— Священна, — тихим эхом подтвердила Грейсила. — Именно поэтому я думаю, что она надолго. Ты искал ее, и я… ждала… Мы не можем ее так просто потерять.

— Это невозможно, милая моя звездочка. Я люблю тебя, и это чувство для меня свято. Неразумно и нежелательно продолжать наши отношения.

— Но почему? Почему ты должен уехать?

— Потому что я не смогу не видеться с тобой, если останусь здесь, в Англии. Не смогу оставаться рядом с тобой, иначе все мои принципы и светское воспитание — все пойдет прахом. Я не так силен, как ты себе это представляешь, милая. Я слаб!

Он вздохнул и продолжил:

— Я человек, который сошел с ума от любви, который сам не отдает себе отчета в своих действиях и с трудом способен отвечать за свои поступки.

Грейсила содрогнулась. Не в силах больше выносить его страдание, она бросилась ему навстречу.

— Останься… Пожалуйста, останься со мной, — взмолилась она. — Я готова пойти за тобой хоть на край света, готова стерпеть все что угодно, только… не вынесу разлуки с тобой.

Она увидела, как при этих словах нечеловеческая мука исказила лицо лорда Дэмиена. Он со стоном заслонился от нее руками, и, резко развернувшись, отошел к окну.

— Перестань соблазнять меня, — зло бросил он. — Оставь меня, Грейсила, и в один прекрасный день ты поймешь, что не дьявол искушал тебя, а ты его.

Грейсила поняла, что все потеряно.

Она продолжала стоять на месте, брошенная и опустошенная. Свет померк, и невыразимое одиночество черной бездной разверзлось перед ней.

— Если ты думаешь о том, что же теперь станет со мной, — сказал лорд Дэмиен, обращаясь скорее к самому себе, чем к Грейсиле, — то представь себе опустившегося алкоголика, потихоньку спивающегося в компании гуляк, дебоширов и отбросов общества на шумных, бестолковых вечеринках.

В его голосе было столько горечи!

— Там, конечно, будут и женщины. Если повезет, они помогут мне забыться, хотя вино это сделает не хуже.

Пока лорд Дэмиен говорил, он повернулся, и Грейсила увидела, как потемнело его лицо, как глубокие морщины прорезали его высокий лоб, как изогнулась линия его губ.

Он посмотрел ей в глаза и прочел в них такое страдание, что, казалось, ее мир безнадежно рухнул и рассыпался на кусочки и эту мозаику теперь ни за что не собрать. А Грейсила стояла посреди холодных осколков — одинокая, испуганная, дрожащая.

В мгновение ока Вирджил оказался возле нее и крепко обнял обеими руками. Она прижалась к нему, как ребенок, и спрятала голову у него на груди.

— Дорогая моя, милая, любимая! Не надо так. Я не хотел. Я забыл, что говорю с тобой. Я забыл, что ты не можешь знать, в какие глубины отчаяния способен впасть мужчина. Я люблю тебя, моя любовь принадлежит тебе одной, вся без остатка, — говорил лорд Дэмиен, целуя ее в лоб, гладя ее белокурые волосы, — жизнь без тебя меня погубит, и, надеюсь, это произойдет очень скоро.

Грейсила не издала ни звука, но он знал, что она плачет.

— Прости, милая! Прости меня! Я не стою ни одной твоей слезинки, не плачь, умоляю тебя.

Он бережно держал Грейсилу в своих объятиях, и, несмотря на охватившее ее отчаяние, эти мгновения были для нее счастьем. Она не могла говорить, а смысл его слов едва доходил до нее, настолько внезапно она оказалась сброшена с небес на землю, но тепло и сила его рук давали ей ощущение защищенности от той ледяной пропасти, которая разверзлась перед ней несколько минут назад.

— Как я мог тебя обидеть, милая моя, маленькая звездочка! Как я только смел говорить такое! Я готов отдать всю оставшуюся мне жизнь за одно мгновение твоего счастья.

В его голосе было столько нежности, что Грейсила заплакала еще сильнее.

Вирджил осторожно приподнял ее за подбородок и заглянул в глаза.

— А ну-ка, посмотри на меня, Грейсила, — тихонько попросил он. — Посмотри на меня!

Ее глаза были полны слез, туманной пеленой застлавших перед ней его заботливо склоненное лицо. Ее густые детские реснички, как лепестки цветка, искрились прозрачными каплями, которые скатывались вниз, оставляя темные неровные дорожки на нежных щечках.

Вирджил утратил дар речи. Они долго как зачарованные смотрели друг на друга, и наконец он снова заговорил. Очень тихо и очень нежно.

— Я люблю тебя, обожаю тебя, преклоняюсь перед тобой. Ты — моя маленькая звездочка, далекая, прекрасная драгоценность, сияющая на юном небосклоне. Разве могу я осмелиться навредить такому невинному и чистому существу, как ты, радость моя?

— Я люблю тебя, — прошептала Грейсила.

— Я тоже, — произнес он, и теперь его голос был спокоен и в нем звучала одна лишь глубокая грусть.

— Но как мне теперь… жить без тебя? Разве я смогу быть счастливой… если ты покинешь меня?

— Ты еще очень молода, — ответил Вирджил, — а молодости свойственно забывать.

— Разве ты… забыл?

Его губы тронула улыбка, но в ней не было ни капли радости — одна роковая печаль.

— Ты не только красива, звезда моя, ты очень умна, и за это я люблю тебя еще больше. Нет, я ничего не забыл. Но я верю, что тебе это удастся. Твоя матушка, будь она жива, согласилась бы со мной.

— Мама… хотела, чтобы я была счастлива.

— Она бы не позволила тебе встать на путь, ведущий к падению, который ожидал бы нас, если б мы с тобой поженились.

Грейсила смотрела ему в глаза. Хотя лорд Дэмиен все еще держал ее в объятиях, она чувствовала, что он уже не здесь, что его мысли витают сейчас далеко.

— Пожалуйста… пожалуйста… давай поженимся, — умоляюще прошептала она.

Вирджил прижал ее к себе, и ей показалось, что сейчас он ее поцелует. Но он только нежно прижался щекой к ее лбу, там, где мягкими колечками закручивались белокурые локоны, и, с трудом преодолевая спазмы, сжимавшие горло, произнес:

— Прощай, любовь моя, прощай навеки.

Глава 6

Грейсила ежесекундно поглядывала на массивные часы, стоявшие на каминной полке в ее маленькой гостиной. Казалось, сегодня они шли невыносимо медленно. До одиннадцати часов, когда она сможет выйти в парк, оставалось несколько минут.

Вчера вечером она постарела на много лет. Лорд Дэмиен сказал, что им надо расстаться, и его великое отчаяние превратило ее из беззаботной девочки во взрослого человека. Она больше не думала о себе — несчастье любимого человека поглотило ее собственное. Она знала, что теперь печать разочарования, которая оставила свой неизгладимый след на его лице, не сойдет до конца дней, и Вирджил, если не сопьется, то, несомненно, скатится вниз по наклонной плоскости бессмысленной и беспорядочной жизни.

Вся ее любовь, все безграничное сострадание взывали из глубин ее чистого сердца. Надо что-то делать, как-то помочь Вирджилу. Но как? Грейсила и сама была настолько потеряна и несчастна, что не видела выхода.

Ей так хотелось, чтобы Вирджил не выпускал ее из своих крепких объятий. Ей так не хватало тепла и защиты, но она нашла в себе силы и почти нечеловеческим усилием заставила себя проглотить слезы и сказать:

— Если ты… должен уехать… можно попросить тебя об одном… подарке?

— Ты же знаешь, я готов сделать для тебя все, что в моих силах.

— Все, о чем я прошу, — это пять часов.

— Пять часов? — удивленно переспросил он.

Она высвободилась из его объятий, но как ей не хотелось этого делать!

— Завтра в Ньюбери приезжает королева, — пояснила Грейсила, — и вся прислуга собирается попросить у тебя позволения отправиться им всем вместе туда в ландо, чтобы увидеть ее величество. Потом они хотели постоять у входа в поместье Линмаусов.

Грейсила видела: несмотря на то, что лорд Дэмиен ее слушает, он думает только о том, что скоро он останется один.

Девушка не смогла вынести его потерянного взгляда, и, подойдя ближе, обняла его за плечи.

— Конечно, они могут ехать, конечно, — машинально проговорил лорд Дэмиен.

— И мы останемся одни! — Грейсила молитвенно сложила руки — Когда мы навсегда расстанемся, я не хочу, чтобы у нас осталось хоть малейшее воспоминание о минутах несчастья. Пусть наши образы будут наполнены сиянием солнца, журчанием ручья, смехом и весельем.

Ее голос слегка дрогнул. До этого дня все так и было — только смех и солнце, только радость и восторг.

— Такой ты и останешься для меня, — ответил лорд Дэмиен. — Солнечный нимб вокруг твоей белокурой головки, лучистые сапфиры ясных глаз и твой смех — самый прекрасный в мире!

— Так ты подаришь мне эти пять часов? — снова попросила Грейсила. — Всего-навсего пять часов, чтобы ты навеки остался не только в моем сердце, но и в воображении.

Их взгляды снова встретились, и слова исчезли, потому что перестали что-либо значить. Так прошло несколько минут. Потом Грейсила заговорила вновь, очень медленно и мягко:

— Пусть наши воспоминания будут чисты, пусть останутся только волшебство нашего счастья и незапятнанная чистота наших встреч.

— Дорогая моя, эти пять часов — твои.

— Поймаем форель, как в тот раз? А потом взглянем из-за ограды хоть одним глазком на королеву…

— Королеву ты увидишь, — пообещал лорд Дэмиен.

Он сказал это так уверенно, что Грейсила удивленно посмотрела на него.

— Тебе не придется смотреть через забор, — пояснил лорд Дэмиен, — ты увидишь ее величество с высоты птичьего полета, из места под названием «Воронье гнездо».

— Воронье гнездо? Звучит волнующе.

— Надеюсь, таким ты его и найдешь.

— Но где это? Я никогда раньше о нем не слышала.

— Мне кажется, что даже мой отец забыл о его существовании, и надеюсь, я буду последним, кто пользовался им.

Лорд Дэмиен подошел к пылавшему камину, согревавшему огромную библиотеку, и начал свой рассказ. За окном шумел дождь, а потрескивание дров вносило необыкновенный покой и уют в этот холодный майский вечер.

— Когда-то мой дед и второй маркиз Линмаус поспорили из-за границы своих владений. Речь шла о той части, — ты знаешь, — это там, где извилина ручья проходит через сады Линмаусов. Они хотели определиться и поставить там ограду.

— Да, я поняла, где это, — кивнула Грейсила.

— Так вот, маркиз хотел, чтобы ограда была на этой стороне ручья, а дед настаивал на том, чтобы ручей оставался на нашей стороне.

Грейсила знала, что часто соседи не могли поделить спорные клочки земли, и из-за этого даже могли навсегда поссориться.

— Дело закончилось тем, что почтенные джентльмены раскалились добела. Маркиз Линмаус был в ярости и произнес историческую фразу: «Мне надоело, что вы пялитесь и пялитесь в мой сад! Похоже, именно поэтому вы готовы поставить свой забор прямо под моими окнами!»

Он улыбнулся и продолжил:

— С тех пор они ни разу больше не разговаривали.

— А что было потом?

— Дед служил на флоте. И ему пришла мысль, как досадить маркизу. Он построил Воронье гнездо, из которого действительно можно видеть не только сад, но и дом маркиза, как на ладони.

— Кажется, я начинаю понимать, как я увижу ее величество, — с улыбкой произнесла Грейсила.

— Дед нашел самое высокое дерево на самой границе владений, и выстроил на нем этот символический вызов Линмаусу. Сомневаюсь, чтобы он сам когда-либо им пользовался, но маркизу он явно досадил.

— Воронье гнездо существует до сих пор?

— По крайней мере существовало до моего отъезда, — ответил Вирджил. — Тогда я велел его отремонтировать.

Он замолчал, вспоминая, как пригодилось ему это место в те времена, когда приходилось тайно встречаться с Фенис. Иногда невозможно было послать друг другу записки, а с высоты Вороньего гнезда виднелись ее окна. Фенис оставляла ему знак на окне — платок или цветы, — когда можно было встретиться беспрепятственно. Маркиз часто неожиданно отлучался по делам в графстве или уезжал по государственным вопросам в Лондон.

Вирджил помнил, как кровь стучала у него в висках, когда с высоты птичьего полета он глядел на изящную фигурку Фенис, в светлом платье и летней шляпке мелькавшую среди изумрудной зелени садов.

Разве мог он предположить, что Воронье гнездо снова сослужит ему свою службу?

Вирджил подумал: как хорошо, что там побывает Грейсила, тогда в будущем, когда он вспомнит об этом месте, оно будет связано с Грейсилой, а не с призрачной Фенис.

— Вот здорово! — как ребенок захлопала в ладоши Грейсила. — Наконец-то я увижу королеву! Мне так хотелось! Если бы я вышла замуж за герцога, то через месяц я была бы у нее на приеме.

— Ты еще побываешь там, — уверенно проговорил лорд Дэмиен.

— Это маловероятно, — ответила Грейсила.

— Мы еще не говорили с тобой о том, что ты будешь делать, когда я уеду. Но я настаиваю, чтобы ты вернулась домой.