— Боюсь, я сегодня не в голосе, Александр Алексеевич, — попыталась отказаться Юля, но, перехватив тяжелый взгляд брата, послушно поднялась с софы и подошла к роялю. Господи, ну как можно петь, если в горло саднит от непролитых слез, а ком в груди мешает дышать, не то что петь?!

— Не судите строго, — едва заметно улыбнулась она Четихину, — Вы мне не подыграете?

— С удовольствием!

Четихин вскочил с кресла и, устроившись за роялем, обратился к ней:

— Что будете петь?

— "Я помню чудное мгновение", — ответила Юля.

Барон, что-то пробубнил себе под нос, пытаясь вспомнить мелодию, но потом решительно кивнул и взял первый аккорд. Играл он отвратительно, то и дело ошибаясь и сбиваясь с ритма. Допев второй куплет, Юля во время проигрыша пару раз тихонько кашлянула, прикрыв рот ладошкой, и Четихин, тотчас оставив в покое инструмент, бросился к столу, на котором стоял графин с вином. Налив в бокал вина, он протянул его ей.

— Весьма недурно, сударыня, — авторитетно заметил он. — Голос у Вас прекрасный; хотя до оперной дивы Вам, конечно, далеко, но для домашнего музицирования — весьма недурно.

Едва сдержав ядовитую реплику по поводу его "превосходного" аккомпанемента, Юленька, сделав несколько глотков вина, вежливо улыбнулась.

— Благодарю Вас, Александр Алексеевич!

— О, я надеюсь, что в самом ближайшем времени смогу чаще наслаждаться Вашим пением, — самодовольно улыбнулся он в ответ.

От ответа Юлю спасло появление в дверях Докки.

— Господа, прошу всех к столу! — изображая из себя гостеприимную хозяйку, широко улыбнулась она.

Четихин на правах жениха предложил Юленьке свою руку, и ей ничего не оставалось, как только поблагодарить его и пройти вместе с ним в столовую. Барон предупредительно отодвинул для нее стул и уселся рядом. Вечер превратился в пытку. Серж оказался за столом напротив нее, и она съеживалась каждый раз, когда он поднимал на нее глаза, попытки Четихина пошутить наводили на Жюли тоску. Она насилу дождалась окончания обеда и, проводив дорого гостя, поспешила к себе, послав умоляющий взгляд Полине. Оставалась одна надежда, что Полине как-то удастся уговорить Сержа не спешить со свадьбой и взять ее с собой в столицу. Господи, пожалуйста, — молила она, лежа в постели и глядя в потолок, — сделай так, чтобы он согласился.

Проснувшись поутру, она накинула на себя халат и, выскользнув из своей спальни, пробежала по коридору к комнате Полины. Дверь была не заперта. Плотные бархатные портьеры не пропускали утренние лучи солнца, поэтому в комнате сестры царил полумрак. Полин еще спала, но у Юли уже не было сил дожидаться, пока она проснется.

— Поля, — потрясла она сестру за плечо, — Полина, проснись!

Сонно моргая, Полина села на кровати.

— Который час? — недовольно поинтересовалась она.

— Семь, — тихо ответила Юля.

— И чего тебе не спится? — потянулась девушка.

— Да как же спать можно, когда все мысли только о том, возьмет меня Серж с вами или нет? — воскликнула она.

— Не возьмет, — хмуро отрезала сестра. — Брачный договор уже подписан. Венчание в следующую пятницу.

Юля побледнела и, ухватившись за столбик кровати, сползла на пол.

— Нет-нет. Только не это! Ведь Четихин обещал обождать! — глаза ее наполнились слезами.

— Как же, будет он ждать! Ты разве не видела, какими глазами он вчера на тебя смотрел? Что кот на сметану, — спуская ноги с кровати, отозвалась Полин. — Да не реви! — нахмурилась она. — Подумай лучше — он тебя на тридцать лет старше. Лет эдак через десять помрет, останешься молодой богатой вдовой, да и заживешь в свое удовольствие.

— О, Господи! Полина, как у тебя язык поворачивается говорить такое?! — зарыдала Юля. — Я на него смотреть не могу, а только представлю, что он коснется меня… — девушку передернуло от отвращения.

— Да что ж я, не понимаю, что ли?! — присела подле нее Полина. — Но что мы сделать-то можем? Только в монастырь вслед за маменькой, иного пути-то нет. Неужели против воли Сержа пойдешь? Ну, все, успокойся! Глаза вон красные какие стали, — погладила она сестру по голове. — Ты лучше с Александром Алексеевичем поговори. Скажи, что согласна, но тебе время нужно, — чтобы приданое подготовить, да самой с этой мыслью свыкнуться, — глядишь, и согласится барон свадьбу-то отложить.

— Хорошо, я поговорю с ним, — вытерла Юля рукавом халата слезы.

Поднявшись, она неуверенно улыбнулась сестре.

— Спасибо тебе, Полина.

— Ох, да было бы за что спасибо говорить! — вздохнула Полина.

Юленька вернулась в свою комнату и в изнеможении опустилась на кровать — голова болела так, что ломило виски, резало припухшие от слез глаза. Разговор с Полиной, на которую она возлагала такие надежды, забрал последние силы, и теперь она едва могла назвать свое имя. Пелагея, войдя в комнату и увидев ее в таком состоянии, всплеснула руками.

— Батюшки-светы, да ты, никак, занемогла, птичка моя?!

— Ой, дурно мне! — прошептала Юля. — Передай Сергею Львовичу, что я больна и сегодня останусь в постели.

— Да ложись же ты скорее, ложись! Я тебе сейчас чайку с мятой да ромашкой принесу, — засуетилась нянька, укладывая ее в постель и укрывая одеялом.

Странная усталость и опустошенность навалилась на нее. Закрыв глаза, Юленька то ли задремала, то ли провалилась в забытье. Пелагея, вернувшись с полным подносом, только покачала головой. Поставив все на туалетный столик, пожилая женщина подошла к окну и задернула шторы.

Юля не знала, сколько она проспала, но когда открыла глаза, в комнате было совершенно темно. Бесшумно поднявшись с кровати, она подошла к окну и отодвинула портьеру. На улице смеркалось. Густые осенние сумерки окутали старинный парк и усадьбу. Окно было приоткрыто, и, поежившись от прохлады, девушка вернулась к постели. Голова болеть вроде бы перестала, но была какая-то совершенно пустая, и еще нестерпимо захотелось что-нибудь съесть. Она выглянула в будуар и окликнула Пелагею, которая при тусклом свете свечи что-то штопала, сидя в кресле.

— Проснулась? Я тебе сейчас чего-нибудь горяченького принесу, — поднялась няня.

— Сергей Львович дома?

— Барин с барыней уехали, и Полина с ними. Сегодня бал дают у Крупенских.

— А я и забыла, — вздохнула Юля, глядя вслед направляющейся на кухню Пелагее.

Хотя что ей толку ехать на бал? Серж прав: вряд ли кто из молодых людей в уезде пожелает спасти ее от брака с Четихиным, сделав ей предложение.

От этих безрадостных мыслей ее отвлекло появление Пелагеи с пирогом с зайчатиной и горячим чаем. Медленно пережевывая тающий во рту пирог, Юля опять задумалась. Из раздумий ее вывел звук захлопнутой порывом ветра оконной рамы и звон разбитого стекла.

— Ой, батюшки! Да что же это делается? Ветрище-то какой поднялся — не иначе, гроза будет, — запричитала нянька, кинувшись убирать осколки стекла.

И тут шальная мысль пришла Юле в голову. Ежели пойдет дождь, то в такую погоду никто из дворовых и носа на улицу не покажет, и можно будет незамеченной выбраться из дому. До почтовой станции рукой подать, и до утра ее никто не хватится, а утром как раз почтовые в сторону столицы пойдут. Чем дольше она думала об этом, тем больше в ней крепла уверенность в правильности принятого решения.

Сказав Пелагее, что не будет спать в своей комнате из-за выбитого ветром стекла, Жюли перебралась из своей спальни в спальню для гостей и насилу дождалась, когда в доме все утихнет. Непогода разыгралась не на шутку. Пробравшись обратно в свою комнату, Юленька прошмыгнула в гардеробную. Поставив свечу на комод, девушка нашла старый саквояж, засунула в него первое попавшееся платье и смену белья и поняла, что больше в саквояж ничего и не положишь, разве что гребень да книгу на дорогу. Подумав про книгу, она скользнула в спальню, вытащила драгоценный томик Пушкина и торопливо засунула его в саквояж.

Быстро переодевшись в темно-серое платье из плотного сукна с высоким воротником-стойкой и удобной застежкой спереди, Жюли накинула сверху черный бархатный плащ и, задув свечу, крадучись прошла к кабинету брата. Дверь была не заперта. Юленька знала, где Серж хранит довольно внушительную сумму в ассигнациях. Спрятанный под панелью потайной ящик, к ее великому огорчению, оказался заперт на ключ. Времени искать ключи у нее не было, поэтому, взяв со стола нож для разрезания бумаги, она, высунув от усердия язык, подцепила собачку замка и что было силы надавила на рукоятку ножа. Внутри механизма что-то щелкнуло, и замок поддался. Открыв ящичек, она вытащила толстую пачку ассигнаций.

— Прости меня, Господи, — прошептала девушка, засовывая деньги в саквояж, — но уж лучше я буду воровкой, чем монашкой!

Выбравшись на улицу через черный ход и сжимая ручку потертого саквояжа, девушка шагнула в черноту ночи. Ветер будто с цепи сорвался — раздувая полы ее плаща, он закручивал вокруг ног юбку, срывал с головы черный капор и сбивал дыхание. Дойдя до ворот усадьбы, Юля в последний раз оглянулась на отчий дом, и именно в этот момент раздался первый раскат грома. Тоска сжала сердце. Знать бы, что ждет ее впереди? Вздохнув, она торопливо зашагала в сторону почтовой станции по едва различимой в темноте дороге. И хотя идти было недалеко, и она спешила изо всех сил, но гроза все же настигла ее в пути. Холодные косые струи дождя быстро промочили и плащ, и платье. Мокрая одежда неприятно липла к телу и затрудняла движение, но девушка упрямо двигалась вперед. Она вздрагивала при каждом раскате грома и всполохе молнии, но у нее не возникло даже мысли о том, чтобы повернуть обратно. К чему? Вернуться, чтобы в полной мере испытать на себе гнев брата и выйти замуж за этого отвратительного Четихина? Уж лучше я гувернанткой устроюсь куда, — думала она, — чем стану женой этого великовозрастного шута.

Добравшись до ворот почтовой станции, она вздохнула с облегчением и без сил привалилась к столбу. Залаяла собака. Прикрикнув на нее, на крыльцо вышел сонный смотритель. Разглядев у ворот женский силуэт, он поспешил открыть калитку и впустить промокшую насквозь барышню внутрь.

— Что же это Вы, сударыня, по ночам бродите, да еще в такую погоду? — укоризненно покачал он головой, наблюдая, как она снимает с себя насквозь промокший плащ. — Неужто дело до утра не терпит?

— У Вас есть комната на ночь? — повернулась к нему Юля. — Я заплачу вперед.

— Найдется, — с подозрением покосился на нее служащий.

Забрав у него ключи, Юленька заперлась изнутри в крохотной комнатенке, больше похожей на каморку. Но и этим она была довольна. Какая-никакая, а крыша над головой, в такую-то погоду. Сняв мокрое платье и белье, она развесила его на стоящей в углу ширме, переоделась в сухое и улеглась в постель. Уже засыпая, она вспомнила, что не спросила у станционного смотрителя, когда утром отправляется дилижанс. Только бы не проспать! — была ее последняя мысль перед тем, как она провалилась в сон без сновидений.

Едва забрезжил рассвет, девушка открыла глаза и недоуменно огляделась. Вспомнив, где находится, и быстро соскочив с постели, Юля умылась холодной водой за ширмой. Платье из толстого сукна высохнуть не успело и было неприятно влажным и холодным. Открыв саквояж, девушка со вздохом посмотрела на прелестное легкое платье из тонкого голубого шелка, которое она вчера впопыхах захватила с собой. Нет, это явно не годится для путешествия! Поморщившись, она натянула на себя влажную одежду и поспешила в контору станции. Заплатив за проезд и выпив чаю с парой горячих, только что испеченных блинчиков, она почувствовала себя намного лучше.

Наконец, подали дилижанс. Бросив прощальный взгляд на родные места, девушка решительно поднялась на подножку и уселась на сидение. Она пока слабо представляла себе, что будет делать по приезду в столицу, но сейчас самым главным было добраться до Петербурга.

Ее попутчиками оказались молодой человек, по виду служащий почтового ведомства, и очень красивая молодая женщина. Юля украдкой разглядывала ее, но что-то в ней показалось ей странным. На незнакомке было очень красивое изящное платье с довольно смелым декольте, прикрытым тонкой кружевной косынкой, которое вряд ли было уместно одевать в дорогу. Кокетливая шляпка прикрывала золотистые локоны.

Во время остановки на одной из почтовых станций молодой человек, остановившись рядом с красавицей, склонился к ней и что-то прошептал ей на ухо. Соблазнительные губы изогнулись в холодной усмешке. Повернувшись к нему, красавица бесцеремонно рассмотрела его и ответила далеко не шепотом:

— Вряд ли Вы, сударь, с Вашим-то жалованьем можете позволить себе подобные траты.

Молодой человек вспыхнул ярким румянцем и, переговорив о чем-то с кучером, устроился на сиденье рядом с ним. Красавица меж тем усмехнулась и остановила взгляд на Юле. В голубых глазах мелькнуло любопытство.