– А по-моему, вы пишете прекрасно. Хотя бы судя по этому, э?

Он взял из ящика несколько листов бумаги, и Марианна с ужасом увидела, что в его руке подрагивает ее рапорт, который она утром передала Флоке. Девушка поняла, что она погибла. На мгновение стены и мебель поплыли у нее перед глазами, и Марианне показалось, что все рушится, а бронзовая люстра падает ей на голову. Но она была слишком здравомыслящей, чтобы сломаться на этом. Ее бойцовский характер заставлял сопротивляться любому противнику. Ценой усилия, заставившего ее побледнеть, ей все же удалось ничем не проявить нахлынувший на нее отчаянный страх. Она сделала реверанс, затем, повернувшись, направилась к двери.

– В таком случае, – сказала она спокойно, – мне нечего здесь больше делать. Честь имею, ваше светлейшее сиятельство!

Талейран за долгие годы привык ко всевозможным видам женской реакции. Но эта его поразила.

– Позвольте… а куда вы идете?

– Уложить вещи, – холодно ответила Марианна. – Затем я постараюсь исчезнуть, прежде чем ваше сиятельство отомстит мне.

Талейран не смог удержаться от смеха.

– Бог мой! О какой мести может быть речь? Я даже не могу попросить моего друга Фуше арестовать вас, ибо это он вас послал. И мне трудно представить себя уничтожающим вас в тишине этого кабинета или получить вселенную свидетельницей ужасного надругательства над вашей невинной душой! Лучше вернитесь, сядьте и слушайте меня.

Марианна неохотно подчинилась. Устремленные на нее бесцветные глаза князя угнетали ее. Ей казалось, что их насмешливая настойчивость пронизывает не только ее одежду, но и кожу, обнажая ее тело и душу. Она также немного побаивалась того, что последует. Но когда она села, Талейран улыбнулся ей.

– Дорогое дитя, – начал он, – я знаю нашего министра полиции и его методы достаточно давно, чтобы привыкнуть быть настороже. Долгие годы мы ненавидели друг друга, и наша нынешняя… взаимная привязанность значительно свежей, но в то же время она таит и обоюдную заинтересованность, которая невольно вызывает сомнения. Вы считаете, что некая девица Малерусс… вас в самом деле зовут Малерусс?

– Нет, – с раздражением бросила Марианна, – но дальнейшие расспросы ни к чему не приведут. Я не замараю мое подлинное имя, открыв его вам при подобных обстоятельствах. Можете делать со мной все, что хотите!

– Заманчиво звучит, э! Ну что ж! Вы доставили мне большое удовольствие, продемонстрировав, что я не ошибся в своем предположении. Что касается вашего настоящего имени – оно меня не волнует. Вы, безусловно, незаконно прибывшая эмигрантка, вынужденная согласиться на… протекцию с интересом нашего дорогого Фуше. Он искусен в шантаже такого рода… Итак, храните вашу тайну. Придет день, когда вы сами ее откроете. Как же теперь быть с вами?

Талейран встал и начал медленно ходить взад-вперед по комнате. Марианна опустила глаза на свой ридикюль, чтобы не видеть высокую черную фигуру, раз за разом пересекавшую солнечный луч. Через равные промежутки времени фигура исчезала. Тогда у Марианны появлялось острое ощущение давящего на нее взгляда. И ей приходилось делать усилия, чтобы обуздать нервозность. Чего он ждал? Чего хотел от нее? Почему он молчал?

Вдруг она услышала, как он остановился позади нее. На своем плече она ощутила тяжесть его руки, нежной и вместе с тем властной.

– Я думаю, – сказал он наконец, – что мы вернемся к нашему проекту. Вы мне окажете ценную помощь в некоторых работах. Что касается того, о чем просил вас господин герцог Отрантский, – ладно, будем продолжать, словно ничего не произошло.

Марианна вздрогнула.

– Как? Вы… я хочу сказать: ваше сиятельство хочет, чтобы я продолжала?

– Естественно! Конечно, вы будете их показывать мне, прежде чем передать Флоке. Мне льстит, что наверху хотят подробно знать, что творится в моем доме. Это значит, что Император еще интересуется мною, раз он думает обо мне… Я надеюсь, что отныне ваши донесения станут более объемистыми. Однако…

Рука на плече Марианны незаметно стала тяжелой, как угроза. Но это длилось какое-то мгновение. Она снова стала нежной и, пройдясь по шее девушки, застыла на затылке.

Марианна затаила дыхание.

– Однако, я вам, быть может, предложу оказать услугу… другого порядка!

Порывистым движением Марианна сбросила ласкавшую ее руку и, краснея от гнева, стала перед лицом князя. Она поняла, чего он хотел добиться от нее, какого рода услуг ожидал, без сомнения, взамен молчания и обещанной безнаказанности. Шантаж… еще похлеще, чем у Фуше.

– Не рассчитывайте на подобные услуги от меня! – разъяренно вскричала она. – Я шпионила за вами, согласна, хотя в моих рапортах были только не заслуживающие внимания пустяки! Но не в вашей постели обрету я свободу!

Талейран сделал гримасу и расхохотался.

– Похоже, как говорит княгиня, что вы теряете уважение в глазах? Фу, мадемуазель Малерусс! Вот это мысли и слова, достойные вашего фальшивого имени! Я только хотел вас попросить иногда спеть для меня и моих друзей, здесь или где-нибудь в другом месте.

– Ах! Только это…

– Это? Конечно! Ничего больше! Вы очаровательны, дорогая Марианна, – вы позволите называть вас этим восхитительным именем, которое так вам подходит, – но я никогда не ценил любовь женщины, сдавшейся перед чем-нибудь другим, кроме своего желания. Любовь – это музыка, невыразимый аккорд, а тело – только инструмент, несомненно, превосходнейший из всех!.. Достаточно одному из двоих не попасть в унисон, и вместо романса послышится скрип. Я питаю ужас к фальшивым нотам… так же как и вы!

– Пусть… ваше сиятельство простит меня, – пробормотала невероятно смущенная Марианна. – Я вела себя как дурочка и прошу извинить за это. Естественно, я буду счастлива сделать приятное вашему сиятельству!

– В добрый час! И в знак нашего примирения и согласия протяните мне руку. Я пожму ее по примеру наших друзей-американцев, как это делается между людьми, нашедшими взаимопонимание и скрепляющими договор. Мне нравятся американские обычаи, хотя они часто слишком прямолинейны для нашего вкуса, но все равно хороши.

Его улыбка была обезоруживающей. Марианна от чистого сердца вернула ее ему, застенчиво опустив дрожащие пальцы в руку князя, который их быстро пожал.

– Я позову вас завтра утром, если вы не будете нужны княгине.

– К услугам вашего сиятельства.

Короткий реверанс, и Марианна оказалась в галерее, немного изумленная, немного взволнованная, но с чувством невыразимого облегчения. Она слишком долго держала себя в узде, в ней накопилось слишком много злобы к Фуше, чтобы она могла удержаться от внешних проявлений радости по поводу перемены ситуации. Тем более она не могла избавиться от ощущения большей симпатии к аристократичному Талейрану, чем к хитрому, циничному Фуше. Ее кошмар закончился. Она больше не шпионка. Она могла спокойно предаваться уютной, богатой жизни, которую нашла здесь, посвящая себя главным образом музыке, ожидая, пока Госсек устроит наконец ее дебют певицы.

Она слишком опоздала на урок. Госсек уже ушел. Но Марианна была так счастлива, что это ее почти не огорчило. Поднимаясь к себе в комнату, она напевала песенку, как вдруг ей вспомнился черный фиакр, следовавший за нею все утро. Ей захотелось проверить, там ли он еще. Спустившись по лестнице, по которой она только что поднималась, Марианна пересекла вестибюль, вышла во двор и направилась к калитке у главного входа, торжественно замкнутого амфитеатром двойных ионических колонн. Марианна отворила ее, выскользнула наружу, дошла до конца стены, и владевшая ею радость слегка померкла. Черный фиакр стоял за углом.

Он стоял там же и когда после полудня Марианна с княгиней и маленькой Шарлоттой поехали на прогулку по новой набережной, построенной над Сеной имперской администрацией.

Что-то изменилось. Марианна заметила это в тот же вечер, когда, вернувшись с прогулки, г-жа де Талейран бросилась с усталым вздохом в кресло и заявила:

– Мы принимаем сегодня вечером, как вы знаете, малютка, но я слишком устала, чтобы спуститься вниз. Я останусь у себя…

– Но что скажет его сиятельство, если госпожа княгиня не появится на приеме?

Сиятельная дама меланхолично улыбнулась:

– А ничего! Его сиятельство превосходно обойдется без меня. Я даже могу утверждать, что он будет… вполне удовлетворен.

Марианна почувствовала внезапный прилив сострадания к ней. Впервые она услышала в голосе княгини горечь, а ведь с тех пор, как она попала в дом, девушка каждый день замечала, какую ничтожную, чисто декоративную роль исполняла та в обители ее супруга. Талейран обращался с женой учтиво, но не больше. Он интересовался ее здоровьем и другими обычными делами повседневной жизни. Все остальное он приберегал для многочисленных женщин, постоянно окружавших его шуршащим, благоухающим эскадроном… Г-жа де Талейран, похоже, довольно хорошо приспособилась к такому положению вещей. Поэтому ее сегодняшняя меланхолия удивила Марианну. Не было ли обычное безразличие просто маской, скрывающей болезненную рану? Она еще больше удивилась, когда княгиня добавила, что обойдется этим вечером без нее и что она должна приготовиться к появлению в салоне после обеда.

– Без госпожи княгини?

– Да, без меня. Князь пожелал, чтобы вы спели. Сегодня вечером будет выступать знаменитый чешский пианист Душек в ансамбле с арфистом Нидерманом и скрипачом Либоном. Вы дополните концерт.

Перспектива выступать с таким блестящим трио не особенно обрадовала Марианну. Она еще не была достаточно уверена в своем голосе и таланте, несмотря на ежедневные уроки Госсека и его горячее одобрение. Вместе с тем выступление на таком представительном приеме могло быть для нее очень важным. Единственное, что ей нужно было сделать, это предупредить Госсека, чтобы вместе выбрать репертуар. В любом случае ей было ясно, что приказ пришел сверху и не может быть речи об отказе. Начало действовать соглашение, заключенное между нею и Талейраном. Оставалось только подчиниться, даже если в глубине сердца она нашла, что князь действительно не терял времени, чтобы использовать ее.

Около 11 часов вечера Марианна вышла из комнаты, чтобы направиться в большой зал. Было время, когда съезжались приглашенные, отсутствовавшие на обеде, и когда начинался официальный прием. Уже несколько минут, как со двора и с улицы стали доноситься шум карет, звон мундштуков, оклики кучеров и лакеев. Этот шум заглушал пение скрипок, доносившееся снизу.

Проходя мимо высокого зеркала, Марианна улыбнулась и остановилась. Несмотря на то что этот вечер не вызывал у нее особенного энтузиазма, она чувствовала себя в своей тарелке. Платье фисташкового цвета сидело как влитое, только очень глубокое декольте с пучком фиалок в ложбинке немного смущало ее. Едва не на грани благопристойности, оно почти полностью открывало грудь, позволяя видеть ее нежные очертания и золотистую кожу. В руках, затянутых в длинные лиловые митенки, Марианна держала ноты романса, который она сейчас будет петь, в высоком шиньоне из блестящих локонов, увенчивавшем ее голову, фиалки переплетались с зелеными лентами. Одетая таким образом, Марианна признала себя красивой. Это открытие она сделала в Париже: у Леруа и в этом утонченном доме, где ее красота расцвела. До сих пор она не сознавала этого, хотя и видела, что возбуждает желание у мужчин. Но теперь она была уверена!.. Может быть, потому, что такой человек, как Талейран, сказал ей это! Он научил ее, так сказать, присмотреться к себе, и это новое удовольствие ей еще не надоело.

Она немного постояла перед зеркалом, упиваясь сияющим в нежном свете свечей отражением. Зеленые глаза сверкали, влажные губы блестели, но внезапно Марианна вздохнула. Как она была бы счастлива, если бы в прошлом году выглядела такой красивой. Может быть, тогда Франсис полюбил бы ее, а не ее богатство. Может быть, они познали бы подлинное счастье! Но Франсис мертв, и это блистательное отражение – только призрак Марианны д'Ассельна, проскользнувший в чужую душу, чье тело в полном цвету уже стало телом женщины с пустотой в сердце. Тем не менее надо было бы любить и быть любимой, открывать влюбленным взглядам мужчин эту бесполезную красоту!

Марианна увидела в зеркале, как приоткрылись ее губы, имитируя поцелуй, и она закрыла глаза, охваченная невыразимым томлением. Но тут же, вскрикнув, открыла их. Чьи-то руки схватили ее сзади, а к затылку приник жадный горячий рот. В зеркале она увидела себя пленницей неизвестных дрожащих рук и темноволосой завитой головы, прятавшейся у нее за спиной. Она боролась решительно, со сжатыми губами, чтобы не закричать, и в конце концов разорвала объятие и дала обидчику такого мощного тумака, что он сделал бы честь любому мяснику с Центрального рынка. Дерзкий незнакомец отлетел к железной кованой балюстраде лестницы и растянулся на полу. Только теперь Марианна узнала в нем г-на Феркока, воспитателя Шарлотты.

– Как? Это вы? Что на вас нашло? Уж не тронулись ли вы умом?