Поутру, помня о своем разговоре с Шеховским, Николай Николаевич написал записку княгине Волконской с просьбой принять князя Шеховского. Отослав послание, Муравьев спустился к завтраку. Губернатор был в отличном настроении, все неприятности дня вчерашнего не то, чтобы забылись, но на время отошли на задний план. Он уже наметил для себя ряд мер, которые собирался применить к нерадивым чиновникам, вплоть до отставки некоторых особо отличившихся, и нынче уж смотрел только в будущее.

Посланный в дом Волконских лакей вернулся после завтрака с ответом от Марии Николаевны. Княгиня писала, что они будут рады принять у себя князя Шеховского и ждут его нынче к обеду. Павел, не ожидавший столь скоро приглашения, был приятно удивлен.

— У нас в Иркутске общения, сами знаете, немного, — ответил Муравьев на его вопрос, — Вы как человек новый, к тому же сравнительно недавно побывавший в столице, конечно же, вызываете определенный интерес.

В тот же день состоялось знакомство с Волконскими. В провожатые к Волконским по просьбе Муравьева с радостью согласился быть Струве, поскольку был частым гостем в этом доме. Сам Сергей Григорьевич Волконский на Шеховского произвел неизгладимое впечатление. Увидев князя, Павел был поражен его внешним видом: встречать их вышел высокий старик с седой окладистой бородой, одетый в простую серую русскую рубашку, подпоясанную простым кушаком. Мужик мужиком, — удивился Павел. Но, однако же, взглянув в глаза Волконского в момент представления, когда Струве назвал его, он тотчас отметил произошедшую в нем перемену. Глаза его смотрели строго и властно, на смену старику-крестьянину явился князь и генерал.

— Добро пожаловать, Павел Николаевич, — тепло поприветствовал его Сергей Григорьевич.

Мария Николаевна вместе с детьми ожидала гостей в небольшой столовой за накрытым к обеду столом. Сын Волконских, Миша, три года назад с большими трудностями был принят в гимназию исключительно благодаря протекции Муравьева. Все дело было в том, что дети ссыльных лишены были дворянства и должны были быть записаны в крестьянское сословие. Такая участь ждала и Михаила Волконского, но окончив гимназию с золотой медалью и поступив на службу в канцелярию губернатора, он нынче имел возможность переменить свою судьбу. Теперь перед ним была открыта карьера. Шестнадцатилетняя Нелли была очень мила, вела себя скромно и просидела весь обед потупив взор, не решаясь рассмотреть гостя, как ей того хотелось.

После обеда заговорили о цели визита Шеховского. Сергей Григорьевич действительно знал людей, которые ходили на Амур и могли бы провести в его устье, где нынче был основан пост Петровский, небольшой отряд. Договорились, что назавтра Волконский сам проводит гостя к Пляскиным.

Михаил Васильевич Пляскин был годов преклонных и за свою долгую и богатую приключениями жизнь много где побывал, однако сам проводником идти отказался.

— Стар я больно, — развел руками старик. — А вот присоветовать, к кому обратиться, очень даже могу. Да взять хотя бы сродственника моего, Ваньку, — тот отведет.

Ванькой оказался невысокий щуплый мужичок. Он подтвердил, что не раз ходил к истокам Амура и готов повести экспедицию.

— Только это Вам, Ваше сиятельство, даже не по Охотскому тракту путешествовать, — хитро улыбнулся Шеховскому мужичонка. — Там тайга непролазная.

— Да ты его сиятельство не стращай, — неожиданно заступился за Павла Сергей Григорьевич, — он не из тех, кто по паркету шаркает.

— Ну, тогда, стало быть, до весны, а там — в путь, — пожал плечами Ванька. — До истоков дойдем, а дальше на лодках сплавляться будем.

— Это что же, лодки с собой везти? — ужаснулся Шеховской.

— Зачем же везти? У гиляков на ружья сменять можно, — ответил Ванька.

Господи! Куда еще судьба забросит, — невесело усмехнулся Павел, вернувшись в отведенную ему комнату в губернаторском доме. Вспомнились слова гадалки: "А ты, князь, зла на меня не держи, я и сама не рада, когда такое вижу. Тебя-то самого тоже лихие денечки ожидают. Ох, и далеко тебя судьбинушка забросит, еще проклинать ее будешь!" Как в воду глядела, — вздохнул Шеховской, устраиваясь на ночь. Сон не шел. Под впечатлением от новых знакомств и грандиозных планов, Павел долго ворочался с боку на бок. Наконец, устав от бесплодных попыток уснуть он поднялся.

— Прохор, — позвал он денщика, спавшего в гардеробной.

— Чего изволите, ваше сиятельство, — явился на его зов заспанный слуга.

— Помнится мне, были у меня сигары где-то, — продолжил князь.

— Павел Николаевич, так Вы ж вроде бы как бросили-то это дело, — удивленно произнес Прохор.

— Ты мне зубы не заговаривай. Разыщи давай, да принеси.

— Эт я мигом, только, как по мне, так ни к чему оно Вам.

— Поговори мне еще, — строго глянул на денщика князь. — Забываться ты начал, как я погляжу.

Прикурив сигару, Шеховской закашлялся. Затушив ее, он распахнул окно и глубоко вдохнул морозный воздух.

— Ваше сиятельство, Вы ей Богу, как дитя малое. Простудитесь, — покачал головой Прохор убирая сигары. — Что за блажь на вас нынче нашла?

— Неспокойно на душе отчего-то, — отозвался Павел, закрывая окно. — Вот скажи мне, Прохор, бывает у тебя такое, что мается душа, а отчего — понять не можешь?

— Жениться Вам надобно, Ваше сиятельство, — ворчливо отозвался денщик, — и вся маета пройдет.

— И ты туда же, — вздохнул Павел.

— А что в том? Не век же…

— Помолчи, — оборвал его Шеховской, враз помрачнев лицом.

Вновь нахлынули непрошенные воспоминания, растравив, разбередив сердце. Отпустишь ли ты меня когда-нибудь? — тоскливо глядя в ночь за окном, вопрошал он неведомо кого. — Отпустит, коли ты сам будешь готов ее отпустить, — ответил он сам себе. — Видимо, не пришло еще то время, когда перестанут болеть душа и сердце при этих воспоминаниях.

Глава 26

Как оказалось, Павел напрасно переживал из-за встречи с Александрой: к тому времени, как он вернулся из Якутска, Зарины уже покинули Иркутск Дядя Александры, Владимир Николаевич, давно уже хлопотал о переводе на новое место службы поближе к престарелой матушке, проживавшей в Орловской губернии, и вот наконец-то его просьбу удовлетворили, причем так, как он и надеяться не мог. Первоначально назначение Зарина планировалось во Владимир, но потом его определили нести дальнейшую службу в Курске, а уж от Курска было куда ближе до семейного имения, нежели из Владимира.

Обо всем этом со всеми подробностями Павлу рассказал Струве, который был своим человеком в доме Зариных в их бытность в Иркутске. Его же, зная о том, что Шеховской по весне отправится в Петровский, Владимир Николаевич попросил передать князю письма для Катерины и Геннадия Николаевича Невельских.

Подготовка к Амурской экспедиции отнимала почти все время. В поход с Шеховским, кроме проводника Ваньки и бессменного Прохора, отправлялись специально прибывший из Петербурга топограф Степан Аркадьевич Подольский и пятеро казаков. Путь их пролегал по местам, не обозначенным ни на одной карте, а целью для небольшого отряда ставилось выяснение возможности сплава по Амуру от самых его истоков к устью, где ныне Невельским был основан Петровский пост. Прежняя экспедиция Невельского во многом доказала, что земли, лежащие за Амуром, не принадлежат никому, и та сторона, которая займет их первой, и станет там полновластной хозяйкой. Как оказалось, и англичане, и американцы имели немалый интерес к данным территориям, и потому без того, чтобы обеспечить их должную защиту, невозможно было сохранить их за собой. Оттого и отправлял сейчас Муравьев в эту опасную экспедицию Шеховского, чтобы Павел Николаевич изучил путь по Амуру с тем, чтобы по осени этим путем отправить из Нерчинска капитана второго ранга Казакевича с полным годовым запасом продовольствия, а с ним двести пятьдесят человек нижних чинов из линейных батальонов и казаков для усиления военной команды, бывшей в распоряжении Невельского. И если люди могли добраться до устья Амура и по тайге, то доставить туда годовой запас продовольствия без реки было совершенно невозможно, а по донесениям Невельского и нынешней военной команде продовольствия не всегда хватало.

К концу марта в Иркутске сошел снег, но как ни не терпелось Павлу отправиться в путь, выступать в дорогу по-прежнему было рано. В тайге земля по-прежнему была слишком сырая, и копыта тяжело навьюченных лошадей проваливались бы в грязное месиво.

Размышляя о грядущей экспедиции, Павел вспоминал, как отправляясь в свой первый поход на Камчатку по Охотскому тракту поначалу тяжело принял практически полное отсутствие цивилизации. Но чем дальше они уходили от Якутска, тем сильнее его влекло неизведанное. Путешествие по тайге было чем-то совершенно новым, и он с удивлением ловил себя на мысли, что оно ему нравится. Нравилось неспешно ехать по чуть приметной тропе, вслушиваться в звуки леса, окружавшего их со всех сторон, и, что самое главное, здесь он мог быть тем, кто он есть. Если бы не несчастный случай с медведем, едва не стоивший ему жизни…

Наконец, земля уже достаточно просохла, и небольшой отряд под командованием Шеховского вышел из Иркутска. С каждым днем тайга все более преображалась. Невозможно было не радоваться этому обновлению природы, первой нежной зелени, теплому весеннему солнцу и этому особому запаху: влажной земли, смешанному с ароматами первоцветов. Радуясь теплу, с дерева на дерево порхали птахи, наполняя тишину леса разноголосым щебетом и гомоном. Сбегая с высоких хребтов, то и дело путь им преграждали бурные ручьи, несущие в себе талые воды с вершин сопок.

Самый сложный участок пути ожидал путешественников до истоков Амура. Двигались неспешно потаенными лесными тропами. Добравшись до Байкала, какое-то время шли берегом озера. Шеховскому казалось, что никогда в своей жизни он не видел ничего более прекрасного, чем это огромное озеро, в чистых водах которого отражалось бескрайнее синее небо, какое бывает только по весне. Остановившись на ночевку на берегу, разбили лагерь. Пока казаки разводили огонь, Прохор вместе с Ванькой попробовали удить рыбу. Улов был небольшой, но уставшие путники обрадовались и этому.

После ужина Павел долго сидел на высохшем стволе поваленной сосны, подробно записывая все события сегодняшнего дня в дневник, который начал вести в этой экспедиции. Весело потрескивал в костре хворост, тихо рокотал прибой, взошедшая луна осветила все вокруг призрачным светом, отразилась в водах озера, завораживая своим сиянием. Он впервые пожалел о том, что не наделен даром художника, дабы навечно запечатлеть открывшуюся ему красоту этого дивного края, о чем и написал тут же, сам дивясь этой мысли.

Проснувшись на рассвете с первыми лучами солнца, Поль вышел из палатки, которую делил с Прохором и Степаном Аркадьевичем Подольским, тем самым топографом. Еще вчера его заворожил Байкал, залитый лунным светом, но рассвет на Байкале являл собой фееричное зрелище. Все вокруг, казалось, стало золотым. Отражаясь в водах озера, восходящее солнце залило все вокруг золотым сиянием, отразилось от прибрежных скал, позолотив высокие уступы, окрасило золотом небосвод. Один из казаков, уже бывавший в этих местах, остановился рядом с ним на небольшом возвышении.

— Нечасто такое увидишь, — вздохнул он. — Ширь-то какая, простор!

— Дух захватывает, — согласился Павел.

— То ли еще будет, Ваше сиятельство! В здешних местах такие богатства сокрыты! Зверья, птицы, рыбы видимо-невидимо. А вот как до Амура дойдем, там еще и не такое увидите.

— Так ты, Савелий Яковлевич, стало быть, бывал на Амуре?

— Доводилось, — кивнул головой казак. — Но вот спускаться до самого низовья не приходилось.

— Все когда-то впервые бывает, — усмехнулся Шеховской. — Я вот тоже не думал никогда, что окажусь здесь.

Наскоро позавтракав, небольшой отряд тронулся в дальний путь. Обогнув Байкал, спустились к Нерчинску, откуда решено было сплавляться на лодках. У Шеховского было письменное распоряжение Муравьева к местному начальству о том, чтобы экспедиции было оказано всяческое содействие, в том числе и обеспечить лодками для сплава по реке. Оставив лошадей и перегрузив всю поклажу в три больших лодки, тронулись вниз по Нерче, что впадала в Шилку.

Шилка и Аргунь, сливаясь вместе, собственно и образовывали Амур. Шилку одолели за неделю пути. Погода благоприятствовала, и по пути никаких неприятностей не случилось. Впереди был Амур, неизвестный и неизведанный. По прикидкам проводника, их ждало более двух с половиной тысяч верст по реке. Помогая веслами, в день удавалось пройти почти 60 верст. Павел налегал на весла наравне с остальными и к вечеру падал с ног от усталости, но несмотря на это после ужина садился у костра со своей тетрадкой и карандашом и записывал впечатления от прожитого дня, стараясь не упустить ничего из виду. Чем ниже спускались по течению, тем шире и полноводнее становился Амур. Река определенно могла использоваться для судоходства. Именно это более всего интересовало Муравьева.