Сидя в тишине кабинета, Мари прислушивалась к звукам музыки, доносящимся из бального зала. Интересно, с кем он танцует сейчас? — подумалось ей, и вслед за этой мыслью новая волна рыданий сотрясла хрупкие плечи. Она не слышала, как открылась и закрылась дверь и только когда зажглась свеча в подсвечнике, поняла, что больше не одна в комнате. Испугано охнув, Мари всмотрелась в темный силуэт у письменного стола.

Павел попросту сбежал из зала, едва завидел Софью Андреевну под руку с очередной прелестной барышней, выискивающую его глазами среди разодетой толпы гостей, и пришел в кабинет, желая немного побыть в одиночестве.

— Мари, — тихо произнес он, — видимо, горе Ваше и впрямь велико.

Достав из кармана чистый платок, Шеховской опустился рядом с креслом на одно колено и промокнул заплаканные глаза девушки. Маша сглотнула ком в горле.

— Вы даже не можете представить, насколько оно велико, Павел Николаевич, — прошептала она в ответ.

— Ну, так расскажите, может, я смогу Вашему горю помочь? — глядя ей в глаза, продолжил Павел.

Всхлипнув, Маша снова зашлась в рыданиях, и, обвив руками его шею, спрятала заплаканное лицо на его плече. Эполет царапнул нежную кожу щеки, но она только крепче прижалась к нему. Шеховской в растерянности обнял вздрагивающие плечи и погладил ее по спине.

— Ну, полно, Маша, полно! Что с тобой? Ей Богу, ты так на похоронах отца не рыдала, как сейчас.

— Ты не любишь меня, не любишь, — прошептала она.

— Мари, — Павел слегка встряхнул ее за плечи, заставив посмотреть ему в глаза, — Ты замужняя женщина. О чем ты говоришь?

— Это все неважно, — всхлипнула она. — Я хочу быть твоей, только твоей! Поль, ну почему нет? Помнишь, когда ты вернулся с Кавказа в Павлово, ты говорил мне, что я самая красивая.

— Помню, — отпуская ее и поднимаясь, ответил Шеховской. — Помню, Мари. И я не лгал тебе тогда.

— Но что сейчас мешает нам быть вместе? — тихо спросила Маша. — Ведь теперь тебе не придется делать мне предложение.

Шеховской усмехнулся.

— Твой супруг меткий стрелок, Мари, а мне еще не надоело жить. Григорий не из тех, кто спокойно отнесется к сомнительной славе рогоносца. К тому же у нас с ним старые счеты, и он не колеблясь ни минуты проделает дырку в моей голове.

Маша вскочила с кресла и, повиснув у него на шее, приникла губами к его губам. Поль ощутил, как зачастило сердце в груди, перехватило дыхание, руки сами помимо его воли сжали в объятьях тонкий стан. Мягкие нежные губы под его губами, тонкий аромат духов и ее собственный запах кружили голову. Опомнившись, он слегка оттолкнул ее и убрал руки за спину.

— Вот видишь, — глаза Маши торжествующе блеснули, — ты хочешь меня.

Шеховской криво усмехнулся.

— Мари, ты ведь тогда говорила, что любишь меня, — покачал он головой. — Неужели это — все, что тебе от меня нужно? Мне жаль тебя! А мое возбуждение — я три года вел монашеский образ жизни, я сейчас захочу любую женщину, которая попадет ко мне в объятья. Это говорит лишь о том, что мне надо посетить одно заведение на Итальянской.

— Хочешь сказать, что предпочтешь мне проститутку? — недоверчиво распахнула глаза Маша.

— О, какие слова из уст благовоспитанной барышни! — не скрывая сарказма, заметил Павел. — Ты права, именно так. Во всяком случае, она не будет говорить мне о любви! А сейчас тебе лучше уйти, — указал он глазами на дверь.

Глава 27

В глазах Мари полыхнула ярость. Шеховской, с преувеличенной любезностью кивнув ей, отвернулся к окну и глубоко вздохнул, пытаясь унять сердцебиение. За спиной послышалось шуршание шелка, колыхнулось пламя свечи, когда Мари проходила мимо стола, с глухим стуком закрылась дверь.

Павел устало закрыл глаза и замер, прижавшись лбом к окну. Холодное стекло остудило пылающий лоб. После ухода Мари, дерзнувшей посягнуть на его одиночество в его же личных покоях, мысль спрятаться от шума бала в тишине темного кабинета уже не казалась ему столь привлекательной. Что ж, значит, нужно покончить с этим как можно быстрее, выбрать одну из этих совершенно для него одинаковых хихикающих девиц и повести ее к алтарю. Когда-то он сказал, что не приемлет брака без любви, но что, если он так никогда и не встретит ту, что станет для него всем? Разве возможно, единожды утратив дарованное Господом счастье, вновь обрести его? И опять пред мысленным взором предстал образ жены. Юленька! — невыносимой болью стиснуло грудь. — Милая, родная, зачем же ты оставила меня?!

В двери тихо постучали, и Павел отшатнулся он окна — неужели опять Мари? Резкое "Entrez! (Войдите (фр.))" сорвалось с губ.

— Поль, — укоризненно обратилась к нему с порога Софья Андреевна. — Я видела, как Мари вышла из твоих покоев. Потрудись объяснить, что это значит?

— Ничего, maman, — повернулся к ней Шеховской. — Ничего не значит! Просто побеседовали по душам.

— Я хочу просить тебя не совершать необдуманных поступков, — продолжила Софья Андреевна. — Не скрою, было время, когда я желала видеть Вас вместе, но ныне…

— Оставьте, maman, — едва сдерживая раздражение, выдавил Павел. — Вы заблуждаетесь на мой счет. Мари не интересовала меня тогда, и сейчас ничего не изменилось.

Софья Андреевна смутилась.

— Я вижу, разговор этот тебе не приятен.

— Вы правы, маменька, однако это не извиняет мою резкость, — поднеся к губам руку матери, покаянно произнес Павел. — Я ведь понимаю, с какой целью Вы ныне устроили это грандиозное собрание, как прекрасно вижу, что и Вам оно не по душе. Право, не стоило!

Софья Андреевна слегка наклонила голову, — принимая его извинения.

— Но все же — давай вернемся, mon cher?

Павел молча предложил руку матери.

Чем ближе они подходили к южному крылу дома, тем громче становилась музыка. Почти на пороге бального зала Павел остановился и повернулся к матери.

— Мне пришла в голову мысль. Возможно, она Вам понравится, — улыбнулся он.

— Я слушаю тебя, — заинтересовалась княгиня.

— А не пригласить ли в Павлово Балашовых?

— На твои именины?

— Почему нет? — пожал плечами Поль.

— Ты уверен? — с сомнением переспросила Софья Андреевна, вспоминая скромную и невзрачную на фоне признанных красавиц Долли Балашову, которую пригласила на этот бал лишь в память о давней дружбе с ее матерью, Ангелиной Леонтьевной.

— Нет. Но хотел бы присмотреться к этой девушке, — честно признался он.

Вернувшись в зал, Павел разыскал глазами mademoiselle Балашову, которая по-прежнему не отходила от своей матери и все так же пыталась спрятаться за ее креслом. Улыбнувшись, Шеховской решительно направился в сторону дам Балашовых. Чем ближе он подходил, тем бледнее становилась Долли. Склонившись к уху матери, она что-то прошептала, но Ангелина Леонтьевна небрежно отмахнулась от ее слов, улыбаясь направляющемуся к ним молодому человеку. Остановившись перед креслом, в котором восседала madam Балашова, Павел слегка прищелкнул каблуками.

— Madam, позвольте мне пригласить Вашу очаровательную дочь.

— Конечно, Павел Николаевич, — кокетливо взмахнула ресницами Балашова старшая.

— Долли… — многозначительно прошептала она растерявшейся дочери.

Даша послушно раскрыла бальную книжечку и замерла. Глядя сверху на абсолютно чистую страничку, Шеховской поймал растерянный взгляд девушки.

— Вальс, — шепнул он чуть слышно.

Дарья залилась румянцем, и маленький позолоченный карандашик послушно вывел его фамилию вместе с титулом напротив вальса. Ободряюще улыбнувшись ей, Поль отошел к небольшой группе своих бывших сослуживцев и друзей.

— Mon ami, — удивленно вскинул бровь Мишель, наблюдавший за странными маневрами Павла, — твой выбор несколько удивляет, — вполголоса заметил он.

— Отчего же? — так же тихо ответил Шеховской. — Скромна, мила, спокойна.

— И от страха пред тобой едва в обморок не упала, — добавил Михаил, с сомнением качая головой. — Оглянись вокруг. Ты уверен, что поступаешь правильно?

— Я уже был женат на красивой женщине и по любви, — отозвался Поль. — Может, стоит, наконец, прислушаться к голосу разума? Да, если я забуду, напомни мне о вальсе!

Разговор вновь вернулся к политике. Павел внимательно вслушивался в рассуждения офицеров. Поговаривали о том, что Государь собирается ввести войска в Молдавию и Валахию. Кто-то считал, что это непременно повлечет за собой объявление войны со стороны турок. От заинтересовавшей его беседы Павла отвлек лёгкий хлопок по плечу. Обернувшись, Шеховской, вопросительно уставился на Горчакова.

— Твой вальс, — указал глазами на mademoiselle Балашову Михаил.

— Merci, mon ami, — улыбнулся в ответ Поль.

Даша, не сказав ни слова, осторожно вложила свою руку в его протянутую ладонь и позволила увлечь себя в круг танцующих. Не отрывая взгляда от носков своих туфелек и закусив от напряжения губу, она послушно скользила в его объятьях по паркету.

— Вы боитесь отдавить мне ноги? — тихо спросил он и тотчас задохнулся от нахлынувших воспоминаний. Он почти ожидал, что сейчас она поднимет голову и ответит "нет", а он утонет в колдовском омуте черных глаз.

— Да, я плохо танцую, — заливаясь румянцем, ответила Долли, и чары развеялись.

Павел удивленно моргнул: на него испуганно смотрели голубые глаза, маленькая ладошка чуть подрагивала в его руке. Ни дать ни взять испуганный заяц, — нахмурился Поль. Заметив, как омрачилось его лицо, Дарья судорожно вздохнула и сбилась с шага, наступив ему на ногу.

— Pardonnez-moi, (простите меня (фр.)), — бескровными губами прошептала она.

— Ne vous excusez pas. Pardonnez-moi ma maladresse. J'ai trop longtemps ne dansait. (Не извиняйтесь. Простите мне мою неловкость. Я слишком давно не танцевал (фр.)), — не моргнув глазом, солгал Шеховской. К счастью для mademoiselle Балашовой, вскоре музыка стихла, и Павел проводил ее обратно к матери. Вцепившись обеими руками в спинку кресла, в котором сидела ее maman, Даша проводила глазами высокую фигуру князя.

— О чем Вы говорили? — шепотом спросила ее Ангелина Леонтьевна.

— Ах, маменька, я наступила ему на ногу, — простонала Дарья.

— И что он сказал? — выдохнула madam Балашова.

— Извинился за свою неловкость и сказал, что давно не танцевал.

— Бог мой, он определенно заинтересован тобой! — восторженно прошептала Ангелина Леонтьевна.

— Маменька, Вы заблуждаетесь! — обмахиваясь веером, ответила Даша, боясь даже посмотреть в ту сторону, где Павел остановился около группы офицеров.

— Долли, ты будешь самой настоящей дурой, если упустишь такую партию!

— О чем Вы, маменька? Какая партия? Я думаю, это Софья Андреевна просила его пригласить меня, — краснея, ответила Даша и едва слышно добавила. — Он пугает меня. Эти ужасные шрамы…

Шеховской больше не подошел и даже ни разу не взглянул в ее сторону. Понемногу Долли успокоилась, утвердившись во мнении, что Павел Николаевич пригласил ее танцевать по просьбе Софьи Андреевны, оттого приглашение в Павлово, доставленное на следующее утро в дом Анатоля Аркадьевича Балашова, старшего брата ее отца, у которого они с отцом и матерью остановились на время сезона, застало ее врасплох.

А Ангелина Леонтьевна ликовала.

— Это определенно оно! — восторженно сверкая глазами, говорила она за завтраком. — Mon cher, — обратилась она к супругу, — Долли нужен новый гардероб. Бог мой! Сам Поль Шеховской! Ты хоть понимаешь, что это значит?!

— Умерьте свой пыл, ma chИrie, — отложив в сторону газету, ответил ей супруг. — Откуда Вам знать, может, помимо нас, туда приглашена половина Петербурга.

— Да нет же, как Вы не понимаете! Он приглашал ее танцевать.

— И что? — раздраженно заметил Степан Аркадьевич. — Это еще ничего не значит.

Анатоль Аркадьевич, допив свой кофе, аккуратно поставил чашку на стол.

— Я полагаю, ты не прав, — обратился он к Степану Аркадьевичу, — это приглашение выглядит, по меньшей мере, странным.

— Маменька, папенька, — Даша ощутила, как слезы отчаяния наворачиваются на глаза, — прошу Вас… Маменька, умоляю Вас, откажитесь, напишите, что я занемогла!

— Долли, — Ангелина Леонтьевна удивленно воззрилась на свою младшую дочь, — и речи быть о том не может! Мы поедем, и я прямо сейчас отвечу на приглашение.

— Дашенька, душечка, — ласково улыбнулся ей отец, — оставь нас, пожалуйста.

Кинув на отца умоляющий взгляд, Дарья поднялась из-за стола и торопливо покинула столовую. Поднимаясь по лестнице в свою комнату, она вновь вспоминала тот злополучный вальс. Теперь ей чудилась насмешка в мягком тоне, каким говорил с ней князь, казался неуместным его снисходительный взгляд, раздражало то, что он забыл о ней сразу же, как только вернул в общество матери — все это, по ее мнению, говорило о том, что она ему безразлична, но он по какой-то непонятной прихоти решил вовлечь ее в какую-то странную игру, смысла которой она не понимала и оттого боялась попасть впросак. Довольно! И так над ней уже потешается добрая половина Петербурга.