— Беги к гостям, моя хорошая, — напутствовала Анастасия Илларионовна.

Княжна побежала в бальный зал, а потом в сад, где сверкало новое чудо — фейерверк. Разноцветные звезды взлетали вверх, вбок, крутились колесом, а напоследок в черном зимнем небе засверкала огромная буква «Е». Дети хлопали, визжали, свистели, их даже не пугало присутствие грозной княгини, но та махнула рукой, останавливая матерей и гувернанток, бросившихся успокаивать своих питомцев. Елена тоже смеялась и хлопала, стоя рядом с сестрами среди заснеженных яблонь, глядя на яркие звезды фейерверка. Потом звезды погасли, сад Ратманова исчез, и девушку, возможно уже навсегда, поглотила холодная черная тьма…

Плотные сумерки поздней осени опустились на раскисшую от дождей дорогу почти мгновенно. Медленно бредущий Ганнибал тихо нес свою драгоценную ношу по направлению к деревне, когда тишину нарушил топот копыт. Трое всадников выехали из леса и начали нагонять коня с потерявшим сознание всадником.

— Ваше высокоблагородие, смотрите, паренек. Не умер ли? — усатый драгун подхватил под уздцы Ганнибала и остановил его.

Молодой офицер в плотном непромокаемом плаще, под которым виднелась форма кавалергарда, подъехав, наклонился над скрючившейся на спине лошади фигуркой и снял сырую бесформенную шляпу, прикрывающую лицо всадника.

— Да он избит сильно, посмотри, Кузьма, какие синяки, — с жалостью заметил офицер, глядя на переливающиеся всеми цветами от желтого до черно-фиолетового пятна на коже парнишки и темные болячки на лбу, губах и скулах.

— Может, поэтому и сомлел? — предположил усатый драгун.

Он потряс за плечо юного всадника, но только сдвинул неподвижное тело, и оно начало сползать на бок.

— Ну, надо же, — расстроился Кузьма и попытался удержать сползающее тело, — не выходит, ваше высокоблагородие, сейчас упадет.

— Давайте его ко мне, я довезу, немного осталось, — велел офицер.

Кузьма и второй молчаливый драгун спешились, и, сняв юношу с уставшего серого коня, посадили его впереди своего командира. Офицер одной рукой прижал к себе легкое тело, а другой рукой натянул поводья. Кузьма взял повод серого коня и вскочил в седло.

— Ваше высокоблагородие, а конь до чего хорош, давно я таких не видел, только уж очень он измучен. Но ничего, выходим, — заметил он.

Офицер дал сигнал трогать, и маленький отряд двинулся к околице села. Они свернули в один из крайних домов и спешились на широком дворе, огороженном дощатым забором. Кузьма придержал юношу, пока командир спрыгнул с коня, а потом помог подхватить его и занести в дом. Они положили больного на широкую лавку, стоящую около печи.

— Кузьма, иди в штаб-квартиру, приведи доктора Власова, — приказал офицер. — А Мирону скажи, чтобы серого жеребца как следует накормил и ноги его посмотрел.

Драгун отдал честь и вышел из избы. Его командир скинул плащ, кивер и подошел к жарко натопленной русской печке. Прислонившись к теплым кирпичам, он смотрел на юношу, и решал, что ему делать дальше. В этой избе, которую отвели адъютантам генерала Милорадовича, он пока жил один. Генерал любил обоих своих адъютантов, но его, графа Александра Василевского, выделял особенно, поэтому когда встал вопрос о том, кого отправлять в Санкт-Петербург с донесением о победе над французами, одержанной под Тарутино отрядами Милорадовича, генерал, уловив в глазах Александра нежелание ехать, отправил с пакетом второго адъютанта Ивана Миниха. Теперь граф мог еще несколько дней распоряжаться этой избой по своему усмотрению. Можно было бы оставить бедного подростка на отдых, а потом нанять экипаж и отправить его к родным или в госпиталь.

— Правильно дядя говорит, что все ненужные проблемы липнут ко мне, как мухи к горшку с медом, — пробормотал граф, вспомнив своего любимого дядюшку, и улыбнулся.

Он отошел от печки и наклонился над бесчувственным юношей.

Решив, что паренька нужно раздеть и согреть, иначе простуда ему точно обеспечена, Александр расстегнул совершенно промокший плащ, вытащил его из-под неподвижного тела и бросил к печке. Также быстро сняв сюртук, который смело можно было выжимать, он взялся за пуговицы рубашки. Под рубашкой тело юноши было замотано плотным куском холста, закрепленным еще и широким поясом с металлической пряжкой. Граф начал расстегивать пряжку и ребром ладони почувствовал под мокрым холстом большой квадратный выступ. Он снял пояс и развернул холст. На теле, покрытом разноцветными разводами ужасных синяков, лежал кожаный мешок для бумаг. Граф взял мешок в руки, и его обдало жаром: он увидел два упругих полушария с нежно-розовыми сосками. Перед ним лежала девушка.

Глава 2

Граф Александр Василевский, единственное и обожаемое дитя в знатной и богатой семье, родился под счастливой звездой. Отец его, граф Николай Иванович, приходился родственником могущественному князю Потемкину, чем, впрочем, никогда так и не воспользовался. В молодости он послужил в гвардии, повоевал под началом великого Суворова, потом, получив наследство после батюшки и двоих его бездетных братьев, стал так богат, что пришлось ему заниматься делами своих многочисленных имений. Выйдя в отставку, он поселился в самом большом из них, с радостным названием «Доброе», находившемся в тридцати верстах от Киева, и начал искать себе достойную невесту. В своих мечтах он видел скромную миловидную девушку, тихую, воспитанную и послушную, которая любит вести хозяйство и родит ему много крепких и здоровых детей.

Воплощая свою мечту в жизнь, граф появился в светском обществе Киева. На первом же балу в дворянском собрании, куда его привезли киевские друзья, он увидел ослепительно прекрасную княжну Мари Понятовскую. Златокудрая красавица с большими зелеными глазами мельком улыбнулась Василевскому, и он больше ни о ком не мог думать. Как тень, он всюду следовал за прекрасной Марией Игнатьевной, а она забавлялась его преданностью и преклонением, пока граф не набрался храбрости попросить ее руки у ее старшего брата Ксаверия, бывшего опекуном девушки.

Князь Ксаверий Понятовский был человеком очень своеобразным. Он принадлежал к самой младшей из многочисленных ветвей этого знаменитого рода, давшего Польше последнего короля. В 1772 году при первом разделе Польши владения семьи оказались раздробленными. Часть имений отошла к России, а часть — к Пруссии. Отец князя Ксаверия решил вместе со старшим сыном принять подданство Пруссии, а младшего сына отправить в Россию. Выполняя волю отца, Ксаверий Понятовский выехал на постоянное жительство в большое имение Табор под Динобургом в Лифляндии, принял российское подданство и посвятил свою жизнь изучению античной культуры.

Смерть старого князя Игнатия, последовавшая двенадцать лет спустя, преподнесла Ксаверию сюрприз. Отец назначил младшего сына опекуном своей единственной дочери Марии. Он передал с девушкой приданое — сорок тысяч золотых талеров и завещал выдать ее замуж в России, чтобы ее старший сын наследовал неженатому Ксаверию, если тот не возьмется за ум и не заимеет наследников. Девушка приехала к брату и нарушила его такую приятную уединенную жизнь, полную размышлений над трудами античных авторов. Назвать характер прелестной Мари бурным было бы слишком слабым определением. Полная противоположность своему спокойному брату-философу, она обожала праздники, охоту, скачки. Ее гувернантки всегда качали головами, размышляя, можно ли загнать этот огонь хоть в какие-то рамки, и грустно приходили к выводу, что это невозможно.

И вот теперь холостой князь Ксаверий должен был найти мужа этому феерическому созданию. Он считал эту задачу невыполнимой, но, верный своему долгу, начал ее решать. Отправив княжну Мари в Киев к жене соседа-помещика, вывозившей в этом сезоне свою старшую дочь, и заплатив за это столько денег, что оборотистая дама сшила множество туалетов обеим девушкам, не потратив ни копейки из собственных средств, князь Ксаверий наслаждался благословенной тишиной, наступившей в доме. Он ждал сестру обратно весной следующего года, справедливо считая, что ни один здравомыслящий человек не женится на девушке с полным отсутствием качеств, необходимых покорной жене и рачительной хозяйке дома.

Каково же было его удивление, когда жарким летним днем 1784 года по мощеной площадке перед его двухэтажным кирпичным домом с готическими окнами зацокали копыта четверки вороных лошадей, запряженных цугом, и изящная карета остановилась напротив крыльца. Красивый молодой человек, одетый в шелковый голубой камзол, обшитый серебряным галуном, попросил слугу доложить его сиятельству, что граф Василевский хочет видеть его по неотложному делу. Князь Ксаверий, недовольный тем, что его оторвали от чтения Плутарха, вышел в гостиную и увидел молодого человека, нервно меряющего комнату шагами.

— Ваше сиятельство, позвольте представиться, я граф Николай Василевский, — молодой человек шагнул к хозяину и воскликнул, — я приехал поговорить о деле, имеющем для меня огромную важность! Я люблю вашу сестру и прошу у вас ее руки.

Князь Ксаверий рухнул в кресло, знаком приглашая сесть и визитера. Придя в себя от изумления, он поглядел на молодого человека и задал ему только один вопрос:

— Вы богаты?

— Да, я богат, у меня есть четыре имения в Киевской губернии и два — в Тверской. Ваша сестра никогда ни в чем не будет нуждаться. К тому же я — родственник светлейшего князя Потемкина, и если Мария Игнатьевна захочет жить в столице, мы будем приняты при дворе.

— Я согласен, — произнес князь Ксаверий, поднялся и пожал руку счастливому жениху. — Мы тоже в родстве с Потемкиным: мой дядя женат на его племяннице. А за сестрой я даю хорошее приданое — сорок тысяч золотых талеров.

Он вызвал поверенного, и через два часа брачный договор был подписан. Князь написал письмо даме, у которой жила Мари, а граф Василевский поехал в Киев готовиться к свадьбе.

Прекрасная княжна, узнав, что брат решил ее судьбу, не спросив ее мнения, сначала устроила несчастному жениху головомойку и отказывалась его видеть. Но тронутая его верностью и покорностью ее воле, а также уговорами своей опекунши, объяснившей девушке, что она, сама того не ведая, поймала в сети самого богатого жениха в этом сезоне, сменила гнев на милость и начала готовиться к свадьбе. По желанию невесты счастливый граф Николай оплатил самую роскошную свадьбу, которую видел Киев за последние пятьдесят лет, после чего увез свою обожаемую жену в свадебное путешествие по Европе. Молодая графиня домой не спешила. После Европы она пожелала посетить столицу, а там она захотела приобрести дом. Все ее прихоти выполнялись мужем беспрекословно. Прекрасный особняк на Английской набережной она получила в подарок от графа за рождение в 1786 году сына, названного Александром в честь благоверного князя Александра Невского, в день памяти которого он родился.

— Мой сын будет служить в гвардии, — радовался счастливый отец, глядя на маленький сверток, лежащий на руках у матери.

— Только этого не хватало, — махнула на мужа рукой еще более похорошевшая после родов графиня Мари. — Сын — твой наследник, он всегда будет дома со мной, и нигде служить не будет.

Мальчик был копией своей красавицы матери, за что оба родителя любили его еще больше. Они, не отдавая себе отчета, соревновались между собой, кто больше балует Сашеньку. Годы непрерывного обожания должны были полностью испортить характер ребенка, но после десятого дня рождения маленького графа Александра Василевского, которое семья отмечала в своем имении Доброе под Киевом, графиня заболела. Лучшие врачи из обеих столиц и из Киева были приглашены к ее постели, но приговор был у всех один — чахотка. Семья срочно уехала в Италию, где граф купил для своей Машеньки виллу на берегу моря. Но три года борьбы с болезнью закончились смертью бедной графини. Безутешный муж пережил ее на год и умер от горя, которое он пытался заливать крепким украинским самогоном, назначив опекуном своего единственного сына его дядю князя Ксаверия.

Четырнадцатилетний Александр приехал в поместье дяди в Лифляндии в таком тяжелом нервном состоянии, что князю Ксаверию пришлось отложить все свои любимые дела и заниматься только племянником. Когда через месяц мальчик начал отвечать на вопросы, а через два разговаривать с дядей, князь Ксаверий поймал себя на мысли, что его уже не так тянет к древним книгам. Общаться с умным и тонким подростком оказалось гораздо интереснее, чем читать в одиночестве зимними вечерами. Он занялся обучением племянника, выписывал учителей и гувернеров, но никто из них не занимался с Александром больше, чем он сам.

Благодаря дяде, граф Василевский получил замечательное образование. Он говорил и писал не только на английском, французском и немецком языках, но также на греческом и на латыни, прекрасно знал математику, историю, географию и философию. Но, видно, небесный покровитель направлял молодого графа к воинским подвигам, и Александр уговорил дядю пригласить учителей и обучать его фехтованию и военным наукам: фортификации и военной истории. Не желая расставаться с племянником, князь Ксаверий даже поехал с ним в Германию, где тот два года проучился в Гейдельбергском университете.