— Вы должны наказать ее, мадам. Вы должны потребовать от нее строгого соблюдения дисциплины, иначе, мадам, боюсь, мы все однажды пожалеем, что не сделали этого. — Но после длительного разговора с Зоей француз согласился Сашу не исключать, ей решили дать испытательный срок после рождественских каникул. Саймон, со своей стороны, пообещал, что будет сам каждый день отвозить ее в школу, чтобы точно знать, что она не прогуливает уроки.

— Как ты думаешь, может быть, мне надо каждый день уходить из универмага, когда она возвращается домой из школы? — спросила Зоя Саймона в тот вечер. Она больше чем когда-либо чувствовала себя виноватой, что на воспитание дочери у нее не хватает времени.

— По-моему, не стоит, — честно сказал ей Саймон, впервые по-настоящему разозлившись на Сашу. — Ей уже четырнадцать лет, может и одна дома посидеть. — И только тут Саймон сообразил, что иногда Зоя приходит домой не раньше семи. В универмаге всегда было столько дел! Менять модели, выписывать спецзаказы… Главное же, клиенты постоянно требовали графиню Зою. «Ты не можешь все делать сама», — часто говорил ей Саймон, но Зоя была другого мнения, хотя и понимала, что ей следует больше времени уделять детям. Но Николаю почти восемнадцать, а Саша всего на четыре года моложе его, вряд ли их можно все еще опекать.

— Саше ничего не останется, как научиться прилично вести себя. — И когда в тот вечер Саймон высказал Саше все, что он о ней думает, она выскочила из библиотеки и заперлась у себя в комнате, а Зоя заплакала.

— Иногда мне кажется, что она расплачивается за ту жизнь, которую вела я. — Она вытерла глаза платком Саймона и грустно посмотрела на него. В последнее время она очень волновалась за Сашу, и Саймон сердился на нее за это. — Я всегда была на работе, когда она была маленькая, а теперь… кажется, уже поздно, ее уже не переделаешь.

— Тебе и не надо ее переделывать, Зоя. У нее есть все, о чем только можно мечтать, в том числе и родные, которые обожают ее. — Беда заключалась в том, что Саша была ужасно избалована, но Саймон не хотел ей этого говорить. Когда она была маленькой, отец позволял ей все, а потом ей во всем потакали Николай и Зоя. Да, Зоя не отказывала ни в чем и Николаю, но тот становился от этого только добрее и рассудительнее, ценил все, что Саймон делал для него, не в пример Саше, которой все было мало; почти ежедневно она устраивала скандалы. Если она не требовала новое платье, то ей нужны были новые туфли или развлекательная поездка, или же она ныла из-за того, что они не поехали в Санкт-Мориц, или что у них нет загородного дома. Саймон стал к тому времени весьма состоятельным человеком, однако ни он, ни Зоя к излишней роскоши не стремились. Роскошь ее не прельщала; ей было гораздо важнее не богатство, а родство душ с Саймоном.

Зоины волнения из-за Саши чуть было не испортили им рождественские праздники, а после православного Рождества она выглядела просто больной. Зоя побледнела, осунулась, она целыми днями пропадала в магазине, как будто хотела забыть за работой о своих тревогах. Чтобы хоть как-то развлечь ее, Саймон объявил, что они поедут в Солнечную Долину без детей кататься на лыжах. Это еще больше разозлило Сашу. Она заявила, что поедет с ними, но Саймон сказал, что это исключено: они должны оставаться в Нью-Йорке и ходить в школу. Тогда Саша сделала все, чтобы испортить им поездку. Она позвонила, что заболела собака, но на следующий день Николай сообщил, что это не правда; она пролила чернила на ковер в своей комнате, и им позвонили из школы, что она снова прогуливает занятия. Единственное, чего хотелось Зое, — это поскорее вернуться домой и снова установить за девочкой контроль. Но она так разволновалась, что в поезде ей стало совсем плохо. Саймон настоял, чтобы она пошла к врачу.

— Не говори глупости, Саймон, я просто устала, — с раздражением сказала она, что было так на нее не похоже.

— Дело твое, но ты выглядишь ужасно. Даже моя мать, увидев тебя вчера, сказала, что беспокоится за тебя.

Зоя рассмеялась, ведь Софью Хирш больше заботило ее вероисповедание, а не здоровье. Но в конце концов она согласилась на следующей неделе пойти к врачу, хотя и считала, что это глупо. Она знала, что слишком много работала и очень переволновалась из-за Саши, хотя девочка стала вести себя приличнее после их возвращения из Солнечной Долины.

Диагноз врача оказался совершенно неожиданным.

— Вы беременны, миссис Хирш. — Доктор добродушно улыбнулся, закончив осмотр. — Или вы предпочитаете, чтобы я называл вас графиней Зоей?

— Что, простите? — Она уставилась на него, не веря своим ушам. Ей было сорок лет, и меньше всего ей хотелось ребенка — даже от Саймона. Два с половиной года назад, поженившись, они договорились, что о ребенке не может быть и речи. Она знала, что Саймон от этого решения не в восторге, но теперь, когда у них появился универмаг, о детях нечего было и думать.

«Это нелепо, — размышляла она, с недоверием глядя на врача. — Нет, это невозможно!»

— Вот так-то! — Он задал ей еще несколько вопросов и подсчитал, что ребенок должен родиться к первому сентября. — Ваш муж будет рад?

— Я… он… — Зоя не могла говорить, глаза ее наполнились слезами, и, пообещав доктору прийти через месяц, она выбежала из кабинета.

За ужином в тот вечер она сидела с таким видом, как будто кто-то в семье умер, и Саймон несколько раз с тревогой посмотрел на нее. Но он дождался, когда они остались наедине, и только тогда спросил, что же сказал доктор.

— Что-нибудь неладно? — Он знал, что не сможет жить, если с ней что-нибудь случится, а по ее глазам он видел, что Зоя чем-то ужасно огорчена.

— Саймон… — Она с тоской посмотрела на него. — Я… я беременна.

Некоторое время он не отрываясь смотрел на нее, а затем бросился к ней и обнял:

— О дорогая!.. Дорогая моя!.. О боже, как я люблю тебя!..

Когда Зоя снова взглянула на него, то увидела, что он одновременно и смеется, и плачет, и она не осмелилась сказать ему, что весь день думала об аборте.

Она знала, что это опасно, но некоторые ее клиентки делали аборты и выжили. Она ведь уже слишком стара, чтобы иметь ребенка. Никто не рожал детей в сорок лет! По крайней мере никто из ее знакомых, никто в здравом уме; у нее на глаза вновь навернулись слезы, и она с раздражением посмотрела на мужа.

— Как ты можешь так радоваться? Мне сорок лет, я слишком стара, чтобы рожать детей.

Увидев у нее на глазах слезы, он опять встревожился:

— Так сказал врач?

— Нет. — Зоя всхлипнула. — Он сказал: «Поздравляю!»

Саймон с облегчением рассмеялся, а Зоя нервно зашагала по комнате.

— А как же универмаг? Саймон, подумай об этом!

И что скажут дети?

— Им будет только лучше! — Саймон откинулся в кресле с таким видом, будто он завоевал целый мир. — На следующий год Николай будет учиться в университете, да и потом, я думаю, что в любом случае он будет рад за нас. Да и Саше только пойдет на пользу, если она перестанет быть младшим ребенком в семье. Во всяком случае, ей придется смириться с этим. И с магазином все будет в порядке. Ты сможешь ходить туда каждый день на несколько часов, ведь у тебя будет няня… — Он уже все продумал, мелькнуло в голове у Зои. Нет, все гораздо сложнее: она так много работала, Сашино поведение было совершенно непредсказуемым — ей только третьего ребенка не хватало… Это бы окончательно выбило ее из колеи.

— На несколько часов?! Ты полагаешь, что я могу справиться с этой работой за несколько часов? Саймон, ты сошел с ума!

— Вовсе нет, — сказал он, спокойно улыбаясь, — я схожу с ума от своей жены… — Он смотрел на нее с сияющей улыбкой, и вид у него опять был как у мальчишки. В сорок три года он собирался стать отцом. — Я буду отцом! — Он выглядел таким счастливым, что это вывело ее из равновесия, и она с несчастным видом села на диван и снова расплакалась.

— О, Саймон… как это могло случиться?

— Иди ко мне… — Он притянул ее к себе и обнял за плечи. — Я тебе все объясню.

— Саймон, перестань!

— Почему? Во второй-то раз ты все равно не забеременеешь. — Эта новость удивила его, потому что она всегда предпринимала все меры предосторожности, но судьба иногда спутывает карты, и он не позволит Зое изменить судьбу. Она уже намекнула, что все еще можно «изменить», и он знал, что она имеет в виду, но об этом не могло быть и речи. Он не мог допустить, чтобы она рисковала своей жизнью, избавляясь с помощью аборта от ребенка, о котором он всегда мечтал. — Зоя… любимая, успокойся на минутку, давай все обдумаем. Ты будешь работать столько, сколько сможешь. Ты будешь сидеть в своем кабинете в универмаге ежедневно до самого рождения ребенка — не надо только слишком много бегать по этажам. А после родов ты снова вернешься на работу, и ничего не изменится, кроме того, что у нас будет наш собственный красивый чудный малыш, которого мы будем любить до конца нашей жизни. Разве это так ужасно, любимая?

Теперь, после его слов, Зоя не чувствовала в этом ничего ужасного, ведь он всегда так хорошо относился к ее детям… Разве может она лишить его собственного ребенка? Она вздохнула и снова всхлипнула.

— Он будет смеяться надо мной, когда вырастет, потому что решит, что я его бабушка, а не мама!

— Нет, если ты будешь выглядеть так, как сейчас.

А почему что-то должно измениться? — Она действительно все еще была красива и выглядела совсем как девушка в свои сорок лет. Только то, что у нее был семнадцатилетний сын, выдавало ее возраст; она так гордилась им, что постоянно о нем рассказывала.

А иначе никто бы не догадался, что ей больше двадцати восьми лет, от силы тридцати.

— Я так люблю тебя, — снова заверил ее Саймон, но тут Зоя подумала о Саше, и лицо ее побледнело.

— Что мы ей скажем?

— Хорошую новость. — Он нежно улыбнулся жене. — Скажем, что у нас будет ребенок.

— Боюсь, она очень расстроится.

Но сказать про Сашу, что она расстроилась, значило ничего не сказать. Разразилась вселенская катастрофа.

— Ты что? Беременна, говоришь? Это самое отвратительное из того, что я когда-либо слышала! Что я скажу своим друзьям? Они засмеют меня так, что мне придется бросить школу, и это будет полностью на вашей совести! — в ярости кричала она, и Зоя совсем расстроилась.

— Пойми, дорогая, я не стану меньше любить тебя.

Неужели не понятно? — с трудом выговорила она.

— Меня это не волнует! Я не хочу жить здесь с тобой, если ты родишь ребенка!

Она хлопнула дверью, а после школы исчезла, и только через два дня выяснилось, что она находится у подруги. Пришлось даже заявить в полицию; когда же они приехали за ней, Саша встретила их с вызывающим видом; на просьбу Зои вернуться домой Саша ответила решительным отказом, и тут Саймона впервые охватила ярость.

— Сейчас же собери свои вещи! Поняла? — Он схватил ее за плечо и сильно встряхнул; Саша с изумлением уставилась на него: отчим ничего подобного себе с ней не позволял, она не ожидала этого. Но даже терпение Саймона имело пределы. — Сейчас же возьми шляпку, пальто и все, что ты еще принесла с собой сюда; ты идешь с нами домой независимо от того, нравится тебе это или нет, и если ты не будешь вести себя прилично, Саша, я отправлю тебя в монастырь. — В какой-то момент она ему поверила. Хирш не хотел, чтобы у его жены был выкидыш из-за этой испорченной девчонки. Через минуту Саша вернулась со своими вещами и с покорным видом поплелась к двери.

Зоя извинилась перед матерью Сашиной подруги; они спустились вниз и поехали домой.

— Если ты еще хоть раз посмеешь причинить беспокойство своей матери, — сказал ей Саймон, когда они вошли в квартиру, — я буду бить тебя до смерти, понятно? — Саймон был вне себя, Зоя же улыбнулась. Она-то знала, что он никогда не ударит человека, тем более ребенка. В этот момент он был так зол, что лицо у него побелело. И вдруг она испугалась, как бы у него не было разрыва сердца, как у Клейтона.

— Иди к себе, Саша, — сухо сказала она, и девочка молча повиновалась, потрясенная тем, как с ней обращались.

— Вам следовало это сделать давным-давно, — сказал, войдя, Николай. — Другого языка она не понимает. Только один: изо всех сил по заднице. — Он озорно засмеялся, и Саймон, немного придя в себя, сказал:

— Я с удовольствием предоставляю это тебе, в любое время, когда захочется.

Николай, повернувшись к матери с улыбкой, которая так часто напоминала ей ее брата, сказал:

— Я хочу, чтобы вы знали: по-моему, прекрасно, что у вас будет ребенок.

— Спасибо, милый. — Зоя подошла к нему и, обняв своего стройного красивого сына, застенчиво поглядела на него. — А тебя не смущает, что твоя старенькая мама собирается родить ребенка?

— Возможно, это и смущало бы меня, если бы у меня была старая мама. — Он улыбнулся ей, а в следующее мгновение встретился глазами с Саймоном и увидел в его глазах любовь. Он подошел к нему и обнял его тоже. — Поздравляю, папа, — спокойно сказал Николай и поцеловал его, и на глаза Саймона навернулись слезы. Впервые Николай назвал его папой. Началась новая жизнь для всех — не только для Саймона и Зои.