— Так, значит, это был браконьер? Понятно! Хм-м! Звучит не очень-то убедительно, но я вас не виню! Не стану давать вам советы, поскольку, во-первых, это вообще не мое дело, а во-вторых, вы, молодежь, не привыкли их слушать. Да и потом, признаться, что-то мне подсказывает, вы чертовски хорошо можете сами разобраться в своих делах. Только не рискуйте по-глупому, милорд! А кстати, куда это запропастился ваш кузен?

— Уехал в Ивсли, — отозвался эрл. Сэр Томас проворчал:

— Скоро вернется. Так я полагаю? Ну вот и хорошо! А пока будьте осторожны! Вот и все, что я хотел вам сказать!

Не дав эрлу возможности ответить, старик повернулся попрощаться с миссис Морвилл. К этому времени возле крыльца уже стоял его экипаж и лошадь Марианны. Лорд Улверстон подсадил девушку в седло, были сказаны последние слова прощания, и Болдервуды укатили. Улверстон, заметивший, как эрл проводил сэра Томаса задумчивым, взглядом, не преминул сказать:

— Настоящий оригинал этот старик! Я сначала все гадал, о чем он мог разговаривать с моим отцом, но потом пришел к выводу, что они, должно быть, прекрасно ладили друг с другом. Он далеко не дурак, этот сэр Томас! Дьявольски проницательный старик!

— Знаешь, думаю, ты прав, — согласился эрл. — Дьявольски проницательный! Или я здорово ошибаюсь!

Глава 20

Последствия визита Болдервудов и намеков сэра Томаса были самые плачевные. Больше всего испытаний выпало на долю бедняжки мисс Морвилл, которой пришлось не только с сочувствием выслушивать бесконечные утомительные сетования вдовствующей графини по поводу двуличия лорда Улверстона и самих Болдервудов, но еще и быть все время начеку. Старая леди никак не могла удержаться, чтобы то и дело не бросать укоризненные взгляды в сторону злосчастного виконта да еще по нескольку раз на дню упоминать, как много хлопот выпало на ее долю, чтобы достойно принять в Стэпьоне друзей ее пасынка, и как это пагубно для ее нервов.

Мартин и Жервез мужественно выслушивали ее злобное ворчание и бесконечные жалобы, хотя вдовствующая графиня и мысли не допускала, что Марианна могла отвергнуть нежные чувства Мартина, возьми он на себя труд поухаживать за ней. Что же до Жервеза, то чем больше она думала о нем, тем больше приходила к мысли — это именно на нем лежит ответственность за все те беды, которые выпали на долю ее семьи, начиная с того далекого дня, когда он разрешил четырехлетнему Мартину поиграть с трутницей, а тот немедленно подпалил портьеры в комнате няни — происшествие, в результате которого пожар мог бы охватить весь замок, не войди в эту минуту в комнату няня и не потуши огонь.

В общем-то эрл никогда не имел привычки спорить с мачехой, но в данном случае обвинение оказалось настолько неожиданным, что он не выдержал.

— Да меня вообще тогда не было в замке! — возмутился он.

Это только подлило масла в огонь. Вдовствующая графиня ничуть нe хуже его помнила, что его и в самом деле в ту пору в Стэньоне не было, поскольку сама не раз упоминала об этом, неизменно подчеркивая: «Этот ребенок никогда не любил своего маленького брата и пользовался любой возможностью, чтобы ускользнуть из дому, только бы не играть с малышом». А что до нынешнего Жервеза, то у нее с самого начала были дурные предчувствия. Она всегда подозревала — он специально пригласил Улверстона в замок, рассчитывая, что тот помешает бедняжке Мартину жениться на богатой наследнице. Теперь, когда она думала об этом, ей уже казалось, что она никогда не любила Улверстона. Старушка твердила, что он не поправился ей с первого взгляда, да и неудивительно, если учесть ту позорную историю, случившуюся с его дядей Люсиусом.

— А что до вашего возмутительного отказа носить фамильное кольцо Фрэнтов, я уж не говорю о том оскорблении, которое вы нанесли мне, приказав убрать со стола мою индийскую вазу, то позвольте вам сказать — это все стороны одной и той же медали и ничего другого я от вас не ожидала! — продолжала она. — Уверена, это все пагубное влияние леди Пенистоун, но по этому поводу я предпочту хранить молчание, потому что, хотя я никогда ее и не любила, считая на редкость суетной и вульгарной особой, все же не надо забывать, что она как-никак остается вашей бабушкой. И коль скоро я убеждена, что третий ее сын был отпрыском Роксби, как, впрочем, и каждый, кому доводилось его видеть, то ничто в мире не заставит меня думать по-другому!

При этих словах она вдруг разразилась слезами, чем несказанно удивила как мисс Морвилл, так и самого эрла. Жервез, который как раз был занят тем, что подыскивал подходящее объяснение необъяснимой любви его дядюшки Мориса к лорду Роксби, махнул на все рукой и только примирительно заметил:

— Да, согласен с вами, это очень дурно с моей стороны! Но что же делать, если у меня не хватило благовоспитанности во время последней военной кампании дать себя убить! Но, по крайней мере, вы можете не сомневаться, что я никогда не возьму на себя смелость обвинить Мартина в том, что он пытается положить конец моему существованию.

Не меньше его самого смущенная подобным непривычным для нее проявлением слабости, графиня вытерла слезы.

— Одно дело предполагать, что вы, скорее всего, не вернетесь с войны, и совсем другое — пережить вашу гибель сейчас, Сент-Эр! Может быть, вам кажется, что я заодно с Мартином мечтаю избавиться от вас? Ну что ж, это только еще раз будет свидетельствовать, что мне нечего больше ждать, кроме самой черной неблагодарности, хотя это и на редкость несправедливо. Настолько несправедливо, что я, право же, и не знаю, как вы можете надеяться, что я возьмусь подыскивать вам подходящую партию!

Эрл с самым серьезным видом поблагодарил мачеху, и она продолжала:

— Можете спросить Луизу, если не верите! Но одну вещь я вам все-таки скажу! Как бы там ни было, мне вовсе не улыбается, если она будет участвовать во всем этом. Луиза в последнем письме так отозвалась о родном брате, что я начинаю понемногу жалеть, что пригласила ее погостить летом у нас в Линкольншире!

После этого она умоляющим тоном попросила мисс Морвилл отыскать ее нюхательные соли, и эрл счел за лучшее удалиться.

То, как быстро он оправился от раны, безмерно удивляло всех, кроме виконта. Отважившись в первый раз выйти из комнаты, Жервез решительно отказался снова улечься в постель, а через несколько дней возобновил и свои прежние прогулки верхом. Впрочем, в этих случаях Улверстон неизменно сопровождал его, даже когда эрл отправлялся нанести светский визит кому-нибудь из соседей, к примеру мистеру и миссис Морвилл.

При этих обстоятельствах было неудивительно, что визит этот прошел в обмене светскими любезностями. Лорд Улверстон, по своему обыкновению, болтал без умолку, а эрл, хотя его приятель и позаботился заранее рассказать ему содержание одной из книг, принадлежащих перу миссис Морвилл, которую в свое время в силу непонятных обстоятельств прочел и посчитал скучнейшей, в беседе с хозяйкой дома ограничился обсуждением военной карьеры ее старшего сына. Ему также удалось избежать досадного промаха и не сделать попытки одурачить миссис Морвилл, заставив поверить в то, что ему в жизни не случалось прочесть более занимательной книги, чем ее роман — свидетельство здравого смысла и житейской опытности, — что заставило мистера Морвилла слегка пересмотреть свое отношение к этому молодому человеку. Тот по-прежнему находил его фатоватым и склонным к суетности и показному блеску, но теперь неизменно добавлял, к тому же довольно доброжелательным тоном, что эрл вовсе не такой легкомысленный, как все эти юные денди, на которых он стремится быть похожим.

Миссис Морвилл с энтузиазмом поддерживала супруга, несмотря на то что он ставил эрла куда выше капитана Джека Морвилла или — о боже, трудно поверить! — даже самого мистера Тома Морвилла, стипендиата Королевского колледжа в Кембридже. Выслушав его, она вздохнула:

— Что же тогда удивляться Друзилле? Боюсь только, ее чувство не взаимно. А обаяние этого человека столь велико, что наша девочка легко могла принять за сердечное влечение обычную светскую любезность. И не побоюсь сказать, мой дорогой, что его исключительный шарм, красота, лоск и манеры способны вскружить голову любой девушке, как бы рассудительна она ни была. Это приводит меня в отчаяние! Скажи, ты не заметил, чтобы он чем-то выдал себя, как-то показал, что питает к Друзнлле нечто более нежное, чем обычные дружеские чувства?

— Нет, — последовал недвусмысленный ответ. — Впрочем, я вообще об этом не думал, поскольку с самого начала считал, что все это — не более чем твоя фантазия, моя дорогая.

Бедная миссис Морвилл и не подозревала, что не одна она ломала себе голову над тем, не подумывает ли эрл о помолвке. Был и еще один человек, которому не раз приходило в голову то же самое. Может, потому, что собственные его мысли были целиком и полностью посвящены охватившей его страсти, а может, в связи с тем, что никто в Стэньоне не знал эрла лучше, чем его ближайший друг. Наблюдательный виконт давно уже присматривался к Жервезу. И однажды в порыве откровенности, вызванном в большой степени великолепным портвейном из графских запасов, он даже шепнул пару слов на ухо Шаплэну.

Мистер Клаун не смог сдержать удивления:

— Боже мой, да ведь это было бы замечательно, милорд! Надеюсь, вы не ошиблись. Лично я всегда считал, что мисс Морвилл достойна всяческого счастья. Только, боюсь, у ее милости совсем другие планы относительно партии для ее пасынка.

Казалось, виконт был поражен:

— Да неужели?! Хотел бы я посмотреть, как Жервез позволит ей или Тео, да кому угодно, совать нос в его дела! Вся беда в том, мой дорогой сэр, что никто из вас не знает Жера так, как знаю его я!

— Признаюсь, милорд, что и сам уже подозревал это! — признался мистер Клаун.

— А больше вы ничего не подозревали? — напрямик спросил виконт. — Вы ведь никогда и словом не обмолвились об этом, но я бы не удивился, если бы узнал, что вы видите куда больше, чем говорите! Что вы, к примеру, думаете о том человеке, что недавно нанял Мартин?

Мистер Клаун, который чувствовал себя примерно так же, как рыба, которую рыбак тащит на берег, был вынужден признаться:

— О, уверен, что ваша милость не подозревает Ликка! Конечно, беднягу трудно сравнить со Студли, но вы же знаете, как это бывает! Мистер Мартин не очень-то придирчив, когда речь идет о его платье, зато терпеть не может незнакомых людей в замке, и, держу пари, он был рад нанять дядюшку Хиклинга, когда тот предложил свои услуги. Конечно, малый он довольно неотесанный, это правда, но я всегда считал его человеком весьма достойным, к тому же готовым приспособиться к принятым в Стэньоне порядкам.

— Ну, — с кислым выражением протянул виконт, — если бы мой лакей то и дело оказывался там, где ему быть не следует, я бы очень скоро указал ему на дверь, будьте уверены!

— Милорд! — вскричал Шаплэн, весьма шокированный его словами. — Вы возбудили во мне самые худшие опасения!

— Попробуйте сказать то же самое Сент-Эру. Может, вам повезет, и вы пробудите подозрения и в нем! — посоветовал виконт. — Я лично не смог! Он просто посмеялся надо мной!

В голосе его слышалось отчаяние, ибо, сколько он ни старался открыть глаза своему другу на ту опасность, которой тот легкомысленно подвергал себя, все было напрасно. Жервез лишь отпускал добродушные шуточки в адрес Ликка.

— Жер, послушай, этот малый шпионит за тобой!

— Да, мне тоже такое приходило в голову! — охотно согласился он. — Я не раз разговаривал с ним, и, должен тебе сказать, эти беседы несколько увеличили мой словарный запас. Например, мне удалось узнать, что Стэньон — это хавира такого сорта, которую любой был бы рад разнести вдребезги. И еще он удивлялся, как это сюда не загребают всякие щеголи!

— Да это какой-то воровской жаргон! — отметил виконт.

— Неужели? Я был уверен, что ты сразу догадаешься, Люс.

— Перестань смеяться, бога ради! Неужели ты не понимаешь, насколько это серьезно?!

— Да нет же, уверяю тебя! Видишь ли, я подумал об этом уже через пару минут после знакомства с этой замечательной личностью. Да и потом, поверь мне, как только я сочту это нужным, немедленно укажу ему на дверь!

— Неужели? А мне? Мне ты тоже укажешь на дверь? — полюбопытствовал виконт.

— Избавиться от тебя будет куда труднее, — с самым невинным видом парировал эрл.

Весь остаток дня эрл провел (особенно когда его друг был рядом) то понемногу разрабатывая руку, которая все еще плохо его слушалась, то, заложив ее за отворот сюртука, расхаживая взад-вперед по комнате. Все это очень скоро привело к тому, что виконт не выдержал и осведомился, неужто боль в плече все еще мучает его. Жервез так быстро перевел разговор на другое, что пробудил в нем самые худшие подозрения.

— А ну-ка, дай мне взглянуть на твое плечо! — потребовал Люс.

— Даже и не подумаю! — огрызнулся тот. — Много ты понимаешь в ранах!

— Забываешь, что мне не раз приходилось видеть, как они выглядят. И уж поверь мне, я сумею отличить зарубцевавшуюся рану от свежей! А потом, мы всегда можем позвать на помощь костоправа, если хочешь!