Даниэла Стил - Зоя

— Большое спасибо, мадам.

— Не стоит благодарности.

Аксель величаво кивнула головой и пошла в торговый зал салона, где женщина в огромной белой шляпе разглядывала туфли. Это напомнило Зое, что и ей надо бы купить новые туфли на те небольшие деньги, которые у нее еще оставались, и внезапно она поняла, что забыла спросить, сколько же ей будут платить — впрочем, сейчас это не имело значения. У нее есть работа, а это самое главное. Это же намного лучше, чем торговать яблоками на улице.

Вернувшись домой, она сразу же сообщила новость детям, и они пошли гулять в парк, а затем вернулись в отель — укрыться от жары. Николай был так же взволнован, как и она, а Саша, посмотрев на мать своими большими голубыми глазами, спросила, есть ли там платья для маленьких девочек.

— Нет, милая, там нет. Но я куплю тебе новое платье, как только смогу. — Зоя уже купила им и себе все самое необходимое, но теперь начиналась новая жизнь.

Она получила хорошую работу и надеялась, что будет получать приличную зарплату. Теперь уж больше никогда не придется танцевать. Жизнь улыбнулась ей.

И тут Зое вдруг пришло в голову, что, возможно, она увидит у Аксель кого-нибудь из своих старых друзей.

Подобно тому как они избегали ее, когда она впервые приехала из Франции, а затем полюбили, теперь они совершенно забыли о ней после смерти Клейтона и окончательно отвернулись, когда она разорилась. Какими же непостоянными были эти люди! Но ее это уже не волновало. С ней ее дети, и это самое главное, самое для нее важное. А все остальное приложится.

И все-таки они выжили… Жизнь вдруг снова показалась ей прекрасной.

Часы работы в магазине тянулись долго; дамы, которых Зоя обслуживала, были очень требовательными, избалованными и нетерпеливыми, а некоторые сами не знали, чего хотят, но она держалась спокойно, приветливо, с достоинством и вскоре поняла, что прекрасно чувствует, что им нужно. Она могла отпустить платье в одном месте, присборить в другом, и женщина расцветала, глядя на себя в зеркало… Она могла подобрать идеальную шляпку, подходящую именно к данному костюму… веточку цветов… меховую оторочку… исключительно красивые туфли. Она изобретала модели, будто слагала стихи, и директриса была чрезвычайно ею довольна. К Рождеству Зоя заняла у Аксель подобающее место; она продавала больше всех остальных, и клиенты просили, чтобы их обслужила графиня. Графиня то… графиня это… а не думаете ли вы, графиня… о, графиня, будьте добры… Аксель смотрела, как она работает: всегда благоразумно и с достоинством, ее собственная одежда всегда была элегантной и безукоризненно подобранной; она приходила на работу в белоснежных перчатках, с красивой прической, а ее легкий акцент придавал ей загадочность. И Аксель очень скоро стала всем рассказывать, что Зоя — родственница русского царя. Именно такой человек был нужен для ее салона. И когда Серж Оболенский пришел посмотреть на «графиню», о которой все говорили, он с изумлением узнал Зою, и на глаза у нее навернулись слезы.

— Зоя! Что ты здесь делаешь?

— Развлекаюсь. — Она ничего не говорила о тех трагических двух годах, которые ей пришлось пережить.

— Хорошенькое развлечение! Впрочем, это, должно быть, довольно забавно. Ты должна прийти к нам пообедать.

Но Зоя всегда отказывалась. У нее теперь не было ни подходящей одежды, ни времени, ни даже сил, чтобы вращаться в их кругу. С этим было покончено.

Каждый вечер она спешила домой к детям, которые ждали ее в квартире на Тридцать девятой улице, неподалеку от Ист-Ривер, куда они переехали перед самым Рождеством. Дети ходили в хорошие школы, и, хотя постоянно повышаемое Аксель жалованье и доплаты не позволяли им приобретать предметы роскоши, денег вполне хватало, чтобы иметь все необходимое, работа же была намного лучше, чем раньше, когда она танцевала в варьете у Фитцхью.

Она продолжала работать у Аксель, когда в мае 1932 года был похищен, а затем найден убитым ребенок Линдбергов; вскоре после этого она с удивлением прочла, что в июле того же года умер Флоренц Зигфельд. Интересно, как бы ей работалось у него, а не в варьете Фитцхью? Любопытно, что с Джимми? Она уже давно вернула ему сто долларов, которые он подсунул ей в сумочку, когда она попала в такое отчаянное положение, и теперь вестей о нем никаких не имела. Он был частью другой жизни, другой, прочитанной главы, она же продолжала работать в качестве «графини» у Аксель. Ей было особенно приятно, когда Элеонора Рузвельт приехала в салон купить кое-что из одежды во время избирательной кампании мужа.

Зоя с теплотой вспоминала старинных друзей Клейтона и послала им поздравительную телеграмму, когда Франклин победил на выборах; Элеоноре же она послала чудесную меховую шапочку, которую та пообещала надеть в январе, в день инаугурации, чем чрезвычайно порадовала Аксель.

— Вы определенно знаете, как вести себя с клиентами, machere[6].

Элегантная француженка смотрела на нее с сияющей улыбкой. Ей очень нравилась Зоя, и она была в восторге от маленького Николая. У него были благородные манеры маленького принца; в истории, которые ей однажды рассказал Оболенский о Зое и дочерях царях, теперь легко было поверить. Зоя была необычной женщиной, родившейся в неудачное время.

Если бы судьба сложилась иначе, она, вероятно, вышла бы замуж у себя на родине за князя и жила бы в одном из дворцов в Петербурге. Это было несправедливо — так же несправедливо, как и сокрушительная депрессия, которая все еще продолжалась. Казалось, что в тот год голодали все, кроме клиентов Аксель.

На Рождество Зоя повела Николая на фильм «Тарзан», и он был в восторге, а потом они вместе пошли в кафе. Он учился в школе и прекрасно успевал, а в одиннадцать лет заявил вдруг, что хочет стать бизнесменом, как его отец. Саша же хотела стать кинозвездой.

Зоя купила ей с знаменитую куклу Шерли Темпл, и она всегда носила ее с собой вместе с Аннабель, которая уцелела во время пожара. У них было счастливое детство, несмотря на все трудности, которые им пришлось пережить. Весной Аксель назначила Зою заместителем директора, что означало большую зарплату и более высокий престиж и давало самой Аксель чуть больше свободного времени. Зоя уговорила Аксель разрешить Элси де Волф по-новому оформить магазин, и салон стал пользоваться еще большим спросом.

— Счастлив тот день, когда вы вошли в эту дверь! сказала Аксель, глядя на оживленную толпу покупателей — салон только что открылся после косметического ремонта. Среди клиентов был даже мэр Нью-Йорка Фиорелло ла Гуардиа, и дела пошли еще лучше, чем прежде. Аксель подарила Зое норковую шубу, и та задохнулась от восторга, глядя на нее. Она была сделана из прекрасной норки и безукоризненно сшита. Зоя смотрелась в ней превосходно, когда возвращалась домой к детям на автобусе, а еще через год она смогла переехать в новую квартиру, которая находилась всего в трех кварталах от «Аксель». Теперь у каждого из детей была своя комната. К тому времени Николаю было уже почти тринадцать, и он был рад, что Саша не будет теперь постоянно путаться у него под ногами.

А два года спустя, в день рождения Саши, которой исполнилось одиннадцать, Аксель пригласила Зою поехать с ней в Париж за покупками. Николай отправился погостить у друга, Зоя наняла к Саше няню на три недели, и они с Аксель отплыли во Францию на «Куин Мэри». Когда шампанское было выпито и всеобщее возбуждение улеглось, Зоя увидела удалявшуюся статую Свободы и подумала, как много событий произошло после смерти Клейтона. Он умер семь лет назад. Ей исполнилось тридцать семь, но казалось, что прожила она не одну, а несколько жизней.

— О чем вы думаете, Зоя? — Аксель не могла оторвать от Зои глаз. Она была прекрасно одета в изумрудно-зеленый, цвета моря, костюм и маленькую элегантную меховую шапочку. Про такие глаза, как Зоины, говорят «цвета морской волны», подумала Аксель.

— Я думала о прошлом.

— Мне кажется, вы слишком много думаете о прошлом, — откликнулась Аксель. Она очень уважала Зою и часто недоумевала, почему та не пытается восстановить свои прежние светские связи. Ведь у нее для этого было достаточно возможностей. Все клиенты были влюблены в нее, и на столе у Зои всегда были сложены пачки приглашений, адресованных «графине Зое», однако она почти никуда не ходила, повторяя, что «это все у нее уже было».

— Может быть, Париж внесет что-нибудь новое в вашу жизнь?

Зоя только засмеялась и покачала головой.

— В моей жизни было более чем достаточно острых ощущений. — Революции и войны, брак с человеком, которого она обожала… После всех этих лет она все еще любила Клейтона и понимала, что снова попасть в Париж без него будет мукой. Он был единственным мужчиной, которого она когда-либо любила; она была убеждена, что никогда в ее жизни не будет такого человека, как он… разве что ее сын… Она улыбнулась этой мысли и глубоко вдохнула морской воздух. — Я еду в Париж работать, — заявила она, затем засмеялась.

— Как знать, как знать, дорогая. Не зарекайтесь.:, Потом они вернулись в каюту, Зоя открыла чемодан и поставила фотографию детей на столик у кровати. Кроме них, ей никого больше не надо. Она легла в постель, взяла новую записную книжку и стала составлять перечень тех вещей, которые они собирались заказать в Париже.

Аксель забронировала номера в отеле «Ритц» на Вандомской площади, и Зою ослепила давно забытая роскошь. Прошли годы с тех пор, как она нежилась в глубокой мраморной ванне, именно такой, какая была у нее в доме на Саттон-плейс. Она закрыла глаза и погрузилась в теплую воду. Они собирались делать покупки лишь на следующий день, поэтому по приезде Зоя, ничего не сказав Аксель, вышла одна из гостиницы прогуляться. Ее переполняли воспоминания, когда она шла по улицам, бульварам и паркам, где они когда-то бродили с Клейтоном. Она зашла в кафе «Де флор», а затем, не удержавшись, взяла такси, поехала в Пале-Рояль и молча постояла перед домом, где жила с Евгенией Петровной. Бабушка умерла семнадцать лет назад; за эти семнадцать лет было и плохое, и хорошее, была работа, тяжелая работа, и теперь у Зои есть свои, любимые дети. Воспоминания о бабушке и о муже переполнили ее, и слезы медленно потекли у нее по щекам. Казалось, она ждет, что Клейтон подойдет сзади и похлопает ее по плечу, как в тот вечер, когда они встретились. Ей все еще слышался его голос, как будто он говорил с ней несколько часов назад. Медленно повернувшись, она пошла в Тюильри и села на скамейку, погрузившись в воспоминания, глядя на играющих детей. Она размышляла, как сложилась бы жизнь, если б она воспитывала Николая и Сашу здесь, — возможно, ей было бы легче, чем в Нью-Йорке, но там ее жизнь протекала стремительнее, а работа у Аксель дала ей новую цель в жизни. У Аксель она работала уже пять лет, ей было интересно покупать самой, а не обслуживать всех этих избалованных, капризных дамочек. Она ведь так хорошо их знала.

Это были женщины, с которыми она умела общаться, которых понимала, с которыми была знакома всю жизнь. Иногда в этой связи ей вспоминалась ее же собственная мать.

Зоя нравилась и мужчинам; она была способна красиво одеть их жен, но так же внимательно относилась и к их любовницам, которых они с собой приводили.

Она не позволяла себе никаких сплетен, никакой критики — только изысканный вкус и дельные советы. Аксель знала, что без Зои успех салона никогда не был бы так велик. «Графиня», как ее называли, придавала салону аристократический шик, украшала жизнь обеспеченных Нью-Йоркцев. Но сейчас вдруг Зоя почувствовала себя опять молодой, и в то же время ей грустно было думать о новой жизни, которая началась, когда она впервые оказалась в Париже.

Когда она села в такси, чтобы ехать обратно в гостиницу, у нее слегка дрогнуло сердце, ведь за рулем мог оказаться князь Владимир Марковский. Вечером в отеле она поискала его имя в телефонном справочнике, но не нашла. Вероятно, он умер. Сейчас ему было бы около восьмидесяти.

В тот вечер Аксель предложила ей поужинать у «Максима», но, справившись с ностальгией, Зоя отказалась, сказав, что устала и хочет хорошенько отдохнуть перед тем, как они начнут подбирать новую коллекцию. Она не стала объяснять Аксель, что воспоминания о том, как Клейтон возил ее к «Максиму», будут слишком болезненными. Здесь ей вообще постоянно приходилось отгонять воспоминания о прошлом. Казалось, отсюда всего один шаг до Санкт-Петербурга.

Она вновь посетила места, где они жили с Евгенией Петровной, встречались с князем Владимиром, куда водил ее Клейтон. Для нее было тяжело находиться здесь, и ей не терпелось поскорее приступить к работе, чтобы забыть прошлое и погрузиться в настоящее.

В тот вечер она позвонила в Нью-Йорк Николаю и рассказала ему про Париж, пообещав свозить его сюда при первой возможности. Этот красивый город сыграл огромную роль в ее жизни. Николай сказал, чтобы она берегла себя и что он ее любит. Даже в свои четырнадцать, без малого пятнадцать лет он, не стесняясь, ласкался к матери. «Это в тебе чисто русское», — иногда подтрунивала над ним Зоя, думая, насколько он порой похож на ее брата Николая, особенно когда слышала, как сын дразнит Сашу. Затем она позвонила дочери, и Саша продиктовала ей целый перечень того, чего ей хочется, в том числе красное платье и несколько пар французских туфель. Она была избалована, совсем как Наталья когда-то, и была почти такой же требовательной. И вдруг Зое пришла в голову мысль: что подумала бы о них Маша, какими бы стали дети самой Маши, если б она выжила и вышла замуж?