Последним ударом стали дошедшие до Моники — не без помощи Дайаны, конечно, — слухи. Начали говорить о том, что мисс Брэдли ухаживает за своим сводным братом с одной лишь целью — завладеть его деньгами. Мало того, говорили и о том, что она всячески пытается его соблазнить, держит при себе и никуда не выпускает, опасаясь, что он найдет себе нормальную девушку из порядочной семьи, с которой можно без стыда вступить в брак.

Моника была потрясена — такого поворота событий она никак не ожидала. Она рассказала обо всем Майклу, но он только пожал равнодушно плечами.

— То есть ты согласен? — спросила она настойчиво.

— Не знаю, ничего не знаю. — Он старался не смотреть ей в глаза. — Но юрист сказал, что с моего банковского счета исчезают деньги.

Моника побледнела.

— Ты думаешь, я ворую твои деньги?

Майкл молчал, а она словно окаменела. Он, ее любимый человек, ради которого она была готова на все, ей не доверяет. Сердце вдруг пронзила резкая обжигающая боль, она покачнулась, схватилась за спинку стула.

— Ты могла бы просто попросить у меня денег, я бы с радостью поделился.

Моника оказалась в ужасном положении — оправдываться было бессмысленно, да она и не собиралась унижаться. А уйти сейчас и навсегда — значит признать свою вину. Безвыходная ситуация.

Она подождала еще, но Майкл по-прежнему равнодушно смотрел куда-то в сторону. Ей стало страшно, но мысль работала: подделать подпись на чеке, хорошо зная почерк владельца, не так уж и сложно. А в доме в последнее время бывало столько разных людей: вполне возможно, что кто-нибудь из них, воспользовавшись случаем, украл какие-нибудь бумаги.

— У тебя больше ничего не пропадало? — спросила Моника.

Терять ей было нечего, а оставаться навсегда с пятном позора — нет уж, увольте.

— Не знаю.

— Пожалуйста, сходи и посмотри.

— Да зачем? — Майкл лениво потянулся. — Все документы лежат в сейфе, а код знаю только я.

— Я прошу тебя.

— Ладно.

Он нехотя встал и отправился в дом. Моника, замерев, ждала его возвращения. И вдруг из окна на третьем этаже раздался громкий крик. Она бросилась туда, взбежала по лестнице и увидела Майкла — он стоял перед открытым сейфом, спрятанным в стене под ковром.

— Меня ограбили! Он был вскрыт! Нет, ты только подумай!

— Звони в полицию, — решительно сказала Моника. — Правда, я думаю, что уже слишком поздно. Когда ты заглядывал сюда в последний раз?

— Не помню, пару месяцев назад, кажется.

— И все было в порядке?

Майкл кивнул.

— Значит, это сделал кто-то из твоих новых приятелей. Надо обо всем рассказать полиции. И предупредить банк, чтобы деньги выдавали только лично тебе.

Он, не слушая, бросился к Монике.

— Ты сможешь меня простить? Господи, я так виноват!

— Ничего. Не думай об этом.

Вечером, когда все успокоилось — уехал следователь и полицейские, снявшие отпечатки пальцев и долго расспрашивавшие Майкла о людях, его посещавших, — Моника наконец смогла облегченно вздохнуть. Хорошо, что все закончилось.

И Майкл вдруг резко переменился. Он сам приготовил ужин — поджарил мясо с шампиньонами, сделал салат из свежих овощей с оливковым маслом, открыл бутылку коллекционного вина.

— Давай поговорим, — предложил он, когда они сели за стол.

— О чем? — устало спросила Моника.

— О нас, конечно. Я хочу кое-что тебе рассказать. — Майкл разлил вино в бокалы, приподнял свой, посмотрел на просвет. — Когда ты уехала, я чуть не сошел с ума, просто места себе не находил.

Она слушала молча, затаив дыхание: ведь именно об этих словах мечталось в далеком Париже бессонными ночами. Сейчас он скажет, что понял главное — он не может жить без нее, и они поднимутся в спальню, погасят свет и подарят друг другу несказанное наслаждение.

Но странно, мысль об этом не приносила радости. Моника прислушалась к внутренним ощущениям — сердце билось ровно, и не было никакого волнения. Она удивилась этому состоянию, ведь раньше наверняка все было бы иначе, и голова бы кружилась, и перед глазами плыл бы туман. Может, это реакция на слишком сильные переживания?

— Все так глупо вышло, — продолжал Майкл, — но понимаешь... — Он запнулся и тут же продолжил: — Я не мог поступить иначе. Ты для меня теперь — самый дорогой и единственно близкий человек. А если бы мы с тобой...

Неожиданно для себя Моника кивнула:

— Ты прав. Не стоит разменивать наши чувства. Останемся братом и сестрой, да?

— Ты это искренне говоришь? — Он подался вперед, едва не сбив на пол свой бокал.

— Да. Давай забудем о прошлом.

И, глядя на немного смущенное и в то же время радостное лицо Майкла, Моника вдруг поняла — все закончилось. Любовь, хранимая в душе, умерла. Нежнейший бутон чувств высох, так и не распустившись.

Майкл вскочил, подбежал к Монике и обнял ее.

— Ты себе не представляешь, как я рад!

Она улыбнулась.

— Вот и замечательно.

Ночью, лежа в постели, она смотрела на крохотную звездочку, слабо мерцавшую в окне, и думала о том, что только теперь начинается для нее новая жизнь. Все, что было раньше, казалось чем-то далеким, почти ненастоящим, словно пригрезилось. И несчастливая влюбленность, и вечер с Биллом, и даже учеба в Париже.

Моника осталась ни с чем: самая горячая ее мечта обратилась в остывший уголек, а надежды — в горстку пепла, которую скоро развеет ветер времени. Значит, надо все начинать сначала. И первым делом все-таки обзавестись пусть временным, но собственным домом. И заняться работой. А там, кто знает, может, и появится человек, который займет пустующее место в ее сердце...


И вот ей двадцать четыре года, и она совершенно одинока. Майкл занят собой, редко звонит и говорит как-то странно, намеками. Возможно, он снова влюблен и просто боится, что Моника, как и несколько раз прежде, в пух и прах раскритикует его новую пассию.

Как же отметить этот день? Она долго сидела перед зеркалом, расчесывая волосы, и как будто советовалась с отражением. Но оно было не слишком хорошим собеседником — кивало или отрицательно качало головой вслед за Моникой. А предложить ничего не могло.

Поэтому Моника просто решила устроить себе самой выезд на природу, маленький пикник на одного человека. Синий «бьюик», недавно купленный в рассрочку, стоял у подъезда многоквартирного дома, где на третьем этаже Моника сняла квартиру. Майкл обиделся, узнав о ее решении жить отдельно, но ему пришлось смириться.

Надев белые брюки и льняную блузку с глубоким вырезом, Моника сложила в корзинку несколько сандвичей, фрукты и бутылку яблочного сока. Выезжая из города, она грустно улыбалась: в ее возрасте праздновать день рождения в одиночестве!

Дорога вилась, спускаясь к побережью, мимо уютных домиков, кафе и магазинов. Доехав до полосы пляжей, Моника остановилась, вышла из машины и полной грудью вдохнула свежий, пахнущий морем воздух, подставляя солнцу лицо. Над заливом пролетали чайки, серебристые волны с белоснежной каемкой пены разбивались о песчаный берег.

Она расстелила плед, присела. Теплый ветер ласковой ладонью гладил ее по волосам, касался кожи. Яркая, в разноцветных крапинках бабочка присела на оранжевый апельсин, еле заметно трепеща крыльями. Моника, как это ни странно, наслаждалась сейчас одиночеством и тишиной, июньской истомой, пропитанной солнечным светом.

И совсем некстати оказался поблизости неизвестно откуда взявшийся мужчина в шортах и гавайке. Он свистом подзывал вислоухого черно-белого щенка, умчавшегося куда-то за мячиком. Моника насторожилась: она была здесь одна, и присутствие незнакомца вызывало опасения. А он, как будто нарочно, приближался.

— Пинки, Пинки, иди сюда! — крикнул он.

Щенок вылетел из кустов и с радостным тявканьем бросился к Монике: очевидно, сандвич с ветчиной интересовал его в данный момент больше, чем хозяин.

— Пинки, не приставай к девушке! И не смей попрошайничать.

Но щенок уже сидел на задних лапах перед Моникой, сморщив нос и просительно заглядывая в глаза. Она, не удержавшись, рассмеялась, таким потешным он выглядел.

— Можно дать ему кусочек?

— Если хотите.

Мужчина подошел: на вид ему было около пятидесяти, вьющиеся волосы, собранные в хвостик, припорошены сединой, нос с горбинкой, насмешливые глаза непонятного цвета — изжелта-зеленые, рысьи. И одет неброско, если не сказать — бедно. Если бы не дорогие часы на запястье и сверкнувшее драгоценным камнем кольцо, его можно было принять за бродягу.

Пинки в это время исправно поглощал сандвич и беззастенчиво тянулся лапой к следующему.

— Нет, дружок, хватит. — Хозяин попытался оттащить его за ошейник, но щенок только обиженно тявкнул. — Ты съешь все припасы прекрасной незнакомки.

— Ничего. — Моника беспечно махнула рукой. — Он это делает с таким аппетитом, что приятно смотреть.

Некоторое время оба наблюдали за Пинки, потом мужчина с улыбкой склонился к Монике.

— Раз уж мой пес уничтожил ваши припасы, позвольте пригласить вас в гости.

— Нет, спасибо. — Она снова насторожилась.

— Не бойтесь, я не причиню вам зла. — Он слегка поклонился. — Кстати, позвольте представиться — Грегори Хоуп. А с этим маленьким чудовищем вы уже знакомы.

В этот момент Пинки, дожевав сандвич, взглянул на Монику и протянул ей мягкую толстую лапу. Она с серьезным видом пожала ее и сказала со всей возможной серьезностью:

— Очень приятно, а я — Моника Брэдли.

— Вот и чудесно. — Грегори протянул ей руку. — Соглашайтесь. И Пинки будет рад.

Она хотела отказаться, но почему-то согласно кивнула. Этот мужчина не внушал опасений, наоборот, в нем было что-то успокаивающее, надежное. К тому же Моника подумала, что решиться на авантюру гораздо веселее, чем сидеть здесь в одиночестве, запивая грусть яблочным соком.

— Хорошо, — ответила она, вставая и не зная еще, что этот седеющий незнакомец на целый год станет всем в ее жизни.


7


Да, все началось на пляже горячим июньским полднем. А потом Грегори показал Монике «Звезду любви», и она мгновенно влюбилась в эту виллу. Было такое ощущение, словно она родилась и выросла в этом белом доме, нагретом солнцем, среди высоких деревьев и буйно разросшихся розовых кустов.

Они пили шампанское, сидя в беседке, потом спустились на пляж, и Моника искупалась, пока Грегори сидел на берегу, покуривая вересковую трубку, над которой вился легкий ароматный дымок. А вечером они любовались закатом, нежно-алым, словно румянец смущения на щеках юной девушки, — это Грегори сказал, а потом добавил, что эта девушка может остаться здесь, если ей не хочется возвращаться в город.

И Моника, не думая о последствиях, согласилась. Ей было так хорошо, и день рождения получился замечательным. И этот мужчина в самом деле был похож на доброго волшебника: он щедро дарил счастье, ничего не требуя взамен.

Они долго сидели в шезлонгах: солнце уже догорело и опустилось за горизонт, небо потемнело, и скоро в его густой черноте стали зажигаться звезды — как будто золотистые светлячки вспыхивали в невероятной высоте. Моника озябла, и Грегори предложил вернуться домой. Поднимаясь по ступенькам, они держались за руки. Если он и думал о чем-то большем, то ни одним жестом или словом этого не выдавал.

А потом... После ужина хозяин проводил ее в спальню, маленькую и уютную, где стены были увешаны коврами, а у окна стояла низкая тахта со множеством подушек.

— Располагайтесь. — Он открыл стенной шкаф. — Белье здесь, в ванной есть халат и полотенца. В общем, чувствуйте себя как дома.

Моника благодарно улыбнулась.

— Вы не поверите, но у меня действительно такое ощущение, будто я вернулась домой.

— Правда? — Он пристально взглянул ей в глаза. — Вы можете оставаться здесь столько, сколько захотите.

— Это не совсем удобно, — смущенно ответила она.

— Знаете, в моем возрасте можно уже не беспокоиться о приличиях.

Грегори подошел к двери и, открывая ее, сказал:

— Если вам что-нибудь понадобится, я буду внизу.

Оставшись одна, Моника рассмеялась — она чувствовала во всем теле необыкновенную легкость. И вообще, ей было на удивление хорошо с этим человеком. Не надо было натянуто улыбаться или делать умное лицо. С ним даже молчание не становилось неловким, а таких людей очень мало.

Она приняла душ, завернулась в пушистый халат и присела на край тахты, расчесывая волосы. Внезапный порыв ветра вдруг громко хлопнул ставнем на окне — Моника выглянула и вздрогнула от испуга. Небо нависало над домом и казалось тяжелым, словно каменным. Вдруг белая ослепляющая вспышка распорола его, и в следующую секунду раздался оглушительный раскат грома. Моника вскрикнула и захлопнула окно. И тут же в комнате погас свет.