С видимым вздохом облегчения мадам Элиза снова перешла на свой французский акцент.

— Нашему скромному дому моделей оказана большая честь вашим посещением, — промурлыкала она, приглашая посетителей войти.

Позади гавайцев остальные члены группы медлили на пороге. Леда взглянула на них и мгновение, забыв учтивость, глядела с неподдельным восхищением. В проходе у дверей стояли две женщины несказанной красоты. Подобных Леда никогда в жизни не видела, да еще в одно и то же время, в одном и том же месте. С одинаковыми высокими скулами и прелестной кожей, одинаковыми черными волосами и удивительными глазами, мать и дочь составляли поразительное зрелище. Они были одеты просто. Леди Эшланд — в темно-синем драпированном платье, без ярких петушиных тонов, которых стыдилась Леда на своей кокарде. Дочь — леди Кэтрин, — как она была названа в этикетном списке, одета была в бледно-розовое платье, как и полагалось дебютантке, но ее кринолин был более модным и дорогим.

Мадам Элиза все еще пыталась наладить контакт между королевой Сэндвических островов и японскими дамами, так что Леда вышла вперед встретить леди Эшланд и ее дочь.

Леди Эшланд приветливо улыбнулась, глаза ее засветились, в отличие от дочери.

— Как вы, должно быть, заняты, — сказала она доверительно. — Мы не займем вас долго — королева хочет заказать утреннее платье исключительно у мадам Элизы. Она просила нас сказать вам, что это не к спеху.

Леде захотелось сразу же выполнить заказ этой милой леди раньше всех остальных.

— Честь и удовольствие служить ее Величеству, леди, мы будем рады выполнить все ваши пожелания. Нам это не доставит никакого беспокойства.

Леди Эшланд засмеялась и повела плечами.

— Ну, я не гонюсь за модой, как все бездельники, но, может быть… — Она пристально взглянула на дочь. Леда увидела сплетенные нити серебра в ее волосах цвета вороного крыла. — Твои соображения, Кэй?

— Бедная глупышка Ма, — леди Кэтрин произнесла эти слова с живым американским акцентом, — ты же знаешь, что я ужасно не люблю корсет — так же, как и ты. — Она наклонила голову и доверительно улыбнулась Леде. — Я не могу выносить эту пытку.

Без корсета? Божественная фигура леди Кэтрин могла остаться элегантной даже в мешке для муки, но как же без корсета? Леди почувствовала, что мисс Миртл перевернулась бы в своей могиле.

— У нас есть очень милый свисс розово-пастельного тона, — сказала она. — Это подошло бы для утреннего дамского платья. Очень удобный и светлый, нарядный.

Женщина помоложе взглянула из-под ресниц, и Леда сразу же тонко ощутила возникший интерес. Она улыбнулась и показала рукой на прилавки.

— Леди Тэсс? — нежный низкий голос Гавайской принцессы прервал их. — Возникает, похоже, осложнение с императорской группой.

Все надежды на то, что японские леди смогут общаться с королевой Сэндвических островов, рухнули окончательно. Мадам Элиза выглядела смущенной, стоя среди этой объединенной группы, где некоторые из японок жестами рисовали в воздухе какие-то знаки, которые приводили в недоумение то королеву, то ее сестру.

— У нас нет переводчика, — объяснила Леда леди Эшланд, — а они желают что-то объяснить, хотя никто из нас решительно ничего не понимает.

— Сэмьюэл! — произнесли одновременно леди Эшланд и ее дочь.

— Он еще не ушел? — воскликнула леди Кэтрин, подбегая к окну. Она открыла его и высунулась на улицу. — Сэмьюэл! Мано Кане, подождите! Идите сюда! — Голос ее сел от возбуждения. — Вы нужны нам, Мано, вы снова должны нас выручать!

Леди Эшланд стояла, не сделав никакого движения, чтобы остановить эту дикую выходку дочери. Леди Кэтрин отвернулась от окна.

— Мы его вернули!

— Мистер Джерард может переводить, — сказала леди Эшланд.

— Да, конечно, он свободно говорит по-японски. — Леди Кэтрин ободряюще кивнула в сторону восточного антуража. — Какая удача, что он сопровождал нас в это утро.

Действительно, Леда подумала, что это удивительная удача! Кто бы мог еще здесь свободно говорить по-японски, кроме этого талантливого человека, экскортирующего знакомых леди по лондонским салонам. Но ведь леди Эшланд и ее дочь живут вблизи Японии, конечно.

По крайней мере, Леда предположила, что они там живут. Она, правда, не была полностью уверена, где находятся и Сэндвич Айландс.

Она повернулась к холлу, ожидая увидеть одного из тех янки с бакенбардами и усами, которые понаселились повсюду, носили жилеты, признак преуспевающих бизнесменов, и говорили громкими голосами. Ливрейный лакей появился в салоне и голосом торжественным и важным (на чем настаивала мадам Элиза и что производило магический эффект) произнес:

— Мистер Сэмьюэл Джерард!

Комната, наполненная щебечущими женщинами, вдруг затихла, когда мистер Джерард появился на пороге… Все затаили дыхание, увидев его, как будто златокудрый, овеянный ветрами архангел Гавриил сам спустился на землю, по нечаянности утратив крылья.

3

Гавайи, 1869

На палубе возле сходней, которые трещали под тяжестью спускающихся пассажиров, молча стоял мальчик. Люди проталкивались возле него и бежали к встречающим с улыбками или со слезами на глазах. Он переступал с ноги на ногу. Новые ботинки, которые берегли до этого случая еще в Лондоне, ему жали. Очень хотелось взять палец в рот. Чтобы этого избежать, пришлось зажать за спиной руки в кулаки.

Он смотрел на женщин в ярких одеждах алого и желтого цвета, с длинными гирляндами темных листьев, висящими на шее, на полуголых мужчин в бриджах и соломенных шляпах. В толпе верхом на лошадях сидели девушки с обнаженными спинами: смуглые, смеющиеся, с длинными черными волосами по плечам и коронами из цветов на головах. Их смуглые ноги раскачивались, дразня и маня джентльменов в экипажах и привлекая внимание дам под зонтиками. А вдалеке виднелись зеленые склоны гор, вершины которых были окутаны дымкой, и двойная радуга, охватившая все небо.

На корабле ребенок все время боялся выйти из каюты. В течение всего путешествия оставался в своем уютном убежище, куда слуга приносил ему еду. Он скрывался там вплоть до сегодняшнего утра, когда к нему пришли и сказали, чтобы он надел свою лучшую одежду, так как корабль обогнул Дайамонд Хед и направляется в гавань Гонолулу.

Воздух здесь был хороший, со странным свежим запахом, чистым, как небо и деревья. Удивительные деревья, которых мальчик никогда раньше не видел, со странными плюмажами на вершинах, которые сверкали и раскачивались на высоких, оголенных стволах. За всю свою жизнь он никогда еще не дышал таким чистым воздухом, никогда еще не обжигало его плечи такое яркое и горячее солнце.

Он стоял здесь один, наслаждаясь и волнуясь одновременно, боясь, что о нем забудут.

— Сэмми!?

Прозвучал нежный голос, подобно ветерку, который ласкал его волосы, застилая их золотыми прядями глаза. Он огляделся, быстрым движением поправил волосы.

Совсем близко стояла девушка, держа смятый венок ярких цветов в руках. Он поглядел ей в лицо. Был слышен невообразимый шум и крик местных ребятишек. Кто-то подтолкнул его сзади на полшага вперед. Она опустилась на колени в своих широких юбках и протянула руки.

— Ты помнишь меня, Сэмми?

Мальчик растерянно смотрел на нее. Помнить ее? Он всегда ее помнил — все эти одинокие дни и ненавистные ночи; во всех тех темных комнатах, где его держали с завязанными руками, и он был полностью в чужой власти, все дни, недели и годы своего молчаливого страдания.

Единственный светлый лик в его жизни. Один-единственный добрый голос. Единственная рука, поднявшаяся в его защиту.

— Да, мэм, — прошептал он, — я помню.

— Тэсс, — сказала она, как будто он не был в этом уверен. — Леди Эшланд.

Ребенок кивнул и зажал кулачком рот. Быстрым, неловким движением он заставил свою непослушную руку опуститься, сцепил ее с другой рукой за спиной.

— Я рада видеть тебя, Сэмми, — девушка все еще держала раскрытые для объятия руки. Она смотрела на него теми же красивыми сине-зелеными глазами. Из-за большого комка в горле он едва мог дышать.

— Можно мне обнять тебя?

Ноги его в тесных ботинках сделали шаг, затем он побежал и бросился в ее объятия с неуклюжей силой, отчего почувствовал себя глупым и покраснел от стыда. Тэсс прижала его к себе крепко, с короткими радостными восклицаниями, раскачивая над его головой цветочный венок, прикасаясь нежной щекой к его лицу. Она плакала. Мальчик это чувствовал, и дыхание у него перехватило от волнения, и спазмы не проходили.

— О, Сэмми, — говорила девушка. — О, Сэмми. Нам пришлось так долго искать тебя.

— Сожалею, мэм, — слова были заглушены цветами я легким кружевом ее воротника. Тэсс отстранила его от себя.

— Это не твоя вина! — Она смеялась и плакала одновременно, слегка встряхнула его. — Ты стоишь этих тревог. Я надеялась на удачу каждую минуту, хотела только, чтобы эти нерасторопные детективы побыстрее тебя нашли. Когда я подумаю о том, где ты был…

Он взглянул на нее, ничего не ведая о детективах и поисках и желая только одного, — чтоб она не узнала, где он находился. Он прижался головой к ее груди.

— Сожалею, — повторял он снова. — Я не знал, мне некуда было больше пойти.

Девушка прикрыла глаза. На какую-то долю секунды Сэмми подумал, что это от отвращения. Он, должно быть, это заслужил, он не должен был допустить, чтобы с ним такое случилось, надо было что-то сделать, а он был слишком напуган и беспомощен.

Но она не отвернулась от него. Наоборот, еще теснее прижала к себе, и эти объятия были теплыми, крепкими, пахнущими ветром и цветами.

— Никогда больше, — она сказала с большой силой. Голос ее ей изменил, и он заметил, что она снова плачет. — Забудь обо всем, Сэмми. Забудь все, что было, вплоть до сегодняшнего дня. Теперь ты вернулся домой.

Дом. Он прижался к ней и спрятал лицо в холодных цветах. Мальчик боялся разрыдаться. Хотел сказать что-то, как взрослый, но не знал в свои восемь или девять лет, что ему следовало сказать сейчас. Ее слезы текли у него по щекам, ему захотелось заплакать самому, но глаза были сухими, а из горла вырывались сдавленные всхлипы. Он хотел что-нибудь сказать, но…

— Спасибо, о, спасибо. О, дома!..

ЛЕДА СМОТРЕЛА, НЕ ОТРЫВАЯСЬ. Семьюэл Джерард обратил на нее внимание, как только увидел. Их взгляды скрестились на мгновение: ее — недоумевающий, а его — пристальный и сверкающий. Красота юноши казалась невероятной… совершеннее мраморных произведений искусства, превыше мечты, превыше всего.

Это было удивительное мгновение. Он глядел на Леду, как будто знал ее и не ожидал здесь увидеть. Но она-то его не знала, никогда не видела.

Его взор преследовал ее. Леди Кэтрин вышла вперед, разговаривая с мистером Джерардом спокойным голосом, как будто было обычным делом говорить с этим архангелом, сошедшим к земным людям. Губы его слегка изогнулись в подобие улыбки, адресованной леди Кэтрин, и Леда неожиданно подумала: он любит ее.

Конечно, это была пара, бросающая вызов судьбе, так совершенны были они оба. Смуглая красавица и светловолосое, солнечное божество. Они предназначены друг для Друга.

— Да, хорошо, — послышался его голос.

— А теперь объясните нам, что эти несчастные леди пытаются сказать? — потребовала леди Кэтрин, подведя его к японкам.

Он отстранил ее руку и по очереди поклонился каждой из женщин, сидящих в кресле. Утреннее солнце озарило его сквозь высокие окна, как бы даря свое покровительство, зажгло золотом его волосы. Он выпрямился, поднял взор из-под красивых и длинных ресниц, более темных, чем волосы, и заговорил на незнакомом языке, состоящем из отрывочных слогов, поклонился снова с изысканной учтивостью прежде, чем закончил свою краткую речь.

Более молодая леди ответила потоком слов и жестов, один раз склонив голову по направлению к королеве Капяолани с робкой улыбкой.

Он снова задал ей вопрос. Она хихикнула и начертила в воздухе какие-то знаки, словно показывая что-то на своей фигуре.

Мистер Джерард снова поклонился, когда она закончила. Он взглянул на королеву и ее сестру.

— Это касается фасона, мадам. Особого рода платья. Как и у леди Кэтрин. — Его акцент был скорее американским, чем английским. И он говорил так серьезно, как будто на чаше весов лежала судьба наций. — Ее Величество королева Капиолани при дворе была одета в белое платье, мадам? С пышной вышивкой? — Он сделал легкое движение рукой: неловкое мужское подобие жеста японской принцессы, округлый жест. Краска слегка зарумянила его щеки. — Свободное? Без… А?

— Без корсета, — догадалась леди Кэтрин. Мистер Джерард еще гуще покраснел под своим загаром. В его глазах было смущение. Леди всех национальностей заулыбались. Поистине, юноши так очаровательно наивны.

— Да, — произнесла нараспев принцесса, — это му-уми-и из японского шелка. — Они заговорили с сестрой еще на одном языке, более мелодичном и живом, чем японский.