Даниэла Стил - Зоя

— Просто задумалась… воспоминания нахлынули.

— У вас была интересная жизнь, мне кажется, даже намного интереснее, чем вы рассказали нам в ресторане.

— Теперь это уже не имеет значения. — Зоя смотрела на море, не глядя на Хирша, а ему хотелось коснуться ее руки, заставить ее улыбнуться, сделать так, чтобы она почувствовала себя счастливой и молодой. В эти минуты у нее был такой серьезный, даже мрачный вид. — Прошлое важно лишь тогда, мистер Хирш, когда оно влияет на настоящее. Мне было трудно вернуться сюда, но я рада, что сделала это… Париж для меня полон воспоминаний.

Он кивнул, ему хотелось знать о ее жизни все, абсолютно все.

— Должно быть, во время войны во Франции жизнь была трудной. Я тоже хотел пойти воевать, но отец не пустил меня. В конце концов я все же записался в армию, но повоевать не успел, так и не уехал из Штатов. Потом купил фабрику в Джорджии. Текстильную. — Хирш печально улыбнулся. — Всю жизнь только тряпками и торгую. — Его глаза снова стали серьезными. — Вам, вероятно, тяжело жилось здесь?

— Да. Но все же наша судьба сложилась легче, чем судьба тех, кто остался в России. — И Зоя подумала о Маше и обо всех остальных. Хирш же боялся проявить излишнее любопытство, он не хотел отрывать ее от воспоминаний, в этот момент она казалась ему такой красивой… — Все это теперь неважно. Ваша поездка была удачной?

— О да! А ваша?

— Великолепной. Мне кажется, Аксель довольна тем, что мы закупили. — Зоя сделала движение, чтобы уйти, но он испытал острое желание прижать ее к себе, не отпускать…

— Вы не поужинаете со мной сегодня вечером?

— Я должна спросить у Аксель, какие у нее планы.

Большое спасибо, я скажу ей о вашем приглашении. — Зоя хотела дать ему понять, что она не свободна. Он ей очень нравился, но это-то и вызывало у нее смутную тревогу. В его глазах она видела настойчивость, пожатие его руки было таким сильным, таким властным. Когда палуба качнулась и он подхватил ее под руку, ей захотелось вдруг вырваться, оказать ему сопротивление, в этот момент Зоя пожалела даже, что они очутились на одном пароходе. Они слишком часто виделись… Но когда она передала Аксель его приглашение, та пришла в восторг.

— Принимаем без всяких отговорок. Я сама напишу ему записку.

Она так и сделала, а потом, к ужасу Зои, буквально в последний момент заявила, что ее укачало, — и Зоя осталась в ресторане наедине с Хиршем, чего ей совсем не хотелось.

Но через несколько минут она уже забыла о своих колебаниях, увлеченная его рассказом. Он описывал год своего пребывания в Джорджии на текстильной фабрике, признавшись, что не понимал ничего из-за сильного акцента южан и в конце концов, словно бы в отместку, заговорил с ними на идиш. Зоя засмеялась, живо представив себе, как это выглядело, а потом стала слушать его рассказ о семье. Его мать была, по-видимому, такой же деспотичной, как и ее собственная, хотя происхождение у них было совершенно различное.

— Наверное, все русские женщины одинаковы, — пошутила Зоя. — Впрочем, моя мать была немкой. По счастью, бабушка моя оказалась совсем другой — д рой, сильной, с ней всегда можно было договориться.

Я обязана ей жизнью — во всех отношениях. Думаю, она бы вам очень понравилась.

— Не сомневаюсь, — согласился Хирш, а затем, не в силах больше сдерживать себя, сказал:

— Вы удивительная женщина. Жаль, что я не встретил вас много лет назад.

Она рассмеялась.

— Возможно, тогда я бы вам не понравилась. Невзгоды усмиряют человека; раньше, наверное, я была чересчур избалована. — И Зоя вспомнила свою легкую жизнь на Саттон-плейс. — Последние семь лет меня многому научили. Во время войны я дала себе зарок: если моя жизнь когда-нибудь снова станет благополучной, я никогда не буду неблагодарной судьбе… Теперь я ценю все: салон… работу… моих детей… все, что у меня есть.

Он улыбнулся, с каждой минутой все больше влюбляясь в нее.

— Мне бы хотелось узнать о вашей жизни в России.

Они поднялись из ресторана на палубу. Пароход едва заметно покачивало на волнах. Ночной воздух был прохладным, и Зоя поплотнее запахнула меховую пелерину. На ней было серое атласное вечернее платье, сшитое по модели мадам Гре, и жакет, отороченный серебристой лисой, который она позаимствовала в салоне, но и в этом чужом жакете она выглядела необыкновенно красивой.

— Почему вы хотите знать об этом? — поинтересовалась Зоя. Могло ли это иметь для него какое-то значение? Было ли это праздное любопытство или что-то еще? Она не знала, что именно он хотел от нее, зато она знала: ей с ним было так хорошо, так спокойно.

— Мне хочется знать о вас все, вы такая красивая, сильная и загадочная. — В этот момент у него был такой серьезный вид, что Зоя улыбнулась. Никто еще не говорил ей такого, даже Клейтон, но тогда она была гораздо моложе, почти совсем ребенок. А теперь она стала намного старше, намного умнее той рыжей доверчивой девушки…

— Вы уже и так знаете много больше, чем кто-либо, — улыбнулась она. — Я, например, никогда никому не говорила, что танцевала в варьете. — Зоя задорно рассмеялась, снова чувствуя себя молодой. — Бедная Аксель, когда узнала, чуть со стула не свалилась, помните? — Он тоже засмеялся.

— И я, — признался он. — Я никогда прежде не был знаком с танцовщицей из варьете.

Она никак не могла перестать смеяться.

— Только представьте, как обрадовалась бы ваша мать!

Он поперхнулся от смеха, но тут Зоя снова стала серьезной.

— Сомневаюсь, чтобы она была от меня в восторге.

Раз ваши родители уехали из России, чтобы избежать погромов, то едва ли они хорошо относились к Романовым. Я не права?

— Вы действительно с детства были знакомы с царской семьей?

Ему не хотелось смущать ее утвердительным ответом на ее вопрос, но, конечно, она была права. Его мать всей душой ненавидела царя, во всем винила его, да и отец никогда не говорил об императоре ничего хорошего. Но тут Хирш заметил вдруг, что Зоя молча смотрит на него, словно бы что-то взвешивая в уме, а потом чуть заметно кивнула.

— Да, это так. — Она заколебалась, но лишь на мгновение. — Царь и мой отец были двоюродными братьями. Я, можно сказать, выросла вместе с его детьми. — И она рассказала ему о Маше, о том, как жила с ними летом в Ливадии, а зимой в Александровском дворце. — Она была мне как родная сестра. Я чуть не умерла, когда узнала, что их расстреляли, а потом… приехал Клейтон… вскоре мы поженились…

Глаза Зои наполнились слезами, и Хирш взял ее за руку, восторгаясь тем, какой сильной была эта женщина, сильной и смелой. Ему казалось, что он встретил существо из другого мира, таинственного мира, который всегда привлекал и завораживал его. В юности он читал книги о царе, к величайшему неудовольствию своей матери, но ему всегда хотелось побольше узнать об этом человеке: каким он был, за что поплатился.

И вот теперь Зоя рассказывает о царе как о живом человеке, добром, отзывчивом, обаятельном. Если бы не Зоя, Хирш никогда бы не подумал, что царь Николай мог быть таким.

— Как вы думаете, будет ли снова война? — Казалось невероятным, что в течение одной жизни ей доведется пережить две мировых войны, но что-то подсказывало ей, что это возможно, и Саймон с ней согласился.

— Я этой возможности не исключаю, хотя и надеюсь, что войны не будет. — Эти слова он произнес очень серьезно.

— Я тоже надеюсь. Последняя война была такой ужасной, столько молодых людей погибло. Двадцать лет назад Париж опустел, все ушли на войну. Лучше даже об этом не думать. — Особенно сейчас, когда у нее самой был сын.

— Мне бы очень хотелось познакомиться с вашими детьми.

Она улыбнулась:

— Они забавные. Николай очень серьезный, а Саша немного избалована. Она была любимицей отца.

— Она похожа на вас?

Зоя отрицательно покачала головой.

— Нет, скорее на отца.

И все же Зоя не пригласила его зайти к ним в Нью-Йорке. Ей все еще хотелось держаться от него подальше. Он был таким красивым, и с ним было так легко, но именно эта легкость и пугала ее, она не хотела, чтобы между ними что-то было.

Он проводил ее до каюты, и когда она закрывала за собой дверь, то поймала на себе его страстный взгляд.

А на следующий день, когда она вышла на палубу прогуляться с Аксель, Хирш уже поджидал их. Он предложил Зое поиграть в шафлборд[10], пригласил их на обед, и Аксель тут же согласилась, не дав Зое произнести ни слова. День пролетел незаметно. Ужинали они снова вместе, а вечером Хирш повел Зою на танцы, однако почувствовал, что ей не танцуется, что она погружена в себя, и, когда они снова вышли на палубу, он спросил ее, в чем дело.

Она посмотрела в темноте на его красивое лицо и решила быть с ним откровенной:

— Наверное, в том, что я боюсь.

— Чего? — Ему стало обидно. Он ведь не задумывал ничего плохого. Наоборот.

— Вас. — Зоя подняла на него глаза и улыбнулась. — Надеюсь, это не прозвучало слишком грубо?

— Не грубо, но непонятно. Я пугаю вас? — Он никому еще не внушал страха.

— Немного. Вероятно, я больше боюсь самой себя, чем вас. Слишком уж давно я не проводила время с мужчинами, а тут и обедаю, и ужинаю, и танцую… — Ей вспомнилось плавание на «Париже» с Клейтоном, но тогда это был их медовый месяц. — Я ни с кем не встречалась после смерти мужа. И не хочу встречаться.

Он был поражен.

— Но почему?

— Как вам сказать… — Зоя задумалась. — Потому что я не молода, потому что должна думать о детях… потому что очень любила своего мужа… Полагаю, этого достаточно.

— Я прекрасно понимаю, что вы верны памяти вашего мужа, но смешно, что вы считаете себя немолодой. Что же тогда говорить обо мне? Ведь я на три года старше вас!

Она засмеялась.

— Господи, вы — другое дело. Вы еще не были женаты. А я была уже замужем. Все это у меня позади. — Ее уверенность вывела его из себя.

— Это смешно! Как можно говорить такое в вашем возрасте?! Каждый день люди влюбляются и женятся — даже те, кто овдовел и развелся… причем есть и такие, которые вдвое старше вас!

— Возможно, я не такая интересная, как они, — улыбнулась Зоя.

Хирш с грустью покачал головой.

— Предупреждаю вас: сидеть у моря и ждать погоды я не собираюсь. Я с вами решительно не согласен. Вы мне очень нравитесь. — Он смотрел на нее сверху вниз своими темно-карими глазами, и она почувствовала, что в ней шевельнулось что-то, спавшее долгие, долгие годы. — Теперь уж я не отступлюсь. Вы представляете, какие перспективы у мужчины вроде меня?

Двадцатидвухлетние девушки, которые хихикают и прячут глаза; двадцатипятилетние девицы, которые пребывают в постоянной истерике из-за того, что еще не замужем; тридцатилетние разведенные дамы, желающие, чтобы кто-то оплачивал их счета, и сорокалетние матроны, которые доведены до такого отчаяния, что пугают меня до смерти. За последние двадцать лет я не встретил никого, кто бы так мне понравился, и я не собираюсь сидеть сложа руки и слушать разговоры о том, что вы, дескать, слишком старая. Вам это понятно, графиня Юсупова?

Она, неожиданно для самой себя, рассмеялась, а он продолжал:

— И предупреждаю вас, я очень упрям. Я буду преследовать вас повсюду, даже если для этого придется поставить палатку перед салоном Аксель. Я вас убедил?

— Вовсе нет, мистер Хирш. Все, что вы сказали, — абсолютный вздор, — с улыбкой сказала Зоя.

— Прекрасно. Я закажу палатку, как только вернусь в Нью-Йорк. Разумеется, если вы не согласитесь в этот день поужинать со мной.

— Я три недели не видела детей. — И Зоя снова рассмеялась. Что бы там ни было, он ей очень нравился.

Может быть, они станут друзьями?

— Ну, ладно, — Хирш пошел ей навстречу, — на следующий день после приезда. Вы можете взять с собой детей. Возможно, они окажутся более разумными, чем вы. — Он приподнял ее подбородок и заглянул в зеленые глаза, которые завоевали его сердце в тот самый миг, когда он впервые увидел ее у Скьяпарелли.

— Еще неизвестно, будут ли дети вашими союзниками, они очень хорошо помнят и любят отца.

— Это естественно, — спокойно возразил он. — Но вы имеете право на большее в своей жизни, и они тоже. Вы можете сделать для них очень многое. Вашему сыну нужен мужчина, который был бы рядом, да и девочке, вероятно, тоже.

— Возможно, вы и правы.

Он проводил ее до каюты и совершенно неожиданно привлек к себе и нежно поцеловал в губы.

— Пожалуйста, больше не делайте этого, — прошептала она, но слова эти прозвучали не слишком убедительно.

— Не буду, — сказал он и снова поцеловал ее.

— Спасибо. — Она нежно улыбнулась ему и тотчас захлопнула за собой дверь, прямо у него перед носом.

И Хирш пошел наверх, к себе в каюту, со счастливым, как у школьника, выражением лица.

По мере приближения к Нью-Йорку отношения их становились все теснее — и не по ее инициативе. Они вместе обедали, танцевали, целовались и разговаривали. Ей казалось, что она знакома с ним всю жизнь. У них были общие интересы, им нравилось одно и то же, даже страхи у них были одинаковые. Аксель оставляла их наедине и про себя ликовала, наблюдая за ними издали. В последний вечер они стояли на палубе, и Саймон печально смотрел на нее.