Даниэла Стил - Зоя

— С ними все в порядке?

Они сели друг против друга, сердце ее лихорадочно билось, а он подался вперед и взял ее руки в свои, ледяные.

— Я только что приехал из Сибири… Я должен был во всем убедиться сам перед тем, как ехать сюда. Мы расстались с ними в Екатеринбурге в июне. Нам приказали уехать. — Казалось, он за что-то извинялся. Зоя сидела ни жива ни мертва. Ужасно странно было видеть Жильяра в Париже.

— Вы не были там, когда… когда государя… — Она не могла заставить себя произнести страшное слово, но он все понял и печально покачал головой.

— Нам с Гиббсом пришлось уехать… но мы вернулись туда в августе. Охрана впустила нас в дом, но он был пуст, мадемуазель. — Жильяр не в силах был описать то, что они нашли там: отверстия от пуль, едва заметные следы смытой крови. — Нам сказали, что царскую семью перевезли куда-то, но мы с Гиббсом боялись худшего.

Она с трепетом в сердце ждала продолжения рассказа, уверенная, что конец будет счастливый. После всего случившегося хоть что-то должно же быть хорошо. Не могли же большевики убить всех тех, кого она так любила… одного больного маленького мальчика и четырех девушек, которые были ее кузинами и подругами, а также их мать. Неужели им мало одной жизни — жизни государя?! Страшнее этого уже и быть не могло. Она не спускала глаз с его лица, когда он снова заговорил, закрыв глаза, стараясь сдержать слезы. Он очень устал с дороги, и, хотя прибыл в Париж только прошлой ночью, первым делом он отправился к Зое.

— Мы вернулись в Екатеринбург ко дню рождения Алексея, но никого уже не было, — вздохнул он. — С тех пор мы находились там. Я был уверен, что они еще живы, даже когда увидел в стенах дома следы от пуль.

Она почувствовала, как у нее замерло сердце, дрожат руки.

— Следы от пуль?! Неужели они расстреляли отца в присутствии детей?

— За три дня до этого они убили Нагорного… он пытался остановить солдата, который украл медали у Алексея. Для царевича это был ужасный удар: ведь Нагорный был с ним всю жизнь.

Преданный слуга, который отказался покинуть детей… Неужели этот кошмар никогда не кончится?

— В середине июля большевики сообщили царской семье, что их влиятельные родственники будут пытаться освободить их, поэтому придется перевезти их в другое место. В данный момент никто не знает, где находятся члены царской семьи. — Зоя подумала о первых Машиных письмах, в которых она писала, где они находились. Но кто же пытался спасти их? — Кровавая революция свирепствовала с июня, и уехать было почти невозможно. Их подняли среди ночи и приказали одеться. — Жильяр замолчал, и Зоя до боли сжала его руки, а он посмотрел ей прямо в глаза; они остались вдвоем на необитаемом острове, все остальные исчезли… но куда? Она молча ждала продолжения рассказа. Скоро, скоро он скажет ей, что они на пути в Париж. — Они спустились вниз: царица, Николай, дети… Анастасия несла Джимми. — Это был спаниель наследника. И Пьер Жильяр снова заплакал. — И Джой… — Сава заскулила, как будто знала имя своей матери. — К этому времени царевич не мог идти сам, он был очень слаб… Им приказали одеться и отвели их в подвал, где им предстояло ждать переезда… Николай потребовал, чтобы принесли стулья для Александры и Алексея, и он… — Жильяр говорил с трудом, — ..он посадил сына на колени, когда вошли убийцы… он прижимал его к себе, когда раздались выстрелы. — Зоя почувствовала, что сердце ее окаменело. Жильяр всхлипнул:

— Они убили всех, Зоя Константиновна… только Алексей жил чуть дольше остальных, и тогда ему проломили голову прикладом ружья… а затем они убили маленького Джимми, щенка. Анастасия упала в обморок, и, когда она вскрикнула, они закололи ее штыками, а потом… — Зоя рыдала, не в силах поверить в то, что он рассказывал ей, — они облили тела кислотой и зарыли их в землю… их больше нет, моя маленькая Зоя… нет… никого из них… даже бедного милого Беби. — Зоя упала в объятия Жильяра, и они зарыдали оба. Даже сейчас, спустя месяцы, он и сам не мог в это поверить. — Мы нашли Джой, которую подобрал один из солдат, она уже умирала с голода, когда они нашли ее около того страшного места… Боже мой, Зоя, ведь никто никогда не узнает, как дороги они нам были, как мы любили их.

— О боже… О боже… моя бедная маленькая Машка… их добивали прикладами и штыками… Как ей, должно быть, было страшно…

— Государь встал, пытаясь остановить убийц, но это было невозможно. Если бы только нам позволили остаться… но это ничего бы не изменило. — Он не сказал ей, что белогвардейцы освободили Екатеринбург восемь дней спустя. Всего восемь дней. С тем же успехом могло пройти восемь столетий.

Зоя смотрела на Жильяра пустыми глазами. Теперь уже ничто не имеет значения. Теперь уже все и навсегда кончено… и для нее… и для них… Она закрыла лицо руками и плакала, а он прижимал ее к себе.

— Я должен был сам рассказать тебе все… Мне очень жаль… очень, очень жаль… — Жильяр понимал, что слова слишком бледны, чтобы выразить его чувства. Зоя сидела неподвижно, пораженная неожиданной мыслью: она не имеет права жить, ей нужно было остаться в Царском Селе, ее тоже должны были расстрелять, бить прикладом или заколоть штыком, как Машу и Беби…

Жильяр ушел, пообещав вернуться на следующий день, когда выспится. Уходя, он не мог заставить себя смотреть на Зою, ее лицо с потухшими глазами выражало страшную муку. Оставшись одна, она прижала к себе Саву и качала ее на руках, плача и крича в пустоту:

— Бабушка… их больше нет… они убили их всех…

А в тишине комнаты прозвучал лишь глухой шепот, когда она в последний раз выговорила имя своей подруги… Она уже никогда больше не сможет произнести снова «моя Машка»…

Зоя была в шоке в течение нескольких дней.

Смерть бабушки, известие о расправе над близкими людьми — все это повергло ее в состояние полной прострации. Вернувшись на следующий день, Пьер Жильяр рассказал, что доктор Боткин был убит вместе с остальными — поэтому-то и не приходили письма; впрочем, отвечать уже все равно было некому. Она узнала, что Великий князь Михаил тоже был расстрелян за неделю до расправы над царской семьей. После этого расстреляли еще четверых Великих князей.

Убитым не было конца. Похоже, большевики хотели уничтожить весь царский род, вычеркнуть его из истории. Они перебили Всех, кого можно, действуя с беспримерной жестокостью.

В свете того, что она теперь знала, понятно было, что Мирная конференция в Версале не имела для нее значения. Окончание войны ничего не меняло. Зоя потеряла абсолютно всех: родителей, брата, бабушку, родственников, друзей, родину, и даже человек, которого она любила, бросил ее. День за днем Зоя сидела в крошечной квартирке, глядя в окно, и жизнь казалась ей конченой. Перед отъездом Пьер Жильяр несколько раз заходил к ней. Он собирался домой, в Швейцарию, повидаться с родными, затем планировал вернуться в Сибирь, чтобы помогать вести расследование о злодеяниях. Но даже это уж" не занимало ее. Ее ничто не занимало. Для нее все было кончено.

К концу января Париж снова оживился, улицы были полны американских солдат. Устраивались балы, специальные представления и парады в честь высокопоставленных особ, прибывших из Соединенных Штатов для подписания Версальского мирного договора и празднования конца Великой авантюры. Все ожидали начала новой, благополучной эры.

Общий подъем оставил Зою совершенно равнодушной. После отъезда Пьера Жильяра в Берн к жене князь Владимир несколько раз заходил навестить ее.

Душевное состояние Зои внушало ему серьезные опасения. Его визиты сопровождались теперь почти полным молчанием — Зоя не реагировала на его попытки завести разговор. Ужасные новости постепенно распространились среди эмигрантов, и потекли бесконечные слезы, начался молчаливый траур. Гибель Романовых была ужасной потерей для всех, кто их знал.

Русский Париж был потрясен.

— Позволь мне прокатить тебя, малютка. Тебе полезно куда-нибудь поехать.

— У меня здесь есть все необходимое, князь Владимир.

Она печально смотрела на него, поглаживая маленькую Саву. Он привез ей продукты, как в те времена, когда они с бабушкой только приехали. Однажды, отчаявшись ее развеселить, он даже принес ей водку.

Но бутылка осталась нераскупоренной, водка нетронутой, как и большинство продуктов, которые он приносил. Казалось, девушка угасает, создавалось впечатление, что жизнь ей не мила, что она хочет поскорей присоединиться к тем, кого уже нет.

Несколько его знакомых приходили к ней, но в большинстве случаев она на их стук не отвечала — она молча сидела одна в темной квартире и ждала, когда они уйдут.

К концу января князь не на шутку испугался и даже обратился к врачу. Приходилось ждать — иного выхода не было, но князь боялся, что Зоя сделает с собой что-нибудь ужасное.

Однажды в конце дня он ехал в своем такси в направлении отеля «Крийон» в надежде найти там клиента. Ни о чем, кроме Зои, он думать не мог. Глядя по сторонам, он вдруг увидел знакомую фигуру. Князь Владимир неистово засигналил и замахал руками, но стройный мужчина в мундире исчез в дверях отеля.

Владимир выскочил из машины, бросился бегом через улицу, вбежал в отель и в последний момент остановил Клейтона, ибо это был он, у входа в кабину лифта. Клейтон Эндрюс удивленно обернулся, услышав свое имя. Затем он медленно вышел из лифта, испугавшись, что произошло что-то ужасное.

— Слава богу, это вы, — с облегчением вздохнул князь Владимир, надеясь, что капитан захочет увидеть девушку. Он не знал точно, что произошло между капитаном и Зоей, но догадывался, что между ними перед отъездом капитана из Парижа возникло какое-то отчуждение.

— С Зоей что-нибудь случилось? — Сердце Клейтона сжалось в тревоге. Он приехал накануне и с трудом заставил себя отказаться от немедленной встречи с ней. Не стоило мучить ни себя, ни девушку. Лучше покончить со всем этим. Он хотел, чтобы она начала новую жизнь, о себе же капитан думал меньше всего. Не успел он приехать в Нью-Йорк, как его попросили вернуться в Париж для участия в совещаниях, связанных с подписанием Версальского договора, перед тем как он окончательно оставит службу в армии. Вернулся капитан в весьма тревожном состоянии. Он не знал, сможет ли он приехать в Париж и не увидеть Зою.

— Что-то с Зоей? — спросил он князя, испугавшись выражения его глаз.

— Мы можем пойти куда-нибудь поговорить? — Владимир окинул глазами заполненный людьми вестибюль; ему надо было рассказать капитану очень многое.

Клейтон взглянул на часы. В его распоряжении было два часа. Он кивнул и последовал за князем на улицу к ожидавшему их автомобилю.

— Скажите только, с Зоей все в порядке? С ней ничего не случилось?

Князь выглядел подавленным; его обтрепанные манжеты и поношенный пиджак свидетельствовали о бедности, но подстриженные усы и белоснежные волосы смотрелись безукоризненно. Все в его облике говорило о благородном происхождении. Теперь в Париже было очень много таких, как он; графы, князья, да и просто люди хороших фамилий водили такси, подметали улицы, служили официантами.

— С ней-то ничего не случилось, капитан, — сказал он, и Клейтон вздохнул с облегчением. — По крайней мере непосредственно с ней.

Они подъехали к «Де-Маго», сели за столик в глубине зала, и Клейтон заказал две чашки кофе.

— Графиня умерла три недели назад…

— Я боялся этого. Она была очень плоха, когда я покидал Париж больше месяца назад.

— Но еще хуже то, что из Сибири приехал Пьер Жильяр. Новости из России убивают Зою. Она не выходит из дому с тех пор, как он обо всем рассказал ей.

Я боюсь, что она сойдет с ума, ее состояние ужасно. — В глазах князя стояли слезы, и он пожалел, что Эндрюс не заказал чего-нибудь покрепче. Он бы с удовольствием выпил водки. Одна мысль о Зое разрывала ему сердце. Им всем досталось, а Зое особенно.

— Жильяр был там, когда убили царя? — Клейтону казалось, что он лично знает русского императора и его семью. Ведь Зоя столько рассказывала о них.

— Очевидно, большевики приказали ему и учителю английского незадолго до этого уехать. Но они вернулись через два месяца и долгое время опрашивали охрану, местных жителей Екатеринбурга, помогая расследованию, проводимому белогвардейцами. Уже известно очень многое, но Жильяр хочет вернуться и довести дело до конца. Впрочем, это уже не имеет значения. — Когда он посмотрел на Клейтона Эндрюса, тот сидел постаревший и подавленный. — Они все мертвы… они все… убиты одновременно с царем… даже дети.

Капитан, видевший много крови, потерявший на войне много друзей, плакал, не стесняясь своих слез.

— Маша тоже? Это была последняя надежда… для Зои…

Но князь Владимир только покачал головой.

— Да. В живых не осталось никого. Никого.

Он рассказал Эндрюсу леденящие душу подробности, о которых Жильяр не осмелился поведать Зое.

О том, что трупы облили кислотой, изуродовали и сожгли. Их хотели стереть с лица земли, чтоб не осталось следа. Но уничтожить красоту, достоинство, благородство, доброту и сострадание невозможно. Осталась память, человеческая память. Их тела уничтожили, над ними надругались. Но души их будут жить вечно.