Закончилось действие и опустили занавес. Словно очнувшись от морока, девушка метнулась в сторону гримерных, но тут же с разбегу налетела на mademoiselle Ла Фонтейн. Элен пошатнулась, но на ногах устояла, и, смерив виновницу уничижительным взглядом, прошла к сцене. Сразу же с появлением этой провинциальной выскочки Элен интуитивно ощутила, что ее сценическая звезда примы Александринки начала закатываться. Она очень хорошо запомнила слова Гедеонова, сказанные ей после знакомства с mademoiselle Быстрицкой.

Не смирившись с тем, что ее столь бесцеремонным образом лишили заглавной роли, Лена сразу же после той злополучной репетиции направилась прямо в кабинет Александра Михайловича. Гедеонов ее визиту был не рад, прекрасно понимая, какую цель она преследует, явившись вслед за ним в его святая святых, о чем и не преминул ей сообщить.

— Елена Леопольдовна, чего тебе, голубушка? — недовольно поинтересовался он, увидев ее на пороге.

— Ваше превосходительство, — начала Лена, — мне совершенно не понятно, чего Вы добиваетесь, отдавая главную роль начинающей актерке?

— Полно, голубушка! Все ты хорошо понимаешь, — нахмурился Александр Михайлович. — Не подведи ты меня в столь значимый момент, роль была бы твоя?

— Ваше превосходительство, — голос Лены дрогнул, и слезы показались в прекрасных голубых глазах, — неужто столь трудно понять меня? Как же я смогла бы петь, если у меня по сей день рана душевная кровоточит?

Гедеонов женских слез не переносил, но с этим mademoiselle Ла Фонтейн за годы успешной карьеры столкнуться не довелось, а потому такой его реакции она никак не ожидала.

— Так у тебя, говоришь, рана душевная кровоточит! А мне теперь что, дать швейцарам приказ князя Шеховского с графом Радзинским в театр не допускать, чтобы они ненароком твою рану не разбередили? Или перед спектаклем объявлять публике, что mademoiselle Ла Фонтейн петь не может по причине душевной боли от расставания с князем Шеховским? Ты актриса императорского театра, и меня, как и зрителей, твои душевные раны мало волнуют! Что сделано, то сделано: решения я своего не переменю, пусть наперед это тебе наукой будет. Ступай, голубушка, ступай! Довольно мне здесь сырость разводить! А о ролях твоих после поговорим — недосуг мне сейчас.

Потеря главной роли в новой постановке стала первой в череде неприятностей mademoiselle Ла Фонтейн. Не прошло и месяца после разрыва с Полем, как к ней явился управляющий и попросил освободить занимаемые апартаменты, так как срок аренды истек, а за продление вовремя уплачено не было. Привыкшая во всем полагаться на Шеховского, Элен растерялась, и тут на ее счастье подвернулся Аристарх Павлович, который предложил ей свои услуги и помог снять относительно недорогое жилье. Ее новая квартира была пристойной, но не более того. Столь ощутимая перемена образа жизни не могла не сказаться на настроении привыкшей ни в чем себе не отказывать mademoiselle Ла Фонтейн.

После расставания с князем ей поступали предложения определенного рода, но она даже мысли не допускала о том, чтобы согласиться. Ее все еще терзали воспоминания о том, как это было с Полем. Разве можно забыть о том, как приходила в себя в его объятьях после пережитого наслаждения, когда дрожь экстаза еще сотрясала все тело, как касалась кончиками пальцев его лица, склоненного над ней, заглядывая в его глаза и замечая в них отголоски ее собственной страсти? Только с ним она теряла самое себя, растворяясь в нем без остатка. "Мой золотой князь", — звала она его в шутку, запуская руку в золотистые кудри и пропуская их между пальцами. Она все еще просыпалась и засыпала с мыслями о нем. Как же сможет она быть с другим, если даже сама мысль об этом была ей противна?

В довершение ко всем ее бедам, вчера ей отказала в кредите модистка. Ей — приме Александринки! — да еще посмела напомнить о до сих пор не оплаченных заказах. Элен была в ярости, а явившись домой в самом наихудшем настроении, она застала под дверями своей квартирки Аристарха. Поплавский никогда не вызывал у нее ничего, кроме жалости, ей претил его преданный щенячий взгляд, полный невысказанной тоски и обожания. Увидеть его в столь несчастливый для нее момент было последней каплей, переполнившей чашу ее терпения, поэтому в ответ на его признание в испытываемых к ней чувствах и предложение помочь устроить ее дела в обмен на ее благосклонность, Элен расхохоталась над очевидной нелепостью этого предложения. Она даже не заметила, как побледнел Аристарх, услышав ее смех. Вытирая слезы, вызванные буйным приступом веселья, Лена снисходительно похлопала его перчатками по плечу и обещала подумать. Как же жалок он, — вздохнула она, закрывая дверь перед его носом. Но стоило ей остаться наедине с собой, и веселье сменилось меланхолией. Столь резкие перемены настроения от буйного веселья до внезапных слез в последнее время были для нее не редкостью. Это Аристарх-то жалок? — криво усмехнулась она глядя на свое отражение в зеркале. — Нет, это я жалкая и никому не нужная. О, Господи, до чего же я докатилась, если такие, как Поплавский, предлагают мне свое покровительство?! И дело было даже не в благосостоянии помощника Гедеонова, который, будучи правой рукой Александра Михайловича, имел доступ практически ко всем финансовым делам дирекции императорских театров, а в отношении самой Лены к нему. Аристарх Павлович, хоть и жил весьма скромно, без претензий на роскошь, однако же слыл человеком отнюдь не бедным и, конечно, мог бы оказывать ей материальную поддержку. Но согласиться стать содержанкой Поплавского? Это значило бы уронить прежде всего себя в глазах даже театральной труппы, не говоря уже о столичном обществе.

Быть любовницей князя Шеховского — это не было для нее зазорным. Многие ее товарки по актерскому ремеслу испытывали жгучую зависть к ней. Еще бы, Поль молод, хорош собой, и к тому же никогда не скупился, оплачивая любые ее капризы. А кто такой Поплавский? Если где-то когда-то появлялась возможность извлечь какую-никакую выгоду, он не брезговал ничем. Внешне приятный и обходительный, он, тем не менее, мало кому был по нраву, скорее наоборот. Не было в нем достоинства, что ли. Его постоянное стремление угодить высшим чинам, манера лебезить и заискивать перед любым, кто имел хоть какой-то вес в обществе, вызывала у нее лишь жалость и презрение.

Задумавшись об этом, Элен едва не прозевала свой выход, но в последнюю минуту с улыбкой шагнула на сцену. Глаза ее привычно скользнули по лицам зрителей и лишь на миг задержались на хорошо ей известной ложе в первом ярусе. Лена с деланным равнодушием отвернулась, собрала всю оставшуюся волю в кулак, и вот уже перед зрителями предстала не mademoiselle Ла Фонтейн, а простая русская девушка — сирота Мария Васильевна Белова. И все же, играя роль, Элен понимала, что переигрывает: она настолько упивалась собственным страданием, глядя на очаровательную блондинку рядом с Шеховским, что вкладывала в своего персонажа куда больше страсти, чем то нужно было для исполнения, но ничего не могла с собой поделать. И слезы ее были отнюдь не на показ, она плакала по-настоящему, от того, что ее душа болела и страдала каждый миг, проведенный на сцене перед ним.

Но Элен не была бы примой, если бы не доиграла свою роль и не вышла бы потом, ослепительно улыбаясь, вместе со всей труппой на поклон к зрителю. Пусть сердце обливалось кровью, но об этом знала только она сама. На ужин по случаю премьеры она идти отказалась, решив, что на сегодня с нее довольно испытаний. Единственное, чего бы ей хотелось, — это быстрее оказаться дома и дать волю своему горю там, где никто этого не увидит. Переодевшись в гримерке, Лена вышла в коридор, направляясь к черному выходу из здания. Остановившись на ступенях, mademoiselle Ла Фонтейн горько усмехнулась: в былые времена ее позади театра ожидал роскошный экипаж Шеховских, а ныне ждет Аристарх с наемным извозчиком. Поплавский предложил подвезти ее, как он выразился, по-соседски, потому как квартира его находилась этажом выше нынешнего жилья Элен, и она не стала отказываться от его предложения.

Направляясь в театр на сегодняшнюю премьеру, Шеховский питал надежду вновь увидеть mademoiselle Быстрицкую. Отрадно было то, что и Мишелю удача пока тоже так и не улыбнулась. Блеснув, как метеор, на вечере у Радзинских, Анна как сквозь землю провалилась. У Поля возникла было мысль обратиться к Гедонову, дабы попытаться у него узнать о местонахождении юной прелестницы, но история с Элен все еще была свежа в памяти. Увидев сегодня на сцене бывшую любовницу, Павел, как это ни странно, ожидал хоть какого-то намека на ее былые чувства к нему, но Лена вся отдавалась роли. Равнодушный взгляд, которым она окинула его, оставил неприятный осадок в душе. Пусть былая страсть осталась в прошлом, но он после столь бурного расставания никак не ожидал, что Элен так быстро охладеет к нему. Стараясь развлечь беседой Полин, Шеховский все же внимательно следил за происходящим на сцене.

Mademoiselle Ла Фонтейн играла свою роль блестяще, впрочем, как и всегда, вызывая восхищенный ропот среди зрителей. Отвлекшись лишь на мгновение, Поль краем глаза успел заметить мелькнувшее за кулисами бледное лицо. Неужели Анна? Сердце забилось тяжелыми толчками, вновь перед глазами предстала она такой, какой была в доме Радзинских. Водопад блестящих черных локонов по узкой изящной спине, огромные глаза, манящие губы, загадочная улыбка. Шеховской ощутил, как утихнувший было интерес проснулся вновь. К тому же было еще это дурацкое пари с Мишелем, а уж с Буйным он расставаться был не намерен, поэтому даже ради этого стоило попытаться добиться благосклонности mademoiselle Быстрицкой. Но что его так манило в ней? Была в ней какая-то загадка, тайна, и ему отчаянно хотелось разгадать ее. А еще больше хотелось вкусить сладость пухлых губ, заглянуть в ее глаза в тот момент, когда она окажется под ним, сгорая от страсти. В том, что Анна натура страстная и способна ответить на его чувства с не меньшим пылом, Поль был уверен. С трудом дождавшись окончания спектакля, он проводил Полин и Сержа до экипажа, и, выразив надежду на скорую встречу, вернулся в Александринку. Шеховской направился прямо к Гедеонову. Его узнавали и с удивлением смотрели вслед. Неужели князь решил возобновить отношения с прекрасной mademoiselle Ла Фонтейн? Александр Михайлович встретил его, как старого друга, с которым не виделся по меньшей мере лет сто, и, выслушав его просьбу, только едва заметно улыбнулся.

— Не думаю, Ваше сиятельство, что в этот раз Вам удастся одержать легкую победу, — произнес он, осознавая, что фразой этой только подогрел интерес князя.

— Тем дороже будет приз! — усмехнулся Поль.

Гедеонов взял со стола колокольчик и позвонил, вызвав лакея.

— Голубчик, пригласи mademoiselle Быстрицкую ко мне, — распорядился он.

Александр Михайлович знал, что она еще не ушла и должна быть где-то в здании театра, так как еще перед спектаклем пообещал подвезти ее домой.

— Ну, что ж, Павел Николаевич, я не буду Вам мешать. Переговоры Вам предстоят весьма деликатного свойства, поэтому я удаляюсь, — попрощался Гедеонов, оставляя князя в своем кабинете и отбывая на ужин по случаю премьеры.

Юля сама попросила разрешения посмотреть постановку из-за кулис, чтобы иметь представление о том, что значит игра для зрителя. Увидев брата, она успела и испугаться, и расстроиться: Петербург огромный город, и можно легко затеряться в нем, но не тогда, когда предстоит выходить на сцену и быть у всех на виду. И почему это раньше не пришло ей в голову? Она допускала мысль, что в театральном гриме ее будет не так-то просто узнать, но все же такая вероятность существовала. Пребывая в смятенных чувствах, она помогала Елизавете Андреевне развешивать на место театральные костюмы. Просьба Гедеонова прийти в его кабинет Юлю не удивила: вероятно, Александр Михайлович собирался уже уезжать из театра и велел поторопить ее.

Простившись с костюмершей и подхватив свой плащ, девушка быстро зашагала по коридору. Остановившись под дверью, она нерешительно постучала, и, не услышав ответа, осторожно толкнула массивную створку. В кабинете директора императорских театров царил полумрак, почти такой же, как в коридоре. Спиной к ней около окна стоял высокий мужчина, и это явно был не Гедеонов и не Аристарх Павлович.

— Простите, — обратилась она к нему, — мне сказали, что Александр Михайлович разыскивает меня.

Шеховской обернулся. Девушка в скромном темно-сером платье с туго заплетенной косой больше напоминала воспитанницу Смольного, чем актрису. По ее глазам Поль увидел, что Анна узнала его, и первым ее порывом было сбежать, поэтому князь в несколько шагов пересек комнату и оказался рядом с ней. Запрокинув голову, Юля посмотрела прямо в его глаза.

— Вот уж не ожидала увидеть Вас здесь, Ваше сиятельство, — медленно произнесла она, отступая на шаг и упираясь спиною в двери.

— Анна, неужели я Вас чем-то напугал? — удивленно спросил он.