Даниэла Стил - Зоя

— Зоя!

Он испугался, что она упадет в обморок, но в этот момент женщина взглянула на нее, вскрикнула от удивления и поспешила к ним. Зоя тоже вскрикнула и бросилась в ее объятия.

— Дорогая… это ты?.. О, моя маленькая Зоя!.. — Прекрасная Ольга прижимала ее к себе, и обе плакали от радости, переполненные трогательными воспоминаниями о родственниках, которых они потеряли, а в это время Клейтон и князь Оболенский с интересом наблюдали за ними. — Но как ты здесь оказалась?

Зоя сделала низкий реверанс и повернулась, чтобы представить своего красивого мужа.

— Ольга Александровна, разрешите представить вам моего мужа, Клейтона Эндрюса.

Клейтон поклонился и поцеловал руку Великой княгине; Зоя объяснила, что Ольга — младшая сестра русского царя.

— Где ты была с тех пор, как… — Глаза их встретились, и Ольга осеклась. Они не виделись с тех пор, как покинули Царское Село.

— Я была в Париже с бабушкой… она умерла на Рождество.

Великая княгиня вновь обняла девушку, а все в зале наблюдали за ними, и через несколько часов распространилась невероятная новость: жена Клейтона Эндрюса оказалась русской графиней. Басни о «Фоли-Бержер» мгновенно прекратились. Теперь в обществе пересказывали истории князя Оболенского о великолепных балах во дворце на Фонтанке.

— Ее мать была самой красивой женщиной на свете.

Конечно, холодная, как все немки, весьма нервная, но необыкновенно красивая. А отец ее был просто очаровательным человеком! Ужасно, что его убили. Как много хороших людей отправилось на тот свет!

Он произнес эти слова с грустью, слегка пригубив бокал с шампанским. Зоя до конца вечера не отходила от Ольги. Та жила в Лондоне, а в Нью-Йорк приехала навестить друзей. Она остановилась у князя Оболенского и его жены, урожденной Алисы Астор.

По Нью-Йорку молниеносно распространились слухи о Зоином происхождении, ее семье, родственных связях с царем, и она моментально стала любимицей общества. Сесиль Битон комментировала в газете каждый ее шаг, их приглашали во все дома. Люди, которые раньше избегали ее, теперь горячо полюбили.

Элси де Волф сначала собиралась перестроить дом Клейтона. Однако вместо этого сделала молодоженам другое заманчивое предложение. Она и ее друзья купили несколько старых ферм на Ист-Ривер и обновили старые дома на Саттон-плейс. Пока этот район не котировался, но Элси понимала, что после окончания реконструкции он станет очень модным.

— Позвольте мне обустроить один из особняков для вас с Клейтоном.

Она занималась отделкой и украшением дома для Уильяма Мэй Райта, биржевого маклера, и его супруги Кобины. Но Зоя предпочитала оставаться в их уютном кирпичном особняке на Пятой авеню.

Свой первый прием Зоя устроила в честь Великой княгини Ольги перед возвращением той в Лондон, и после этого ее положение в свете установилось окончательно. Ей предназначалось судьбой стать любимицей Нью-Йорка, к огромному удовольствию ее мужа.

Он исполнял все ее желания и по секрету попросил Элси де Волф обустроить для них дом на Саттон-плейс. Это был элегантный особняк, и, когда Зоя увидела его, у нее глаза расширились от изумления. Он не был столь же вычурным, как новый дом Райтов, где они были накануне на приеме, на котором встретились с Фредом Астором и Таллалом Бэнкхедом. Самым невероятным в этом особняке была ванная комната, отделанная норкой, — подобных излишеств в доме Эндрюсов, естественно, не было. Он был весьма изящным, с мраморными полами, прекрасным видом, комнатами с высокими потолками и предметами старины, которые, по мнению Элси де Волф, должны были понравиться молодой русской графине. Зою стали называть именно так: «русская графиня», но она хотела, чтобы ее звали «миссис Эндрюс». Мысль кичиться своим титулом казалась ей нелепой, хотя видно было, что американцам это нравится.

К тому времени в Нью-Йорке появилось множество эмигрантов, приехавших в Америку из Лондона и Парижа, а некоторые попали сюда прямо из России и теперь рассказывали о своем бегстве с душераздирающими подробностями: в России свирепствовала гражданская война; Белая и Красная армии в жестокой борьбе пытались захватить власть над многострадальной нацией. Но русские белогвардейцы в Нью-Йорке нередко вызывали у Зои раздражение. Конечно, среди них были люди действительно благородного происхождения, многих из них она знала лично, но находились и такие, кто присваивал себе титулы, каких у них в России и быть не могло. Каждый второй был или князем, или княгиней, или графиней. Зоя была поражена, когда на одном приеме ее представили княгине якобы родом из царской семьи, в которой она мгновенно узнала модистку, делавшую шляпки для ее матери. Зоя, разумеется, промолчала, а потом эта женщина умоляла ее не раскрывать ее происхождения вечно ноющим русским.

Зоя и сама устраивала приемы для многих русских аристократов, в прошлом друзей ее родителей. Но прошлое кануло в Лету, и никакие разговоры, никакое притворство или мучительные воспоминания не могли его воскресить. Ей хотелось смотреть в будущее, стать неотъемлемой частью той жизни, которую она вела. И только на Рождество Зоя позволила себе роскошь удариться в горькие воспоминания, она страстно шептала старинные православные молитвы, стоя в церкви рядом с Клейтоном и держа свечу, которая так ярко горела в память о тех, кого она любила и потеряла. Рождество навевало тяжкие мысли, но к тому времени она уже девять месяцев жила в Нью-Йорке, и у нее для Клейтона был потрясающий сюрприз.

Зоя дождалась, пока они вернулись домой из церкви, и, уже лежа в их огромной постели под балдахином, после любовных утех сообщила ему новость.

— Что? — Клейтон был потрясен до глубины души и тотчас испугался, что мог ей что-либо повредить. — Почему ты мне сразу не сказала? — Глаза его горели, а у нее на глазах блестели слезы радости.

— Я сама узнала всего два дня назад. — Она украдкой засмеялась, будто хранила самый важный секрет в мире. С тех пор как ее предположения подтвердил врач, у нее было такое чувство, что она поняла истинный смысл жизни. Больше всего ей хотелось иметь ребенка от Клейтона, и она радостно поцеловала мужа, который с обожанием смотрел на нее. Ей еще нет двадцати одного года, и у них уже будет ребенок!

— Когда это произойдет?

— Еще не скоро. Не раньше августа.

Он предложил, что переберется в другую комнату, чтобы не мешать ей спать, но она лишь рассмеялась.

— Только попробуй! Если ты переберешься в другую комнату, я переберусь вместе с тобой!

— Так и будем путешествовать по спальням… — засмеялся он.

Благодаря Элси де Волф в спальнях в новом доме недостатка не было. Весной Зоя попросила ее приготовить детскую комнату. Она сделала ее бледно-голубой с веселыми фресками и изящными кружевными занавесками. Эта работа увлекала миссис Волф; ей претило стремление Кобины Райт подражать Роллсам, куда больше ей импонировали сдержанные взгляды Зои на то, что подходит детям. Зоя всегда демонстрировала достоинство и хороший вкус, привитый ей с детства, и многое сделала сама в новом доме на Саттон-плейс. Здесь царили покой и изысканная красота, о которой говорили все. Эндрюсы давно продали дом на Пятой авеню и наняли новых слуг.

В тот день, когда Алексею Романову, милому Беби, исполнилось бы семнадцать, у них родился первый ребенок — сын. Роды прошли легко, и зычный крик здорового мальчика весом восемь фунтов донесся до отца, который нервно вышагивал под дверями комнаты, где находилась роженица.

Когда Клейтона наконец впустили, Зоя уже засыпала с крошечным херувимом на руках. У малыша были рыжие волосы, как у матери, круглое личико, он лежал в обрамлении кружев. И слезы радости потекли по щекам Клейтона, когда он увидел малыша.

— О, он такой красивый… он так похож на тебя…

— Только цветом волос, — сонно прошептала Зоя.

Доктор дал ей снотворное, и она, засыпая, взглянула на мужа:

— У него твой нос.

Малыш выглядел как крошечный бутон розы на личике ангела, и Клейтон засмеялся и погладил шелковистые рыжие волосики, а Зоя умоляюще взглянула на мужа с молчаливым вопросом в глазах:

— Давай назовем его Николаем?

— Как ты скажешь. — Ему нравилось это имя, к тому же он знал, как много оно значило для нее. Так звали и царя, и ее погибшего брата.

— Николай Константинович… — прошептала она, радостно взглянув на него, и тотчас уснула; обожающий муж еще долго смотрел на нее, а затем, благодаря судьбу, на цыпочках вышел из комнаты. Теперь и у него есть сын… сын! Николай Константин Эндрюс.

Прекрасно звучит, сказал он про себя, и поспешил вниз выпить бокал шампанского.

— За Николая! — произнес он тост, говоря с самим собой, а затем с улыбкой добавил:

— За Зою!

Следующие несколько лет пролетели как один миг: люди, веселье, приемы. Зоя, к ужасу мужа, сделала короткую стрижку, начала было курить, но затем одумалась, решив, что это глупо. Сесиль Битон постоянно писала о ней и о замечательных приемах в их летнем доме на Лонг-Айленде.

Они видели последнее выступление Нижинского в Лондоне, и Зоя расстроилась, когда услышала, что он сошел с ума и помещен в венскую психиатрическую клинику. Балет, впрочем, перестал быть частью ее жизни, хотя она и ходила на премьеры с Вандербильтами или с Асторами. Они жили активной светской жизнью: ходили на поло, на балы, сами устраивали приемы и только в 1924 году, когда Зоя обнаружила, что снова беременна, стали вести более размеренный образ жизни. Однажды в их доме на Лонг-Айленде побывал после игры в поло принц Уэльский. Зоя на этот раз плохо переносила беременность, и Клейтон очень надеялся, что у них будет дочь. Пятидесятидвухлетний отец мечтал о дочери.

Она родилась весной 1925 года, когда Жозефина Бейкер стала предметом всеобщего увлечения в Париже.

Сердце Клейтона забилось от радости, когда он впервые увидел девочку. У нее были такие же огненно-рыжие волосы, как у ее матери и у брата Николая, и она тотчас же громогласно заявила о своем присутствии. Хотя девочка начинала горько плакать, если малейшие ее желания не исполнялись, она стала любимицей отца с момента рождения. Александру Марию Эндрюс крестили в рубашке, которая служила для этой цели уже четырем поколениям Клейтонов.

Сшита она была во Франции во время войны 1812 года, и в ней девочка выглядела как настоящая королева.

Цвет волос Саша унаследовала от матери, глаза — от Клейтона, зато характером она была ни на кого не похожа. В два года малышка уже командовала всеми, даже братом. Ники, как его называли дома, унаследовал мягкость и доброту отца и живой юмор Зоиного брата. Им все восхищались, и его все любили.

Саша же в свои четыре года стала настоящим деспотом, командовала даже отцом. Старая Сава с ужасом убегала, когда девочка сердилась. Собаке было уже 12 лет, и она по-прежнему жила в доме, вечно крутилась у Зоиных ног и не отходила от маленького Ники, которого обожала.

— Саша! — вне себя от ужаса кричала мать, когда, вернувшись домой, обнаруживала, что дочь нацепила ее лучшие жемчуга или вылила на себя целый флакон ее любимых духов, которые Клейтон всегда дарил ей. — Никогда так не делай!

Даже няня, молодая француженка, которую они привезли с собой из Парижа, с трудом с ней справлялась.

На маленькую графиню не действовали ни упреки, ни ласки, ни уговоры.

— Она ничего не может с собой поделать, мама, — словно бы извинялся за нее Николай. К тому времени ему исполнилось восемь лет, и он был красив, как его отец. — Она ведь девочка. А девочки любят носить красивые вещи. — Он встретился с Зоей глазами, и она улыбнулась. Он был таким добрым, таким отзывчивым, так был похож на Клейтона. Она любила их всех, но именно Александра — Саша, как все ее называли, — испытывала ее терпение.

Вечером они собирались идти в знаменитый «Коттон-клаб» на танцы, а всего несколько месяцев назад они побывали в бесподобном особняке на Парк-авеню у неподражаемого Конде Наста. Разумеется, там были Коул Портер и Элси де Волф, которая уговаривала Зою построить дом на Палм-Бич, но у Зои была нежная кожа, и она не любила солнца — ей вполне достаточно было ежегодных поездок на Палм-Бич к Уитнисам, В тот год Зоя покупала туалеты у Лелонга и была в восторге от его очаровательной жены княгини Натальи, дочери Великого князя Павла, русской, как и Зоя.

А Таллал Бэнкхед не раз упрекал Зою, что она мало пользуется косметикой.

В те годы модными стали костюмированные балы, Клейтону они особенно нравились. Ему было 57 лет, и он безумно любил свою жену, что не мешало ему часто подшучивать над ней, говоря, что теперь, в свои тридцать, она наконец «подходит ему по возрасту».

Гувер был избран президентом, победив на выборах губернатора Нью-Йорка Алфреда Смита. Калвин Кулидж решил не выставлять снова свою кандидатуру.

А губернатором Нью-Йорка стал Франклин Рузвельт, интересный мужчина с умной, хотя и не очень красивой женой. Но Зое нравилось ее общество, и ей всегда было приятно, когда Рузвельты приглашали их на обед. Они вместе были на премьере «Каприза». Клейтону пьеса показалась скучной, а вот Зое и Элеоноре она понравилась. Потом они вместе с удовольствием смотрели «Уличные сцены», получившие Пулитцеровскую премию. Клейтон же признался, что ему больше по душе кино. Он был в восторге от Колин Мур и Клары Боу. А Зоя восхищалась Гретой Гарбо.