу. Сью раздала сигареты. Ее друг недавно погиб – он расписывал из баллончика стены в подземке, слишком далеко высунулся из окна электрички и зацепился за линейный столб, на котором так и повис. С тех пор Сью навещала Кинг Зора почти всегда одна, приносила ему еду и часами молча сидела у костра.

Кинг Зор подбросил в костер дрова. За развалюхой он сложил ветки и доски, собранные им во время прогулок по округе. В свете костра Сью различала четкие черты его лица, только веки немного оттянулись вниз, что придавало ему выражение постоянной грусти.

Всех переполошил неожиданный грохот, Кинг Зор вздрогнул и выронил из рук дрова. Реактивные истребители один за другим преодолевали звуковой барьер.

– Думаю, началась война. Я видела статью в газете, – сказала Сью и затянулась сигаретой.

– Война идет на юге, – сказал Рамон, – а мы в центре. Поэтому не стоит волноваться. Они просто пролетают над нами.

– И с таким шумом, – добавила Сью.

– Они сбросят бомбы на юге, а рано утром прилетят обратно, – сообщил Рамон, будто для собственного успокоения.

Вдруг Кинг Зор, до сих пор молчавший, произнес:

– Я всегда хотел жить в церкви. Здесь, под мостом, так же гулко, как в готической церкви.

Рамон и Сью не поняли, что Кинг Зор хотел этим сказать, но принялись кивать и засмеялись, будто в ответ на шутку.


Георг и Элиза провели в городе весь день. Они сняли с банковского счета все деньги, которые у них были, и пошли гулять в парк, где Элиза кормила белок орешками. Наперекор жаре они, держась за руки, бесцельно бродили по улицам. Георг чувствовал в своей руке маленькую ладошку Элизы, и ему становилось легче. На обочине они увидели птицу, которая не могла взлететь. Элиза взяла ее в руки: птица еще дышала, ее сердце бешено стучало в крошечном тельце. Когда Георг увидел, как Элиза проводит пальцем по мягкому, дрожащему птичьему брюшку, ему почему-то стало страшно.

– Перестань, – сказал он.

– Но ведь она еще дышит.

– Убери ее, пожалуйста, – в его голосе послышалось нетерпение.

Элиза не знала, что делать с птицей, и осторожно посадила ее на ступеньку у парадной. Было жарко, Георг постоянно оглядывался – ему мерещилось, что сзади раздаются чьи-то шаги. На застекленном лифте они поднялись на последний этаж самого высокого в городе здания. Пока двери лифта были закрыты, Георг чувствовал себя в безопасности, как в надежной крепости. С круглой смотровой площадки им открылся вид на все стороны света.

– Смотри! – крикнула Элиза. Золотой Холм был далеко – маленький зеленый островок.

За их спинами возвышалось здание, в котором было ателье Марии Розенберг. Пол площадки под их ногами слегка покачивался. Элиза, довольная, ходила по площадке, смотрела со всех сторон вниз. Вдруг Георг увидел, как Элиза открыла рюкзак и вынула из него большую морскую раковину. Мимо пролетел вертолет. Георг стоял посередине смотровой площадки, звук жужжащего пропеллера напоминал крики тысячи птиц; ему показалось, что они, мертвые, валятся прямо на него. Белизна раковины сверкала на солнце и слепила глаза.

– Я буду трубить, трубить на все стороны! – радостно воскликнула Элиза, прижавшись к решетке с раковиной в руке.

Георг сжал руками голову, словно крик исходил изо всех уголков его тела и, заполнив собой голову, изнутри раскрыл ему рот, чтобы вырваться на волю. Это был оглушительный и неожиданный крик, он напугал Элизу, она вздрогнула и поспешила к Георгу. Он дрожал всем телом.

– Здесь, наверху, так жарко, – сказала Элиза. – Пойдем куда-нибудь, где прохладней.

В лифте Георг прижал свое бледное лицо к стене. Элиза взяла его за руку и отвела в первое же кафе, попавшееся им на пути. Обессилевший Георг сидел в кресле, опустив плечи.

– Надо уходить отсюда, – сказал он голосом, который сразу же убедил Элизу, и залпом выпил стакан воды.


Элиза и Георг ехали на мотоцикле по заброшенному промышленному району. Шоссе, по которому редко ездили, вывело к полю и крестьянскому двору, который в такой близости от города казался чем-то нереальным. На другой стороне поля Элиза увидела выезд с автобана и серую арку моста. Георг остановил мотоцикл, и они прошли через все поле до ограждения. Георг вытянул шею, ожидая, когда проедут машины, и, держа Элизу за руку, метнулся с ней через автобан. На другой стороне они спустились по откосу и направились к костру, освещавшему мост снизу. Георг пожал Кинг Зору руку и представил ему Элизу. Кинг Зор пригласил их к костру. Как раз в тот момент, когда они подсаживались к костру, вернулась группка из города. Вернувшиеся были возбуждены, как будто одержали победу в битве, они прыгали вокруг костра и в эйфории швыряли в опоры моста баллончики с краской. С дребезжанием пустые баллончики катились по земле. Кто-то поставил рядом с разбитой машиной канистру с бензином. Приемник включили на полную мощность, чтобы ритм музыки заглушал гул автомобилей. Все стали танцевать, только Рамон остался у костра. Сидя на земле и наблюдая, как танцующие кружились, топали ногами, махали руками, будто в полете, он думал о том, что вся эта группа образует одно огромное тело, в то время как сам он был его ненужной ампутированной частью. Рамон знал, что его терпели здесь только потому, что он был под защитой Кинг Зора. Уже начали танцевать вокруг костра. В отсветах пламени дергающиеся тела отбрасывали тени на опоры моста. Кто-то подбросил в костер еще немного дров, и пламя взвилось вверх. Рамон чувствовал жар на лице, он смотрел вслед дыму, который клубился под мостом.

Иногда танцующие тупо пялились на Рамона. Как будто нечаянно, кто-то наступил ему на руку, и он быстро сунул ее в карман брюк, словно желая спрятать. Вскоре он заметил, что танцующие окружили его плотным кольцом, которое постоянно сужалось. Он хотел встать, но кто-то толкнул его в спину, и он упал на землю. Из беснующейся толпы его вытащили Георг, Элиза и Сью, они подтащили его к щебеночной площадке у трубопровода. Друг за другом все четверо заползли в трубу. Когда Рамон хотел подняться, кто-то из танцующих ударил его по голове доской – на голове кровоточила небольшая рваная рана. «Ничего, ничего страшного», – сказал Рамон и отмахнулся, когда Элиза протянула ему носовой платок. Он снял куртку, свернул ее и положил себе под голову. В трубе было темно и холодно. Музыка от моста доходила до трубы, словно издалека. Время от времени высоко над ними ревели реактивные самолеты. «Если война докатится до нас, в этом трубопроводе можно будет отлично спрятаться, никто не догадается, что мы здесь», – сказала Сью. В бетонной трубе ее голос звучал глухо. Прижав к себе колени, они придвинулись поближе друг к другу.

Огоньки от сигарет были единственным светом, и Элиза подумала о том, что эти огоньки – крошечные яркие звездочки, кружащиеся в темноте.

Потом они заснули сидя, положив головы на плечо друг другу. Только Рамон лежал выпрямившись, ноги его были на коленях у Георга. Он провел здесь бесчисленное количество ночей. Перед тем как заснуть, Рамон представлял себе, что ночью его сны унесутся по трубопроводу в город, просочатся, как по венам, через отопительные трубы и провода в дома и квартиры. Его успокаивало, что таким образом он поддерживал связь с людьми, хотя и был бесконечно далеко от них и никто не знал о его существовании.


Георг лежал с закрытыми глазами и не мог заснуть. Он был рад, что Элиза не спросила у него, что случилось прошлой ночью. Он помнил только, как дрожа прижался к матери. Помнил запах духов на ее шее и нежную ткань ее платья под своими пальцами. Помнил, что ему захотелось с силой сорвать с нее это платье, но он вдруг начал задыхаться и упал перед ней на пол. Он лежал у ее ног и плакал, как маленький ребенок. Он не знал, сколько времени прошло, но в какой-то момент она толкнула его в бок кончиком туфли. «Вставай», – повелела она, будто давала команду собаке. Звенящим голосом она обрушила на него слова: «Встань и возьми себя в руки!»

Сегодня вечером он увидел свою собственную танцующую тень на мосту, и ему стало легче оттого, что эта тень была одной среди многих.


Элиза сидела в дупле дерева, прижав к себе колени, когда низкий трубный зов проложил в темноте мост. Она ничего не видела, но знала, что там, далеко, была бабушка, бабушка должна была забрать ее отсюда. Элиза стала быстро выползать из дупла, сигнал все приближался, усиливался и разбудил ее.

Элиза выглянула из трубы в серое утро. Издалека раздавался зов морской раковины. Она поспешно оглянулась, пытаясь найти рюкзак, и вспомнила, что забыла его у костра. Судя по всему, кто-то его нашел. Неловко перелезая через спящих, Элиза как можно быстрее выползла наружу. Под мостом никого не было, на земле валялись только пустые бутылки и баллончики с краской, костер догорел, осталась лишь кучка золы. Элиза шла на периодически усиливавшийся зов морской раковины, который звучал так, будто кто-то давал сигнал к бою. Она пробежала под мостом, поднялась по откосу наверх. Там она увидела парня, который, прислонившись к заграждению и раздувая щеки, дул в ее морскую раковину. Остальные, словно в дурмане, ритмично танцевали, барабаня баллончиками по ограждению. Чуть дальше в кустах валялась пустая канистра из-под бензина. Только сейчас Элиза заметила ослепительно яркий свет на другом конце поля: там синим и желтым пламенем полыхало крестьянское подворье.