Скрывал самоуверенную улыбку, Тэра прикидывала срок, который для этого потребуется. Неделя, не больше. За семь дней этот неотесанный олух преобразится, как расколдованный принц… По правде сказать, больше недели ей не выдержать в его обществе. Она дала себе слово, что будет трудиться, не жалея сил, лишь бы поскорее со всем покончить, и если Джулию не устроит конечный результат, что ж, той придется поискать себе другой предмет для обожания. Впрочем, Джулия, конечно, будет в восторге, потому что со здравым смыслом у нее неважно. Будь она рассудительной, она не затеяла бы такой авантюры. Не может быть, чтобы во всей округе не было партии получше для дочери Меррика Рассела. Глупо расточать богатство своих чувств на человека, который даже не способен их заметить и уж тем более оценить.

Так думала Тэра, не сводя глаз с фигуры новообретенного ученика и ища в ней изъяны. Тщетно, Стоун был превосходно сложен. Это вызвало у нее еще большую досаду, хотя это и казалось невозможным.

Глава 5

— Вот, держи! — Стоун без предупреждения бросил Тэре поводья подведенной лошади, так что та едва успела их подхватить. — Это Хезел, самая кроткая, я бы даже сказал, кротчайшая кобылка во всем стаде.

Губы его начали растягиваться в улыбке, и, чтобы скрыть это, он сделал вид, что смахивает с рукава какую-то пушинку.

— Общество Хезел пойдет тебе на пользу. Может, ты даже переймешь от нее нрав получше того, чем тот, которым тебя наградил Бог.

— Чтоб тебя черти взяли вместе с твоими чертовыми ниточками! — взвилась Тэра, напрочь забывая о своем намерении вести мирное сосуществование.

— Ай-ай-ай! — Прескотт сокрушенно покачал головой и вздохнул. — Как же ты собираешься учить меня манерам, если и двух .слов связать не можешь, не чертыхнувшись?

— Даже ангел чертыхался бы в присутствии такого самодовольного, наглого создания! И я уверена, что это не было бы поставлено ему в вину! — бушевала Тэра. — Я уже подумываю, что учить тебя чему бы то ни было — напрасный труд. Не знаю, как в твои мозги вколотили то немногое, что там уже есть! Теперь-то я понимаю, почему ты предпочитаешь иметь дело с лошадьми. Потому что только на их фоне ты сойдешь за умного!

Кто угодно на месте Стоуна был бы глубоко задет ее замечаниями, но от него они отскакивали, как горошины, брошенные детской рукой. Наоборот, он улыбался все шире и шире, пока не разразился благодушным смелом, к великому негодованию Тэры.

— Да в тебе больше яду, чем в гремучей змее! Вот теперь я вижу, что наше соглашение принесет пользу каждому: ты научишь меня быть не мужчиной, а джентльменом, я научу тебя быть не леди, а женщиной, потому что леди, похоже, не видит разницы между оскорблением и поддразниванием.

Поддразниванием? Чего ради ему вздумалось ее подразнивать? И как узнать, что у него на уме? Тэра была несколько сконфужена, но упрямо напомнила себе, что этот тип намеренно пытается обескуражить ее и нет никакой разницы, как именно это называть, пусть даже поддразниванием. Ради подобия мира Тэра вынуждена была пропускать мимо ушей почти каждое замечание Стоуна, и что требовало от нее непрестанного напряжения. Возможно она научится сдерживаться, подумала Тэра мрачно, — этому что в противном случае в один прекрасный день из назначенных семи она просто убьет его, уничтожит, сотрет с лица земли, все равно каким способом. Девушка позволила себе несколько секунд наслаждаться возникшей картиной. Он получит то, что ему давно причитается, мечтала она, не замечая, что улыбается.

— Эй, эй, леди! — окликнул ее Стоун, на этот раз сдвигая брови. — Уж не знаю, о чем именно ты думаешь, но могу поклясться, что в пансионе благородных девиц все разом хлопнулись бы в обморок, если б могли заглянуть в твои мысли.

— Вот в этом ты прав — кстати, впервые за день, — сладким голосом подтвердила Тэра, обошла лошадь не с той стороны и неуклюже взгромоздилась в седло. — Ты и сам упал бы в обморок, если бы заглянул в мои мысли. Стоун.

Однако сарказм снова пропал втуне, поскольку она слишком усердно играла свою роль. Стоуна заворожили ее нелепые действия. «Эта мисс Уинслоу, — думал он, — не только на редкость хороша, с ней к тому же умрешь со смеху».

— Почему это животное не желает сдвинуться с места? — обиженно спросила Тэра, тряся поводьями возле ушей удивленной лошадки.

При этом она раскачивалась в седле и усердно двигала ногами, воображая, что все, вместе взятое, даст желаемый результат.

Стоун едва не согнулся пополам от смеха. Ему приходилось обучать новичков, и он прекрасно понимал, где подлинное невежество, а где хорошая игра. Тэра явно перебарщивала, и хотя это было, конечно, восхитительно, он всерьез опасался, что охрипнет от хохота.

— Крепче сожми бока лошади коленями, — сказал он, с трудом принимая серьезный вид. — И Бога ради, держи крепче поводья! Они должны быть в правой руке, а не в обеих разом. Ты как будто пытаешься сдвинуть с места целую упряжку.

В ответ Тэра судорожно схватила поводья правой рукой и так их рванула, что бедняжка Хезел прянула в сторону. При этом девушка сделала вид, что едва не вылетела из седла, и испуганно пискнула.

У Стоуна вырвался невольный предостерегающий окрик, и она обернулась с выражением простодушного удивления на лице.

— Тихо, Хезел, тихо, — произнес Прескотт тем мягким, ласковым тоном, каким разговаривал только с четвероногими созданиями.

В следующую секунду он вскочил на круп лошадки, позади Тэры, Хезел приняла это безропотно, зато девушка окаменела от неожиданного ощущения близкого мужского тела. Ноги несильно сжали ее бедра. В этом было что-то неизъяснимо интимное, и Тэра вдруг подумала, что в Техасе очень жарко, гораздо жарче, чем в Сент-Луисе. Но она не издала ни звука, так как ничего непозволительного не случилось. Тренер имел право ездить на крупе лошади своей ученицы, и заострить на этом внимание означало выдать себя. Впрочем, выдать что? Она просто шокирована, вот и все!

— Не нужно так напрягаться, — говорил между тем Стоун, и его теплое дыхание почти заставило Тэру содрогнуться всем телом. — Это очень послушная лошадь, которая откликнется на самое легкое движение. Она не заслуживает того, чтобы ей вывернули шею.

— Что ты себе позволяешь! Прекрати немедленно! — воскликнула Тэра тонким голосом.

— До сих пор мне не случалось иметь дело с недотрогой, — хмыкнул Стоун. — Я ничего такого не имел в виду. Придется впредь спрашивать разрешения, даже если мне приспичит чихнуть в твою сторону.

— Не имел в виду, как же! Так я и поверила! — вскричала Тэра.

Она сделал попытку отодвинуться и чуть было не свалилась с лошади, ахнув на этот раз непритворно. Стоун вовремя ухватил ее за талию и так прижал к себе, что у нее захватило дух. «Боже, — думала Тэра, — я больше не вынесу, не вынесу!» Она со стылом чувствовала, что втайне находит происходящее волнующим. Ей никогда еще не случалось быть так близко от мужчины, фактически в его объятиях, и этот тесный физический контакт пробуждал инстинктивное ответное чувство, наполнявшее ее смущением.

— Отпусти меня, пожалуйста! — наконец взмолилась она — и вдруг оказалась совершенно свободной в полном одиночестве на своей лошадке. Растерянно оглядевшись, она обнаружила, что рядом шумит, низвергаясь с утеса, небольшой водопад и Стоун спешился, чтобы полюбоваться на него.

— Как тебе нравится это зрелище? — С этими словами он снял Тэру с седла, не спрашивая разрешения, и повлек за собой. — Я приезжаю сюда, чтобы… как это будет по правилам хорошего тона? Чтобы совершать омовение? Такой чистой водой не побрезгует и леди. Не хочешь искупаться? Я бы постоял на страже… — Голос его многозначительно понизился.

— Тебе стоит поискать другую доверчивую дурочку, — отрезала Тэра, чувствуя, что щеки ее пылают. — Ты, Стоун Прескотт, явно не из тех, кто честно, поворачивается спиной, когда женщина раздевается. Да я скорее предложу волку сторожить ягненка! — Она подняла подбородок и ухитрилась посмотреть на усмехающегося Прескотта сверху вниз. — Нет, сэр, благодарю вас, сэр. Я соглашусь искупаться здесь только в полном и абсолютном одиночестве.

— Тогда тебе здесь вообще не купаться, потому что полного и абсолютного одиночества в Пало-Дуро не бывает. — Стоун рассеянно заправил ей в прическу выбившийся бледно-золотистый локон. — Дело в том, что здесь разгуливает привидение. Уверен, тебе уже приходилось слышать о нем. Ночной Всадник, вот как его называют. Он появляется и исчезает, когда ему заблагорассудится, так что не советую купаться в одиночку… — Стоун снова усмехнулся.

Глядя на раскрасневшуюся Тэру, он спрашивал себя, что она чувствовала, когда они находились так близко друг от друга. Не всколыхнулась ли ее память, когда она вдохнула его запах, ощутила его прикосновение? Возможно, потому так и горели ее щеки, что это случилось, но она не вполне еще сознавала происходящее. Чего было больше в реакции этой недотроги с горячей кровью — удовольствия или негодования? Сам же он чувствовал только могучее желание.

Тэра перевела взгляд на водопад и некоторое время смотрела на него, потом подошла ближе, к самому берегу заводи. Она все еще чувствовала себя разгоряченной и надеялась, что прохладная водяная пыль остудит щеки. Напомнив о призраке, Стоун тем самым вызвал в ее памяти и события, которые она старалась забыть нападение грабителя, смерть дона Мигеля. Все это уже успело подернуться дымкой забвения, но не спешило уходить.

— Однако время идет, а дело не движется, — услышала она и, выведенная из раздумий, вопросительно взглянула на объездчика.

На его лице было выжидающее выражение, как будто она что-то должна сделать и забыла. Тэра порылась в памяти, ничего не обнаружила и еще выше приподняла бровь, безмолвно требуя объяснений.

— Не дело учительнице пренебрегать своими обязанностями.

— Ты о чем?

— У нас вроде заключен двусторонний договор, а пока только я выполнил свою часть. Разве я не дал тебе только — то первый урок верховой езды? Твоя очередь учить меня манерам. Честно говоря, я даже начал подумывать поухаживать за какой-нибудь леди, только вот не знаю, как это делается. — Произнося все это, он подступал все ближе, тока не подошел вплотную. — Допустим, решил я заключить леди в объятия. Как это сделать? Вот так?

И это называлось «заключить в объятия»? У Тэры вырвался невольный крик, когда Стоун схватил ее и буквально притиснул к себе, так что она едва устояла на ногах. О джентельменских манерах тут и речи не шло. Девушка оказалась распластанной по его телу, ощущая каждую его мышцу. Она попробовала оттолкнуть его обеими руками, но добилась тишь того, что стальная хватка усилилась. Это было не объятие, а насилие. Смуглое лицо приблизилось к ее, запрокинутому, и помедлило. Глаза были прищурены и казались двумя щелками, в которых сквозила жестокость.

Тэра была возмущена, потрясена и испугана, она едва могла дышать под давлением сжимающих рук. Наконец Стоун впился в ее рот губами, словно это была добыча, — тут же отстранился.

— Или, может быть, так…

Жестокое объятие ослабело, стало ласкающим. Новый поцелуй был осторожным, пробующим и нежным. У Тэры подкосились ноги, и, сама того не замечая, она потянулась, чтобы обхватить руками сильную шею. Еще пару секунд назад Тэра была вне себя от гнева и вдруг забыла обо всем. Контраст был слишком силен, он заворожил ее и подавил сопротивление. Пусть это была умело выбранная тактика, ей было все равно.

Она позволила себе приоткрыть губы, позволила мужским рукам блуждать по спине и бедрам.

— Ну, что ты скажешь? — негромко спросил Стоун, отстранившись, но не выпуская ее из объятий. — Какой способ придется леди по вкусу? — И так как Тэра не нашла в себе сил ответить, он слегка улыбнулся. — Понимаю. Ты еще не решила, верно? Давай повторим.

Тэра затрепетала в ожидании новой жестокой хватки. Но так и не успев запротестовать, она снова оказалась в объятиях. Бояться было нечего. Стоун привлек ее к себе мягко, почти вкрадчиво, и все же каким-то чудом они оказались близко, очень близко, прижимаясь друг к другу всем телом… может ли это быть, что она сама прильнула к нему? Губы сомкнулись, вплавилисъ друг в друга, пальцы зарылись в волосы, отчего сладостная дрожь прошла по всему телу Тэры. Голова ее сама собой запрокинулась, подставляя под поцелуи трепещущие веки, щеки, подбородок. А руки спускались все ниже, на шею и плечи, и наконец оказались на талии, опасно высоко, так что кончики пальцев коснулись груди. Никто никогда не прикасался так к Тэре. Ее губы были в плену, в полной власти мужчины, поцелуи лишали воли, одурманивали. Она не знала, к чему прислушиваться — к голосу страсти или к рассудку, чувства ее были в полном беспорядке. Когда мужские руки коснулись ее груди, она ахнула, но не отстранилась. Даже сквозь корсаж пальцы Стоуна казались огненно-горячими.

Можно было назвать происходящее поцелуем, но Тэру уже целовали прежде, ее нареченный Джозеф Рутерфорд и, еще раньше, симпатичный старший брат подруги по пансиону, у которой она бывала в гостях. Но никогда, никогда прежде с ней не случалось ничего подобного!