После того, как мазурка закончилась, Аня попросила проводить ее к графу с Закревскому. Граф был увлечен беседой со своим соседом, имение которого граничило с Закревским и не решившись прервать из судя по всему весьма интересный обоим собеседникам разговор своим появлением, она остановилась не дойдя до него несколько шагов.

Быстрая мазурка, казалась отняла все силы, она давно не танцевала и ощущая легкое головокружение часто обмахиваясь веером из черного кружева, посетовала на духоту. Михаил вспыхнув тотчас устремился к французскому окну за ее спиной и торопливо распахнул высокие створки. Поток холодного воздуха стремительно ворвался в зал, раздувая легкие кисейные занавески и погасив несколько свечей, обдал холодом, застывшую в изумлении Аннет. Ледяной озноб пробежал по оголенным плечам и открытой до лопаток спине. Вздрогнув, Аня обернулась. На улице мела метель. Еще несколько часов назад, когда они только подъехали к усадьбе в Лемешово, ясный вечер сиял множеством звезд с темного неба, и тонкий месяц ярко светился над кромкой темнеющего за домом парка, а ныне запуржило, завьюжило, скрывая все вокруг в мутной серой мгле.

— Не стоило, — улыбнулась она, зябко обхватывая себя за плечи.

Подбежавший лакей принялся закрывать распахнутые створки и поправлять занавески. Михаил совсем стушевался и пробормотав слова извинения спешно ретировался. Аня огляделась вокруг. Все ей чужое здесь. Устала. Устала танцевать, устала притворяться, что ей весело, что ее интересуют разговоры о людях ей совершенно незнакомых. Вновь на сердце накатила тоска. Взяв с подноса бокал с шампанским, она постаралась скрыться в тени колоны в углу бального зала, наблюдая за гостями графини.

Всегда так: напускное веселье, злословие в адрес ближних и не потому что хочется, а потому что так принято. Поняв, что не может находиться здесь более ни минуты, Анна разыскала Василия Андреевича и попросила отвезти ее домой.

Простившись с хозяйкой Закревские покинули усадьбу. И хотя Закревское от Лемешово отделяло всего десять верст, которые обычно резвая тройка, которой так гордился Егорка, покрывала в течении получаса, разыгравшаяся метель надолго задержала их в пути. Почти два часа ушло, чтобы добраться до усадьбы. За это время нагретые кирпичи, что были положены в ноги путникам совершенно остыли и Аннет уже не чувствовала своих онемевших пальцев в бальных туфельках на тонкой подошве. Холод сковал все тело, и она погрузилась в полудрему: и не сон и не явь. Слышно было, как завывает ветер за оббитыми бархатом стенками крытого возка, звон бубенцов, скрип полозьев по рыхлому колючему снегу. Больше всего она боялась, что они собьются с пути и замерзнут где-нибудь на дороге. Но несмотря на непогоду, Егорка спрятав лицо в огромном воротнике овчинного тулупа безошибочно находил дорогу в завьюженной январской ночи.

Господи! Как хорошо то дома оказаться наконец, — вздохнула Аня и едва не вскрикнула, когда ее горничная сняв с нее бальный туалет и разобрав сложную прическу, принялась растирать ледяные ступни. Пальчики на ногах нестерпимо жгло и кололо мелкими иголочками. Выпив на ночь стакан теплого молока, она укуталась в одеяло и провалилась в сон без сновидений.

Наутро метель улеглась, оставив после себя высокие рыхлые сугробы, сверкающие серебристым блеском в первых солнечных лучах. С трудом открыв припухшие веки, Аня попыталась подняться. Голова закружилась и качнувшись она вновь повалилась на постель. Дотянувшись до шнурка сонетки, дернула его так, что он оборвался. За дверью послышались торопливые шаги Таши.

— Рано Вы, барыня, проснулись, — улыбнулась девушка, — Я уж думала почитай до полудня проспите после бала то.

Аня попыталась ответить, но с потрескавшихся губ сорвался только хриплый шепот. Горло нещадно саднило.

— Батюшки! — Наташа приложила прохладную ладонь к пылающему лбу хозяйки. — Да у Вас жар. Я сейчас Агату позову, — метнулась она из комнаты.

Глава 25

То, что поначалу сама Анна приняла за обычную простуду, оказалось куда более серьезным заболеванием. Казалось, что все ее тело налилось свинцом, и любое движение давалось ей с превеликим трудом. Жар, охвативший ее, сопровождался ломотой во всем теле, Аня бредила, металась в горячке на влажных простынях. Агата не отходила от нее ни на шаг, а нянькой к Николке приставили ее семнадцатилетнюю внучку Машеньку, часто помогавшую бабушке в последнее время. Однако обычно чудодейственные травяные настои и отвары, что готовила Агата, на этот раз Ане не помогали, облегчая ее страдания лишь на некоторое время. Только на четвертый день лихорадка отступила, но ее все так же донимал мучительный кашель, и Агата запретила ей вставать с постели до полного выздоровления. Впрочем, и без ее запрета Аня не хотела ни причесываться, ни одеваться, ни выходить из комнаты. Опасаясь заразить сына, она приказала не подпускать к ней малыша. Николенька не понимал, почему мать, которая всегда души в нем не чаяла, нынче не подходила к нему, и целыми днями капризничал, но его плач только раздражал больную.

Минул месяц, а Анна так и не вышла из охватившей ее странной меланхолии. Теперь она часами просиживала в будуаре с книгой на коленях, не прочитав не единой страницы, превратившись в некое бледное подобие себя прежней. Обеспокоенный ее состоянием, Василий Андреевич послал за губернским доктором, который наблюдал Аню после рождения Николки.

Осмотрев больную, доктор выразил желание побеседовать с графом Закревским наедине, и Василий Андреевич предложил пройти в его кабинет и выпить по рюмочке бренди. Удобно расположившись в кресле, доктор снял пенсне и, достав из кармана платок, принялся протирать кристально чистые стёкла, не решаясь начать разговор. Водрузив, наконец, пенсне на место, он заговорил:

— Василий Андреевич, Ваше сиятельство, все дело в том, что я не обнаружил никаких видимых причин к тому, чтобы болезнь Анны Николаевны столь затянулась. Возможно, это покажется Вам странным, но я прихожу к мысли, что дело здесь не столько в состоянии ее телесного здоровья, сколько душевного.

— Что Вы хотите сказать этим? — заинтересовался Закревский.

— Я склонен считать, что причины болезни Анны Николаевны свойства скорее психического, нежели физического.

— Но как же Вы посоветуете лечить ее тогда? Вы же знаете мою Агату, сами советовали ее слушать. Видит Бог, мы все уже перепробовали, а видимых улучшений нет, — развел руками Закревский.

— Пожалуй, самым лучшим лекарством в этом случае была бы перемена обстановки и климата. Я бы посоветовал Вам с дочерью отправиться, к примеру, на юг Италии. Кстати, это будет на пользу и Вашему здоровью.

— В Италию? — позволил себе усомниться словах доктора Василий Андреевич.

— Чудный климат, солнце почти круглый год, к тому же в Европе нынче считают, что морской климат средиземноморского побережья очень полезен здоровью.

— Ну, раз Вы так считаете… — протянул Закревский.

— Кстати, я бы посоветовал Вам не ждать до весны, а отправляться прямо сейчас, пока дороги в хорошем состоянии.

— И как долго, Вы полагаете, нам нужно пребывать в Италии?

— Все будет зависеть от состояния здоровья Анны Николаевны. К тому же и уровень медицины в Европе не пример выше нашего.

— Ну что ж, я благодарю Вас за совет.

— Надеюсь, Вы ему последуете, — обронил на прощание доктор, уже одеваясь в вестибюле.

— Непременно. Как только улажу свои дела, — задумчиво кивнул головой Закревский.

Вернувшись после ухода доктора в кабинет, Василий Андреевич задумался. Он родился в Александровском, все свое детство провел на берегу Финского залива, и здесь, в Закревском, ему до сих пор порой не хватало шума прибоя и криков чаек. В юности он побывал в Неаполе и был совершенно очарован этим городом. Со всех сторон окруженный зелеными холмами и тенистыми рощами, он весь был пропитан солнцем и морем и являл собой рай на земле. Оттого неожиданное предложение доктора нашло в его душе живой отклик, и он загорелся этой идеей.

Сама Анна поначалу воспротивилась поездке в Италию, она просто не представляла себе, как она и Николка смогут перенести столь дальнюю дорогу. Однако поддавшись на уговоры Закревского, утверждавшего, что не так страшен черт, как его малюют, и сулившего ей множество приятных впечатлений, Аня принялась собираться в дальнюю дорогу, и в середине февраля из усадьбы выехала запряженная четверкой превосходных рысаков большая дорожная карета Закревских, где со всеми возможными удобствами расположились Василий Андреевич, Анна и Николка со своей няней, внучкой Агаты Машенькой. Агату ввиду ее преклонного возраста решено было оставить в имении. Вслед за каретой следовал нагруженный багажом экипаж, в котором ехала прислуга: камердинер Закревского и личная горничная Анны.

Хотя дорога и в самом деле была долгой и утомительной, Николенька на удивление всем переносил тяготы пути куда легче, чем о том беспокоилась его мать. Ей самой приходилось куда хуже. Как ни спешил Василий Андреевич, но короткий зимний день не позволял делать более ста верст за день, потом пришлось задержаться в Кракове, где дорожный экипаж сняли с полозьев и поставили на колеса, поскольку двигаться на санях и дальше стало практически невозможно. Конечно, на колесах уж невозможно было ехать с той же скоростью, к тому же весенняя распутица сделала последний отрезок путешествия совершенно невыносимым, однако к концу марта путники въехали в Венецию. В Венеции решено было устроить краткую передышку в этом долгом и трудном путешествии, которую семейство Закревских с удовольствием употребило на осмотр достопримечательностей. Но как только Аннет ощутила в себе силы ехать дальше, Закревские покинули город каналов и устремились на юг Италии, в Неаполь.

Чем дальше на юг продвигались путешественники, тем ярче светило солнце, теплая весна сменялась знойным итальянским летом. В Неаполе Василий Андреевич оставил все семейство в небольшой гостинице и, предварительно поинтересовавшись у хозяина, где и у кого он может арендовать на длительный срок подходящее жилье, сам отправился на поиски. Русских в Италии всегда встречали тепло. Как правило, русские не спорили о цене и весьма щедро платили по счетам. Ему повезло. Рассмотрев несколько вариантов, Закревский арендовал небольшой, но совершенно очаровательный дом на берегу моря, который сами итальянцы называли Villa Rosa Bianca, что означало Вилла "Белая Роза". И в самом деле, два небольших балкончика дома и колонны, что их поддерживали, увивала белая плетущаяся роза, источавшая дивный аромат. Обстановка самой виллы отнюдь не была роскошной, но во всех комнатах царили чистота и порядок, создавая ощущение уюта; мебель была далеко не новой, но удобной. Уже к вечеру следующего дня Василий Андреевич вместе с семьей и прислугой перебрался в новое жилье. Даже Анна, утомленная долгим путешествием и воспринимавшая все вокруг с привычной меланхолией, не смогла сдержать возгласа восхищения, оказавшись в небольшом саду, что окружал их новое пристанище. Райский уголок, — сразу пришло ей на ум. — Должно быть, именно так выглядит он, — улыбалась Аня, оглядываясь по сторонам. Маленький садик благодаря заботливым рукам пожилого итальянца-садовника являл собой причудливое смешение красок и форм: цветущие кустарники, названия которым она даже не знала, клумбы с самыми разнообразными цветами и затененная беседка около небольшого мраморного фонтана — все это дышало тишиной и спокойствием, настраивая любого, кто оказался здесь, на умиротворяющий лад. Само течение времени, казалось, совершенно не касалось этого места.

На следующий день, взяв с собой сынишку с нянькой, и в сопровождении своей горничной она решила спуститься к берегу моря. Егорка, их возница, принес из дому легкое плетенное кресло, поставил его в тени огромного дуба и с поклонном удалился. Берег моря был в каких-то двадцати саженях от мраморных ступеней, ведущих к калитке на заднем дворе их жилища. Оглянувшись на белые стены виллы, Анна с улыбкой помахала рукой Василию Андреевичу, который наблюдал за ними, стоя на небольшом балкончике. Удобно устроившись в кресле, Аннет прикрыла глаза. Мерный рокот прибоя ласкал слух, легкий ветерок приятно освежал разгоряченную кожу. Подумать только, — улыбнулась Аня, — в Закревском едва только первая зелень распустилась, а здесь все уже утопает в ней. Воистину, это рай на земле. Николенька, вырвавшись из рук своей няньки, с визгом бросился к воде. Машенька догнала сорванца, но слишком поздно: маленький барин успел двумя ногами забежать в полосу прибоя и, не удержавшись на ногах, плюхнулся прямо в набежавшую волну. Подхватив на руки капризничающего малыша, Маша, что-то ворча себе под нос, отправилась переодевать его.

Проводив их взглядом до самой калитки, Анна сняла шляпку, что мешала ей, откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Солнышко, проникая сквозь густую крону, играло бликами на ее лице. Легкая улыбка коснулась нежных губ. Господи! Как же хорошо здесь, — вдохнула она полной грудью. Тишина, нарушаемая только плеском волн, и шумом ветра в густой кроне дерева убаюкала ее, и она сама не заметила, как задремала.