– Ты неправильно поняла Селесту, Док.

На лице Бака появилось отчаяние.

– Я люблю ее и знаю, что она любит меня, но ей хочется ухаживать за мной как за больным. Она не дает мне и шагу ступить без ее участия. Я провалялся в постели больше недели, и, если во мне осталась хоть капля мужества, сегодня я оденусь и проведу на ногах несколько часов.

– Селеста в ярости.

Бак помолчал, прежде чем продолжить:

– Я сделаю так, что она все поймет, я с ней объяснюсь, когда наведу порядок на «Техасской звезде».

– Я же говорю, что тебе слишком рано заставлять себя...

– Не слишком рано. Я не собираюсь заставлять себя, а если подожду еще, будет слишком поздно. – В голосе Бака послышалось беспокойство, он перешел на шепот. – Я теряю контроль над ранчо, Док. Я не могу себе позволить поступать, как мне хочется, если хочу сделать ранчо таким, каким оно было раньше. Селеста пыталась заниматься делами, но она и понятия не имеет о том, что нужно делать, и она действует по указке своей служанки. Мне нужно встать на ноги. Мне нужно узнать, какие решения необходимо принять, какие шаги предпринять, что я в состоянии сделать. Никто, кроме меня, не знает, сколько у меня долгов, и нет никого, к кому я могу обратиться.

– Но ведь есть Кэл. Он появится здесь очень скоро, чтобы тебе помочь.

– Нет.

– Он хочет помочь.

– Я не желаю говорить на эту тему! Бонни умерла, и Кэл для меня тоже умер.

– Болван ты, вот ты кто!

– Сейчас не осталось никого, кроме нас с Селестой. Рано или поздно Селеста поймет, чем я занимаюсь, а я забочусь о ней и о себе.

Раздался стук в дверь. Док повернулась и увидела Онор с выстиранной одеждой в руках.

– Куда мне это положить? – спросила она.

– На кровать, куда же еще?

Пристально взглянув на него после столь резкого ответа, Онор положила одежду на кровать и ушла.

Док подняла брови, услышав тихое хихиканье Бака. Она почти не сомневалась, что услышала в его словах некоторое уважение.

– У этой девушки твердый характер. Я заметил в ней это качество в тот день, когда ее нога впервые переступила порог моей кухни.

– Ты совершаешь ошибку, восстанавливая против нее Селесту.

– Я этого не делаю, так получается. Просто Селеста слишком уж переживает из-за моей болезни. Она сделала больше, чем вправе ожидать старик вроде меня.

– Она знала, за кого выходит замуж, когда выходила за тебя.

– Ну да, за состоятельного человека в расцвете лет, а не за больного старика, который больше уже и не мужчина.

– Бак... ты болен. Она это знает.

– Мне нужно занять то место, которое принадлежит мне по праву, Док. Я должен быть мужчиной, которого Селеста могла бы уважать.

– Уважать...

– Мне нужно встать сегодня. Я сделаю так, что Селеста не накажет эту девушку.

Док смотрела на жалкого калеку, в которого превратился Бак. И ее удивлял решительный блеск в его глазах.

– Давай я помогу тебе встать, – предложила Док, хоть ей и очень не хотелось идти у него на поводу.

– Я знал, что ты меня не подведешь.

– Не обманывайся насчет того, что я изменила решение. Я просто подумала, кто поднимет тебя – я или Онор, и в таком случае пусть уж лучше Селеста злится на меня, чем на нее. Селеста и так меня не любит.

– Нет, нет. Она думает, ты слишком мало сделала для того, чтобы мне стало лучше.

– Она так за тебя волнуется...

– Она говорит, что я смысл ее жизни.

– Садись, старый дурень. Я помогу тебе одеться, – сердито приказала Док, чуть не поддавшись искушению высказать все, что вертелось у нее на языке.


– Твой муж выбрал кухарку, не посоветовавшись с тобой.

Селеста зло смотрела на мрачную Маделейн, сидевшую перед ней на кровати. Селеста спряталась в ее комнате после того, как, разозлившись, покинула мужа, но, войдя сюда, обнаружила, что Маделейн слышала все, о чем говорилось в спальне Бака.

– Как ты смеешь даже думать такое? Мой муж меня боготворит! – вскричала она в ответ на слова служанки.

– Он пошел против твоей воли и позвал повариху. Я говорю это, чтобы ты поняла, что происходит.

Селеста внимательно посмотрела на служанку.

– У тебя что, мозги помутились от раны? Муж позвал кухарку, когда мы обе – Док и я – отказались выполнить его распоряжение, и он позвал ее только потому, что знал: она сделает все, что он прикажет.

– Потому что между ними существует связь.

– Потому что он знает, что она выполнит любое его распоряжение, вовсе не думая о том, к чему это приведет!

– Ты ошибаешься!

Красивое лицо Селесты исказила злобная усмешка.

– Ты пытаешься мне внушить, что мой муж предпочел бы мне эту худую, безвкусно одетую женщину? – прошипела она.

– Девушка и впрямь худа, но одета она отнюдь не безвкусно, у нее есть характер, с которым считается и которым восхищается твой муж.

– Ну откуда тебе знать, что происходит за дверью твоей комнаты, ведь ты лежишь в этой постели как бревно?

– Ты ошибаешься – я много чего знаю. – Темные глаза Маделейн сверлили лицо Селесты. – Я внимательно слушала, о чем говорили за ужином работники на кухне. То, что они едят там, а не в сарае для угля, – это победа кухарки, а ты не способна навести порядок.

– Сейчас мне приходится думать над более важными вещами.

– Может быть, но мужчины благодарны ей за это. А еще они говорят, что она чувствует себя на кухне полноправной хозяйкой, а ты не оспариваешь ее право на это.

– Хозяйка на кухне? Ты считаешь это подвигом?

– Ты уступила ей кухню. А еще ты позволяешь ей заходить в мою комнату, а следовательно, уступила ей право нарушить уединение этой комнаты. Ты должна задуматься над тем, что вскоре ты уступишь ей еще одну комнату, очень важную для нас.

– Что это ты имеешь в виду.?

– Теперь она входит в спальню твоего мужа.

– Злобная ведьма! Мой муж не желает никакой другой женщины, кроме меня.

– Эта девушка молода.

– Я тоже!

– И она для тебя угроза.

– Мой муж не поддается на ее провокации. Он даже не может справиться с тем, что у него есть.

– Он поправляется.

– Потому что я ему это позволила.

– Мужчины говорят о ней с уважением.

– Мне все равно, что они говорят.

Маделейн упорствовала:

– Пора обезопасить себя и не пускать Онор в комнату твоего мужа. Он любит молодых девушек. Больной или здоровый, он всегда останется в душе бабником.

Грудь Селесты вздымалась от ярости.

– Твой ум повредился от безделья, старуха! Мой муж влюблен в меня и только в меня. Он желает меня и только меня. А когда придет время, он даст мне то, что я хочу, потому что почувствует себя обязанным мне и не сможет устоять перед моим натиском.

– Я просто предостерегаю тебя.

– Мне это неинтересно.

– Ошибка не принимать во внимание мои советы.

– Ошибку совершаешь только ты, старуха! И прислушайся к моим советам: пока ты не сможешь самостоятельно вылезать из постели и садиться в кресло-каталку, ты будешь лежать там, где лежишь сейчас, потому что я не собираюсь тебе помогать!

– Значит, я, также как и твой муж, вынуждена буду позвать на помощь кухарку.

Разъяренная Селеста отпрянула от негритянки, сидевшей с каменным лицом, вышла и с треском захлопнула за собой дверь.

Рэнди разглядывал засоренный пруд, на который они наткнулись после того, как в течение целого дня занимались изгородью. Он скосил глаза на слабые лучи предвечернего солнца, поднял шляпу и стер рукой пот со лба, после чего решил поговорить с остальными:

– Баку это не понравится.

– Черт, как же это получилось?

Большой Джон соскочил с лошади, встал на колени, зачерпнул воду и поморщился от неприятного запаха гнилой воды. Нахмурившись, он повернулся к Митчу:

– Разве не ты говорил, что проезжал здесь позавчера и все было в порядке?

– Насколько я мог разглядеть, да.

Рэнди взглянул на пасущийся скот, медленно продвигавшийся в сторону водоема.

– Похоже, мы оказались здесь очень вовремя, иначе у нас передохло бы все стадо.

– Верно.

Большой Джон медленно поднялся на ноги.

– Выбора у нас нет. Думаю, нам придется отогнать все стадо на другое пастбище, пока мы не огородим и не вычистим этот несчастный пруд. Так что работу сегодня мы, похоже, закончим гораздо позже, чем собирались.

– Тогда пора начинать. Хорошо, что мы огородили северное пастбище, а то случилась бы настоящая беда.

– Большой Джон, Митч, соберите стадо и начинайте ею перегонять, – распорядился Рэнди и повернулся к Джейсу, молча сидевшему на лошади: – Я останусь здесь и сделаю все, что смогу, а тебе придется вернуться в дом и привезти на телеге подходящие лопаты и остатки проволоки. Вычистить этот пруд будет непросто.

Джейс повернул лошадь в сторону ранчо. Он взглянул на положение солнца на небе и недовольно покачал головой, погоняя лошадь. Это был ужасно длинный рабочий день, и кажется, он не скоро закончится.

Конечно, он хотел, чтобы день наконец закончился. Еще ему хотелось, чтобы вся его временная работа на ранчо «Техасская звезда» тоже закончилась – он был уверен, что, если делами займется Бак, ему прикажут отсюда выметаться.

Джейс давно размышлял над этим. Всего несколько дней назад он завидовал Большому Джону и Митчу из-за того, что у них есть постоянная работа на ранчо «Техасская звезда», но теперь...

Он вспомнил бледное лицо Онор и ее равнодушный взгляд. Нет, он не хочет оставаться здесь и видеть, как под равнодушием в глазах Онор скрывается боль, а плечи ее опускаются все ниже. Он хотел, чтобы она покинула это ранчо. Она должна уехать туда, где ее оценят по достоинству и где она не будет видеть Бака и мучиться из-за того, что ее отца никогда не интересовал факт ее рождения. Она должна уехать туда, где не будет видеть, как Бака изнуряет болезнь, подальше от того места, где она нашла брата и родственников, не подозревавших до сих пор о ее существовании.

Он пытался ей это объяснить, но все, что он говорил, он говорил не теми словами. Ее холодность к нему проявлялась настолько очевидно, что Большой Джон даже коротко высказался по этому поводу, когда они сегодня утром выходили из кухни:

– Ты не умеешь обращаться с женщинами, Джейс.

Это замечание причинило ему боль, и Джейс пришпорил коня. Чем скорее он вернется к водоему с лопатами, тем скорее они закончат сегодня работу, но для него это все равно окажется недостаточно быстро. Если бы у него был выбор, он стряхнул бы со своих сапог пыль ранчо «Техасская звезда» и уехал бы от него как можно дальше, но обстановка сложилась такая, что он...

Джейс не успел додумать, потому что Уистлер вдруг резко наклонился вперед, громко заржал и перекувырнулся с такой силой, что Джейс перелетел через его голову.

Джейс упал на землю, и в затылке у него что-то хрустнуло. Мир задрожал и остановился, когда он пошевелился. Он услышал, как Уистлер ржет от боли, и еще стон, как он сразу понял, свой собственный. Он попытался подняться, но не смог. Джейс беспомощно посмотрел в безоблачное небо и потерял сознание.

Онор недовольно сморщила нос. Селеста пребывала в раздражении из-за того, что Бак попросил Онор помочь ему вернуться в постель, а Маделейн каталась по коридору взад и вперед, словно патрулировала территорию. Онор не обманывала себя, вообразив, будто Бак позвал ее из-за доброго к ней отношения. Она знала, что он попросил ее о помощи лишь для того, чтобы молодая красавица жена не видела его слабости.

Короткие смешливые взгляды, которыми он обменялся с Док Мэгги, перед тем как врач уехала, доставили ей некоторое удовольствие, но тут Бак обратился к ней, снова назвав ее «девушка», когда она помогала ему добраться до кровати, и радость исчезла. Судя по всему, отец даже не помнил ее имени, но она ведь предполагала, что ей не стоит ждать многого. Несмотря на возмущенные реплики, которыми он с женой обменялся утром, в мире Бака Стара существовали всего два человека: он сам и Селеста, женщина, которую он обожал.

Онор вышла на крыльцо. Ей было незнакомо большинство приправ, стоявших на кухонной полке, которые Маделейн добавляла в еду, но она заметила за домом небольшой огород, за которым, как оказалось, когда-то хорошо ухаживали. К сожалению, с тех пор прошло много времени, и на огороде осталось лишь несколько самых выносливых растений. Но к трудностям ей было не привыкать.

Услышав стук копыт, Онор подняла голову от ароматных стеблей, которые она собирала. Неровная поступь лошади заставила ее нахмуриться еще до того, как показался Уистлер, который сразу направился к воде.

Сердце Онор замерло, когда она увидела, что Уистлер вернулся без всадника.

Забыв о травах, она осторожно приблизилась к жеребцу. Ее сердце забилось так сильно, что застучало в ушах, когда она обнаружила, что колени животного покрыты ссадинами и кровоточат, а чуть выше копыт зияют глубокие раны. Конь явно попал в какую-то переделку, но не было ни малейших признаков того, что за ним кто-то гнался.