- Значит говоришь бабок нет? – я убрал ноги со стола и поддался вперед, упирая локти в колени.

- Нет, - эхом отзывается и косится в окно, небось моих братков высматривает.

- Дам тебе последнюю попытку, - я вытащил из кипы бумаг чистый лист, взял ручку и подал Валере. – Садись, - он тут же сел, как собачонка какая-то. – Есть два выхода: ты сейчас же пишешь отказную от всего своего имущества и бизнеса в том числе, и дочка твоя сегодня же возвращается домой. Или отдаешь мне только часть своего бизнеса, а остальной долг погасишь, отдав мне Марину насовсем.

- Как это отдать? Как вещь? – в его глазах скользнуло возмущение и растерянность. – Она же всё-таки человек.

- О! Давай не будем, ладно? У нас всё еще людей свободно в рабство продают, а ты так удивляешься, будто мы живем в мире, где нет ни войн, ни насилия, ни другого подобного дерьма. Пять минут тебе даю. Время пошло, - встал и подошел к окну.

Валера с минуту просто просидел, пялясь тупым взглядом в чистый лист бумаги, но потом всё-таки начал что-то писать. Если честно, то я не мог дождаться, когда лично узнаю, каков будет выбор. Мой ультиматум жестокий, но ответ на него кажется вполне очевидным. Именно на это я и делал ставку, хотя черная сторона моей сущности уже ощущала скорый исход ситуации. Вся моя мерзость четко распознает мерзость в других людях, а сейчас всего этого дерьма в душном пространстве кабинета было с избытком.

* * *

Я не могла найти себе места. Меня всю колотило и буквально выворачивало от страха, что сейчас, в эту самую секунду Зверь калечит моего отца. Жуткие картины насилия сменялись одна за другой, вынуждая меня трястись от немого плача. Плечи сотрясало, а слёз не было. Я изгрызла весь свой палец и перебрала в голове любые известные мне молитвы, надеясь, что ничего дурного не произойдет.

Но это же Зверь… Убийца… Бандит… Один только его взгляд или кулак уже способен устрашить. Он умеет пугать, умеет пользоваться той дюжей силой, которой его наделила природа. Боже! Если до этого момента, я еще кое-как могла справляться с той волной эмоций, которая временами грозилась меня захлестнуть, то сейчас всё просто летело к чертовой матери.

Я ведь себе никогда не прощу, если с отцом что-то случится. Я же сюда по доброй воле поехала только, чтобы папу никто не тронул. А теперь всё получится так, что моя жертва окажется напрасной. Зверь просто пережует меня и выплюнет сломанную и униженную. Я не хотела, чтобы для меня, для моего отца всё закончилось именно таким образом.

Сидя у окна и сверля напряженным взглядом ворота, я прижимала к груди фотографию мамы, будто пытаясь взять от нее хотя бы чуть-чуть душевных сил, которых хватит, чтобы дождаться возвращения Зверя. А если он не придет? Он ведь раньше часто не бывал дома. Что тогда? Я с ума сойду!

Мне приходилось буквально заставлять себя верить в то, что душа Зверя еще не до конца погрязла во мраке. Хотелось надеяться, что в ней живет какое-нибудь светлое пятнышко. Но потом я отдергивала себя, понимая, что этот человек давно погряз во тьме. Не зря его глаза такие черные, а взгляд настолько колючий и вынимающий душу, отчего даже мороз по коже бегает.

Не знаю, что сейчас могло быть для меня лучшим: надеяться на благоразумие Зверя или готовить себя к очередному удару судьбы. Мне выть от нарастающей боли хотелось. Кроме отца у меня больше не осталось ни одного близкого человека. Я не могла его потерять. Это будет слишком жестоко. После гибели матери я не смогу вынести насильственной утраты еще и папы. Если Зверь всё же не сжалится над нами, я его прокляну, возненавижу и до конца своих дней буду желать ему всего самого худшего.

Вера Павловна видела, что со мной творилось, но она ничего не говорила. Впрочем, в ее утешениях я не нуждалась, мне вообще ничьи утешения не нужны были, потому что они не могли никак изменить ситуации. Единственное, что сделала экономка – молча принесла мне чашку ромашкового чая. Я тихо поблагодарила, не ожидая, что эта строгая женщина всё же решит проявить ко мне снисхождение.

За окном наступила уже ночь, чай уже выпит, а глаза жгло от недосыпа. Во двор въехал знакомый Лэнд Крузер. Увидев его, я тут же дёрнулась, будто меня током ударили, упала с подоконника, на котором всё это время неподвижно сидела и счесала себе обе коленки. Боль отрезвляла, но адреналин по-прежнему беспощадно мучал тело.

Зверь молча вошел в дом, а я, натирая коленки ладошкой, чтобы хоть чуть-чуть угомонить эту проклятую боль, впилась в лицо мужчины вопросительным, практически умоляющим взглядом. Время застыло. Мое внимание сузилось только до границ широкого крепкого тела Кирилла. Я пыталась хоть что-то уловить в его взгляде, но там была пустота, что служила некой защитой от истинных эмоций.

- Не молчите, - прошептала я, вдруг куда-то растратив остатки сил.

Кирилл скользнул по мне взглядом, в руках он держал какую-то свёрнутую бумагу. Я чувствовала, что кровь у меня в висках стучит маленькими молоточками. Мужчина подошел ко мне и присев на корточки, убрал мою ладонь от колен. Внимательно осмотрел их, будто он врач и смыслит во всевозможных повреждениях человеческого тела.

- Походу, тебя совсем без присмотра оставлять нельзя, - констатировал Зверь немного странным надломленным голосом. Ему ли не плевать?! Да и какая разница вообще!

- Что вы сделали с отцом? – меня прошибла просто сумасшедшая дрожь.

- Ничего, - безразлично ответил Зверь, выпрямившись.

- Лжёте! Вы лжёте! – выпалила я, как ненормальная. – Такое чудовище как вы не может просто оставить человека в покое! Что вы с ним сделали?! – меня просто занесло после нескольких часов молчания и перемалывания в голове жутких мыслей. – Отвечайте! – я не выдержала и принялась молотить кулачками по широкой и твёрдой груди Кирилла, но это всё равно, что биться об скалу. – Отвечайте! – я кричала и плакала, потому что такой накал эмоций просто так молча уже было невозможно пережить.

- Держи, - голос Зверя даже не дрогнул, будто никто и не пытался его бить. – Думаю, теперь-то ты поймешь, кто настоящее чудовище.

Я трясущимися руками взяла бумагу, развернула и быстро прочла. Ничего, кроме нервного смешка из меня больше не смогло вырваться. Я не верила тому, что здесь было написано.

=8.

Как назвать то отравляющее чувство, что множится где-то по центру груди, подступает комком к самому горлу и растекается во рту горечью? Как вообще можно описать то состояние, когда сжимаешь обеими руками проклятую бумажку, которая бездушным ровным почерком определила всю твою дальнейшую жизнь? Как именно можно описать бьющуюся в голове мысль, что истерично мигает красным? Тебя продали! Отдали, а взамен сохранили часть бизнеса. Вот эта вот проклятая расписка, что сейчас так жестоко жгла пальцы... Вот именно она заявила мне, что я уже не принадлежу самой себе.

Папиным почерком были выведены слова, от которых вдруг так тошно стало и больно. Я нервно смеялась, потому что не верила, не хотела принимать происходящее. Стиснув в руках бумажку, я принялась рвать ее на мелкие кусочки, а потом, когда уже и рвать нечего было, швырнула всё это добро Зверю прямо в лицо. Он лишь мотнул головой, но с места не сдвинулся, будто в статую превратился.

- И в это я должна поверить? – я небрежно ткнула пальцем на обрывки бумаги, что опали к ногам Кирилла.

- Я предугадал твою истеричную реакцию, поэтому припас еще один экземпляр, - совершенно спокойно ответил Зверь.

- Мне всё равно, - задушено проговорила я, чувствуя, что злые слёзы начинают жечь глаза. – Я и тот экземпляр уничтожу! Что вы с моим отцом сделали?! Отвечайте! – я сжала руки в кулаки и стиснула зубы. – Снова побили?! Снова разгромили наш дом, да?! Вынудили его написать эту гнусную расписку?! Зачем вам это?! Мало издевательств уже было?! – я кричала до обжигающей хрипоты, игнорируя скользнувшие по щекам горячие слёзы.

Меня злило то, что Зверь действительно сделал ставку на мою тупость. Неужели и вправду подумал, что я поведусь на этот дешевый розыгрыш? Для него люди — это просто какие-то куклы, которыми он управляет как ему заблагорассудится. Плевать на чужие чувства, эмоции, главное, чтобы Зверю было весело. Чудовище! Натуральное мерзкое чудовище!

- Угомонись, - его бас по моим нервам, будто импульсами тока прошелся. Столько нерушимого спокойствия в нем и несгибаемой уверенности. – Плевать я хотел на твои вопли. Ты теперь в поле моих владений. Точка.

- Я – не вещь! – меня стремительно засасывало в водоворот едкой озлобленности и пульсирующего страха.

- Ну что? – игнорируя мои возгласы, спросил Зверь. – Теперь-то я вывел тебя на эмоции, кроха?

- Что? – у меня будто остатки воздуха из легких выбили, я даже сделала шаг назад, потому что вдруг качнуло. – Так вам это было нужно только, чтобы себе что-то доказать? И меня заодно носом ткнуть?

- Нет, просто показываю, какова жизнь бывает на самом деле, - эта маска непроницаемости злила меня только больше, ведь я свои эмоции уже никак не могла спрятать, удушить в себе и затолкнуть на самое дно.

- Я вас ненавижу! Вы пали еще ниже, чем я о вас думала до этого момента! Вы… Вы слабак, раз только то и умеете, что шантажировать и запугивать! – я утерла ладонью ненавистные слёзы.

- Твой отец по собственному желанию отказался от тебя, - Кирилл уселся на диван и вытянул ноги. – Я дал ему право выбора, но увы, он оказался не в твою пользу.

- Лжете! – я просто упорно не хотела верить в эти слова. – Приставили дуло к виску, вот ему и пришлось всё это написать.

- Пусть так, - Зверь равнодушно пожал плечами.

- Срок истёк, и я здесь больше не останусь, - выпаливаю, нервно покусывая большой палец. – Хватит с меня заточения! – я уже абсолютно не отдавала себе отчета в собственных действиях.

Меня колотило как ненормальную, а еще сильно разболелась голова. Поднималась по лестнице, как пьяная, думала, что упаду, но каким-то чудом всё же сумела добраться на второй этаж. Вещей я с собой сюда взяла немного, поэтому сборы надолго не затянулись.

Отдышавшись, я проверила на месте ли мамина фотография, а потом уже более твердым шагом сбежала вниз. Меня настолько обуяла злость, что я даже не чувствовала боли в счёсанных коленках. Да и какая сейчас разница, мне главное поскорей домой добраться.

- Тебя отвезет мой человек, - Зверь всё так же расслабленно сидел на диване, откинув голову на мягкую спинку.

- Спасибо, но я уж как-нибудь сама, - мой голос от крика и слёз сильно охрип, будто горло простужено, но я всё равно ответила максимально уверено. Пусть не думает, что меня так просто можно сломить.

- Я тебя не спрашивал, - Кирилл посмотрел на меня так, словно стремился обжечь своим пристальным взглядом.

Понимая, что с этим чудовищем бесполезно спорить, я поджала губы и направилась в сторону выхода. Но меня практически через несколько секунд больно схватили за руку и впечатали спиной в большущее зеркало в прихожей.

- Ты никуда не уйдешь одна, да еще и ночью, - Зверь склонился и смотрел мне прямо в глаза пока всё это говорил. – Тебя сейчас отвезут, и ты самостоятельно убедишься в том, что мои слова правдивы, - его горячее тяжелое дыхание обжигало мою кожу.

Я стояла, не шевелясь, будто мышонок, попавшийся в кольца удава. Если дёрнусь, то меня тут же стиснут и задушат.

- Иди, - Кирилл отпустил и сделал шаг назад.

Я перевела дыхание. Мне открыли входную дверь и в лицо тут же ударил прохладный ночной воздух. В Лэнд Крузере уже сидел какой-то мужчина и, видимо, терпеливо ожидал, пока хозяйская добыча соизволит обустроиться на заднем сидении.

На негнущихся ногах я подошла к автомобилю, открыла дверцу и села. Сердце беспокойно стучало в груди, а в душу закрался абсурдный страх. А что если слова Зверя окажутся правдой и отец, действительно, решил отказаться от меня в пользу своего бизнеса?

Этот вынимающий душу страх пульсировал во мне на протяжении всей поездки. Кирилл со мной не поехал. Наверное, решил, что со всем этим я должна разобраться в одиночку. А, может, просто упился произведенным эффектом и теперь наслаждается послевкусием. Впрочем, Зверь меня сейчас волновал в последнюю очередь.

Поджав пальцы на ногах, я беспокойно покусывала губы, медленно раскачиваясь взад-перед. Я не хотела верить в то, что меня продали как какую-то лошадь или еще хуже – вещь. Это же ненормально! Такое не может происходить в нашем современном мире! И как вообще Кирилл себе представляет всю эту картину? Что я послушно дамся ему в руки? Буду беспрекословно подчиняться? Никогда не бывать этому! Убегу, улечу, уплыву, уеду, но никто не сделает меня заложницей или того хуже – настоящей рабыней.

Меня знатно потряхивало, а фонари ночного города почему-то как-то странно пульсировали перед глазами. Я как одержимая, повторяла у себя в голове, что всё раннее услышанное и прочитанное – полный бред. Зверь испытывает особенную любовь к тому, чтобы издеваться над моей семьей, и почему я должна стать для него исключением? Поимел мое тело, этого оказалось мало, решил еще сыграть коварную партию и на моих нервах. Боже, как же я его ненавидела за это! Но еще больше ненавидела за то, что он начал являться ко мне во снах, а еще ненавидела за все эти обжигающие взгляды и властные поцелуи. Ненавидела за его отлично сложенную фигуру настоящего греческого бога и даже за бороду, которая так чертовски шла этому чудовищу.