Даниэла Стил - Зоя

Клейтон распахнул перед нею дверцу, и Зоя, усевшись, назвала ему адрес. За несколько сот метров от дома она попросила остановиться.

— Разве вы здесь живете?

— Не совсем. — Зоя засмеялась и снова залилась краской. — Я подумала, что не стоит доводить бабушку до полного исступления: она ведь еще не простила меня за вчерашнее.

Рассмеялся и Клейтон, отчего лицо его стало совсем молодым.

— Да вы просто сорванец! Ну а если я попрошу вас оказать мне честь и отужинать со мной? Что вы на это скажете?

— Не знаю, право. Я сказала бабушке, что сегодня нет спектакля… — Она всегда говорила ей правду, неужели теперь придется лгать? Но отношение графини к «солдатне» было ей хорошо известно.

— А она вас никуда не отпускает? — Капитан был одновременно и позабавлен, и удивлен.

— Я пока нигде еще не была, — честно призналась Зоя.

— О боже!.. — воскликнул капитан. — А не позволено ли мне будет узнать в таком случае, сколько же вам лет? — Очевидно, она еще моложе, чем кажется.

— Восемнадцать, — с ноткой вызова ответила Зоя.

— И вы, должно быть, думаете, что это очень много?

— Достаточно. Совсем недавно бабушка попыталась выдать меня замуж за друга нашей семьи. — Она снова вспыхнула, подумав, что поступает глупо, рассказывая ему о князе. Однако Клейтон был иного мнения.

— А ему сколько? Двадцать один?

— Нет, ну что вы! — рассмеялась Зоя. — Он гораздо, гораздо старше! Ему чуть ли не шестьдесят уже стукнуло!

На этот раз Клейтон был поражен, но отнюдь не позабавлен:

— Неужели? И… что же заставило вашу бабушку?..

— Так, в двух словах не объяснить. Но он мне не нравится, не говоря уж о том, что он старик.

— Я тоже, — очень серьезно сказал капитан. — Мне сорок пять лет. — Ему с самого начала хотелось быть с нею честным.

— И вы не женаты? — удивилась Зоя, но тотчас догадалась, и Клейтон подтвердил ее догадку:

— Я в разводе.

Клейтон Эндрюс десять лет назад расстался с женой, происходившей из семьи Вандербильтов. В Нью-Йорке он пользовался огромным успехом у женщин, но ни одна из них за эти десять лет не тронула его сердце.

— Вы шокированы? — спросил он.

— Нет, — ответила Зоя, взглянув на него и подумав, что не ошиблась: он и в самом деле хороший человек.

Теперь она была просто убеждена в этом. — А почему вы расстались?

— Думаю, потому что разлюбили друг друга… Впрочем, мы с нею всегда были очень разные… Она замужем, у нас добрые отношения, хотя видимся мы довольно редко. Она живет в Вашингтоне.

— Где это? — Название города ничего не говорило ей и звучало таинственно.

— Недалеко от Нью-Йорка. Недалеко, но и не очень близко. Как от Парижа до Бордо. Или до Лондона.

Зоя кивнула: теперь понятно. Капитан взглянул на часы: ему пора было возвращаться.

— Ну так как же, принимаете вы мое предложение отужинать сегодня?

— Боюсь, что сегодня не получится. — Зоя посмотрела на него печально.

— А завтра? — улыбнулся капитан.

— Завтра у меня спектакль.

— А после спектакля? — Он был настойчив, ибо, отыскав ее, не хотел, чтобы она ускользнула.

— Я постараюсь.

— Вот и отлично. Итак, до завтра. — Он выпрыгнул из машины и помог Зое выйти. Она поблагодарила, он помахал ей вслед и как на крыльях пустился в обратный путь по рю Константин.

Впервые в жизни она солгала бабушке. Это случилось на следующий день, когда Зоя опять отправилась в Opera[3]. Ей было стыдно, она испытывала жгучее чувство вины, однако старалась убедить себя, что ее невинный обман никому не причинит вреда. В конце концов, уговаривала себя Зоя, что уж тут такого страшного? Велика важность — принять приглашение на обед от человека, который хорош собой и интересен!

А бабушке было сказано, что Дягилев устраивает небольшой банкет для всей труппы, и не пойти было бы просто не по-товарищески.

— Не ждите меня, я приду поздно! — крикнула она, не оборачиваясь, чтобы Евгения Петровна не видела выражения ее глаз.

— Тебе непременно надо там быть?

— Непременно, бабушка, я не могу отказаться. — И Зоя пулей вылетела за дверь.

После репетиции Клейтон ждал ее у театра в машине. Увидев Зою, он улыбнулся и распахнул перед нею дверцу.

— Ну, как прошла репетиция? — спросил он, не столько ожидая ответа, сколько вслушиваясь в само звучание ее голоса и вглядываясь в ее глаза, которые горели еще ярче обычного — настоящие изумруды.

— Отлично. Но Нижинский сегодня вечером не танцует. Какая жалость, правда? Он замечательный танцовщик! — И она тотчас спохватилась, что Клейтон не любит балет. — Ох, я совсем забыла!..

— Ничего, — ответил капитан. — Может быть, я не так уж безнадежен, как может показаться.

Он повез ее прямо к «Максиму». Переступив порог этого знаменитого ресторана, Зоя почувствовала, что у нее перехватывает дыхание: отделанный бархатными портьерами зал был полон нарядными дамами в вечерних туалетах и элегантными мужчинами в парадных мундирах. «Сколько взрослых», — подумала Зоя, мысленно принявшись сочинять письмо Маше и представляя, как она все это опишет. Но как объяснить и подруге, и самой себе, кто такой капитан Клейтон, почему она приняла его приглашение… Он очень любезен и внимателен, но, наверно, этого еще недостаточно?.. Но ей хорошо с ним, она нисколько его не стесняется, ей нравится разговаривать с капитаном. Что тут такого? Зоя изо всех сил старалась вести себя не как восторженная девочка, а как взрослая дама. Капитан, не сводя с нее любующихся глаз, заказал шампанского. Зоя незаметно оглядывалась по сторонам.

— Вы бывали здесь?

В ответ Зоя покачала головой, припомнив свою убогую квартирку и дешевый отель, в котором они жили до переезда. Не только у «Максима» — она вообще не была ни в одном ресторане. Они с бабушкой сами себе стряпали незатейливую еду и обедали вместе с Федором.

— Нет, — сказала она, решив ничего не объяснять: вряд ли капитану будет это понятно.

— Славное место, правда? До войны я частенько сюда захаживал.

— Вы много ездили по свету?

— Порядочно. А вам не случалось бывать в Париже до… до того, как перебрались сюда три месяца назад?

Зоя поняла, почему он запнулся, и была тронута его тактом и тем, что он, оказывается, все о ней помнил.

— Мне — нет, а вот родители приезжали сюда часто.

Мама была немкой по крови, но всю жизнь прожила в России…

Клейтону очень хотелось расспросить ее о революции, но он догадывался, что разговор этот будет для нее мучителен, и решил не затевать его.

— А скажите, Зоя, вы когда-нибудь видели царя?

Зоя рассмеялась, а вслед за нею — и капитан.

— Но что же тут смешного?

— Да нет, просто дело в том… — Капитан был ей так симпатичен, что Зоя решила ему открыться. — Дело в том, что он — мой родственник, и не очень дальний.

Но ей тотчас припомнилось прощание в Царском, и лицо ее вновь стало серьезным и печальным. Клейтон налил ей шампанского.

— Не будем говорить об этом, если вам не хочется.

Зоя взглянула ему прямо в глаза:

— Нет-нет, я просто… — Она едва сдерживала слезы. — Я просто очень скучаю по ним… Не знаю, увидимся ли мы когда-нибудь… Они ведь по-прежнему содержатся под стражей, там, в Царском…

— Вы получаете от них какие-нибудь известия? — удивился капитан.

— Мне пишет великая княжна Мария… Маша, моя самая лучшая подруга. Когда мы бежали из России, она была очень больна. — Зоя грустно улыбнулась. — И меня заразила. У всех была корь…

Капитан не скрывал изумления: русский царь — близкий родственник этой очаровательной девушки?!

— И вы росли вместе с его детьми?

Зоя кивнула, и Клейтон улыбнулся: да, он был прав — эта маленькая балерина совсем не так проста, как кажется. Она из знатной русской семьи, у нее необыкновенное прошлое, он это сразу почувствовал.

Зоя начала рассказывать ему о своем доме, о той ночи, когда погиб Николай, о бегстве в Царское и потом, через три границы — сюда, в Париж.

— У меня остались такие чудесные фотографии, когда-нибудь я вам их покажу. Август мы всегда проводили в Ливадии. Маша написала мне, что, может быть, их отправят туда. Мы всегда отмечали там день рождения тети Алике — во дворце или на яхте.

Капитан глядел на нее во все глаза. Этот волшебный мир был для нее частью обыденной жизни, а коронованные особы — родственниками, троюродными сестрами и братьями: она играла с ними в теннис, каталась на яхте… А теперь она танцует в дягилевской труппе. Неудивительно, что бабушка послала с нею провожатого, этого самого Федора… К концу обеда капитану казалось, что он всех знает лично, а сердце его ныло: как много уже успела потерять эта девочка!..

— И что же вы будете делать?

— Не знаю, — честно призналась Зоя. — Когда нечего будет продавать, будем жить на мое жалованье. Бабушка не может работать — ей ведь уже за восемьдесят, — а Федор не говорит по-французски, его никто не наймет… Да и он тоже немолод… — Она боялась думать о том уже недалеком дне, когда и Евгения Петровна, и Федор уйдут из жизни.

Капитан, слушая эту очаровательную девушку, такую невинную, непосредственную, такую юную и уже столько пережившую, не решился спросить, что будет, когда она останется одна.

— Судя по вашим рассказам, отец ваш был достойнейшим и очень милым человеком.

— Да.

— Трудно представить себе, что вы лишились всего этого, и еще трудней — что лишились навсегда и прошлое не вернется.

— Бабушка считает, что после окончания войны дела пойдут лучше. И дядя Ники сказал мне так на прощание.

Капитану странно было слышать, что самодержца кто-то называет «дядя Ники».

— Но сейчас я по крайней мере танцую. Когда-то я мечтала сбежать из дому и поступить в Мариинский театр. — Зоя рассмеялась этому воспоминанию. — Это гораздо лучше, чем давать уроки, шить или стать модисткой.

Капитан при этих словах широко улыбнулся:

— Говоря по совести, не думаю, что вы сможете мастерить шляпы.

— Не могу и не буду. Лучше голодать. Но голод нам не грозит: Сергеи Павлович платит мне вполне прилично.

Зоя рассказала ему, как показывалась Дягилеву, и капитан был поражен ее наивной отвагой. Впрочем, ее согласие пообедать с ним тоже свидетельствовало о том, что она — не робкого десятка. Это полудитя с каждой минутой нравилось ему все больше, и Зоя представлялась капитану в новом свете. Дело было уже не в ее хорошеньком личике и по-балетному изящной фигурке. Она, принадлежа к подлинной аристократии, все имела — и всего лишилась, не утратив лишь достоинства и не пав духом.

— Мне бы хотелось, чтобы вы познакомились с бабушкой, — сказала она, будто прочитав его мысли.

— Почту за честь.

— Она, конечно, будет шокирована, что нас с вами никто не представил друг другу, как требует хороший тон… Но я постараюсь ей все объяснить.

— Может быть, скажем, что я — приятель вашего Дягилева?

— Ну что вы! — Зоя рассмеялась. — Это вам только повредит в ее глазах. Она терпеть не может все, что связано с балетом! Она предпочла бы видеть меня женой князя Марковского, который водит такси, а не балеринкой на сцене «Гранд опера»!

Капитан, поглядев в эту минуту на Зою, понял, что не может осуждать ее бабушку: девушка казалась такой беззащитной и неискушенной и представляла такую легкую добычу для жестокого мира, для любого, кто пожелал бы ее обидеть, — да и для него, капитана Клейтона, тоже.

Он расплатился и по дороге домой сказал внезапно погрустневшей Зое:

— Вы разрешите как-нибудь навестить вас и выпить чаю с вами и с вашей бабушкой?

Ему не хотелось, чтобы этому существу пришлось что-либо скрывать, лгать или притворяться: ему не хотелось причинять ей боль.

— А что же я ей скажу? — испуганно спросила Зоя.

— Что-нибудь придумаем. Вы заняты в воскресенье?

— По воскресеньям мы с бабушкой гуляем в Булонском лесу.

— Я отвезу вас туда. В четыре часа удобно?

Зоя машинально кивнула, продолжая думать, что она скажет Евгении Петровне. Но Клейтон предложил самый простой выход:

— Вы ей скажете, что я — адъютант генерала Першинга и что мы познакомились на приеме. Говорить правду куда легче, чем лгать. — И снова, уже не в первый раз за этот вечер, он чем-то неуловимо напомнил ей отца.

Клейтон проводил ее до подъезда и видел, как Зоя, обернувшись в дверях, помахала ему на прощание.

Потом по ступенькам застучали ее каблучки.

Однако церемония знакомства Клейтона с Евгенией Петровной прошла легче и проще, чем они думали. Зоя объяснила, что ее представили капитану на приеме, устроенном генералом Першингом в честь дягилевской труппы, и она пригласила его на чашку чая. Старая графиня на мгновение смутилась: одно дело — общаться с князем Владимиром, таким же бедняком, как она с внучкой, и совсем иное — с американским офицером, адъютантом главнокомандующего.