— Насколько я понял, Мари-Элен пока не вдова? — удивился барон.

— Ее муж стар и находится в бегах, преследуемый своим царем. Это — уже моя задача, чтобы дочь стала свободной к тому времени, как ты получишь деньги из России.

— Да, ты не изменилась, дорогая Франсуаза, — ухмыльнулся де Виларден. — Но почему я должен верить, что ты не поступишь со мной так же, как с предыдущим зятем?

— Твои гарантии — наше совместное прошлое. Я тридцать лет стерегла деньги и работала на тебя. А теперь я должна ввести свою дочь, а главное внука, в высшее общество. Моей дочери не пристало быть «черной вдовой», она должна быть нормальной замужней женщиной.

Барон задумался. Король стал стар и сделался моралистом. Его родня помешалась на религии. Стоящие в Париже союзники тоже не радовали. Русский царь любил только женщин и не понимал тех, кто предпочитает мальчиков. В предложении Франсуазы была явная выгода: барон прикрывался браком с женщиной, и ханжи должны были замолкнуть. К тому же Франсуаза еще с большим усердием будет трудиться на благо дочери и внука. Продавать бордели де Вилардену не хотелось — это было равносильно тому, чтобы зарезать курицу, несущую золотые яйца. Как ни крути, вариант, предложенный ему, был очень выгоден. Барон посмотрел на сумрачное лицо будущей тещи и сказал:

— Я согласен жениться на твоей дочери, если вы поможете мне с маркизой и девчонкой.

— Договорились. Что нужно делать? — спокойно осведомилась женщина.

— Маркизы сейчас нет в Париже. Она в Дижоне, в своем самом большом бургундском имении. Я пойду к королю требовать возврата моего имущества, и это сразу станет известно. Талейран напишет женщине и вызовет ее сюда, чтобы отстаивать свои интересы. Здесь я украду ребенка, а мать сама прибежит ко мне. Я увезу обеих в провинцию, туда, где никто их не знает. Туда же приедет Мари-Элен. С ребенком произойдет несчастный случай. Мы его с почетом похороним, Мари-Элен будет изображать убитую горем мать. Я буду ее утешать, женюсь на ней и затребую из России состояние жены. Потом маркиза исчезнет, а я, убитый горем, вернусь в Париж и в качестве утешения женюсь на светлейшей княгине Черкасской.

— Ну что же, план простой и понятный, поэтому осуществимый. Мари-Элен сейчас в Дижоне. Я поеду к дочери и заодно попытаюсь познакомиться с маркизой, присмотреться к ней, узнать побольше фактов из ее прошлого, чтобы потом Мари-Элен не попала в сложную ситуацию. Вы делайте свою часть работы, а Дижон предоставьте мне. Как только маркиза помчится в Париж, мы выедем за ней.

— Франсуаза, до чего приятно с тобой работать, — засмеялся барон, — ты бесподобна.

Он встал, попрощался и поехал в Тюильри. Заканчивать то дело, которому он посвятил всю жизнь.

«Смешно, но как это все похоже на жизнь в Ратманове», — подумала Елена.

Она сидела со спящей дочкой на руках в тени виноградных лоз в своем поместье Валлон. Маркиза прожила в этом доме уже девять месяцев, проведя здесь конец осени, зиму, весну и теперь увидев прекрасное лето.

Погода здесь очень напоминали их южное имение. Осень долго была теплой, но зимой выпадал снег, который красиво покрывал террасы, засаженные виноградом. Ранняя и дружная весна приносила буйство красок и высокое голубое небо с редкими кудрявыми облачками, а лето, обещавшее быть жарким, золотило кожу теплыми лучами щедрого солнца, согревало белые стены домов, раскаляло песок под босыми ногами и теплым ветром нежно шелестело резными листьями лоз.

Елене было здесь очень хорошо. Она целые дни проводила с малышкой Мари, которая уже уверенно ходила. Мать говорила с девочкой по-русски, в надежде, что ее ребенок заговорит сразу на двух языках. Долгое время единственным развлечением молодой женщине служили письма подруг.

Аглая написала ей всего одно письмо из своего имения, сообщив, что ее свекрови лучше, но сама она останется с детьми, пока муж не позволит семье вернуться в столицу. Зато почти каждую неделю ей писала Доротея, родившая в декабре сына и уже давно вернувшаяся к насыщенной светской жизни. Она подробно рассказывая о событиях в Париже. Талейран оказался прав: империя Наполеона рухнула. Между строк в письмах осторожной подруги проскальзывали намеки, что сам бывший министр внешних сношений Франции приложил немало усилий к тому, чтобы это произошло, да и к тому, чтобы выбор глав держав-победительниц склонился в пользу реставрации Бурбонов, а не в пользу царствования маленького Наполеона Второго, короля Римского, при регентстве его матери императрицы Марии-Луизы. Рука великого интригана дергала сейчас за ниточки судьбы Франции, но Елену это пока не очень волновало.

Доротея уже сообщила ей том, что Людовик XVIII, находившийся под сильным влиянием Талейрана, сразу же получившего из рук короля пост министра иностранных дел новой Франции, не собирался ни отбирать имущество, пожалованное новым владельцам императором Наполеоном, ни преследовать аристократов, служивших предыдущей империи. Но пока Доротея советовала подруге не возвращаться в Париж, где все бурлило как в котле. Не следовало забывать, что Елена вышла замуж за француза, врага, воевавшего с оружием в руках против русской армии, и неизвестно было, как ее встретят русские, находящиеся сейчас в Париже.

Елена надеялась, что письмо, переданное ею в посольство в Лондоне, уже дошло до своего адресата, и император покарал князя Василия за убийство. Каждый день она молилась, чтобы тетя и сестры были живы, а сама смотрела в глаза своей прелестной дочери и успокаивала себя, говоря, что все обойдется, и они с Машенькой обязательно вернутся в Россию.

Неделю назад в поместье Валлон приехали знакомиться новые соседки. Мать и дочь де Марси когда-то были изгнаны из своих поместий, а сейчас вернулись из Англии в Дижон — восстанавливать свои права на отобранные земли. Обе женщины были очень похожи: лицо молодой женщины было красивой копией постаревшего лица ее матери. Они рассказали, что не могут найти никого из старых аристократических фамилий, все их представители истреблены, и услышав, что в свое имение возвратилась маркиза де Сент-Этьен, они поспешили приехать представиться.

Елена радушно встретила женщин, она как никто понимала, что значит жить в чужой стране без прав, без денег и крыши над головой, поэтому радушно встретила дам де Марси и пригласила приезжать к ней запросто. Женщины с благодарностью приняли приглашение и теперь бывали у нее в гостях каждый день. Они восхищались малышкой Мари, с интересом расспрашивали Елену о ее семье и родных, о жизни в России, и благодарная маркиза, давно не говорившая ни с кем о родных людях, с удовольствием вспоминала свою прошлую жизнь.

Сегодня Елена снова ждала новых приятельниц в гости, и когда стеклянная дверь отворилась, молодая женщина подумала, что ей пришли доложить об их приезде, но на веранде появилась Маша с письмом в руке.

— Барышня, вам письмо от графини Доротеи, — прошептала служанка, боясь разбудить девочку. — Давайте, я ее осторожно возьму и отнесу в кроватку, — предложила она.

— Хорошо, бери потихоньку, — Елена передала дочку горничной, а сама открыла конверт. Письмо было коротким, подруга писала:

«Дорогая, Элен, Я думаю, что тебе нужно срочно приехать в Париж вместе с моей крестницей. Здесь появился барон де Виларден, который не признает твоих прав на наследство Армана и, поскольку он считается другом нового короля, есть большая вероятность, что он может победить. Князь Талейран, пользуясь своим влиянием, пока блокирует его претензии, но это не может продолжаться долго, ты должна срочно приехать и привезти те бумаги, о которых ты знаешь. Ты можешь рассчитывать на нашу всемерную помощь. Целую тебя и Мари. Доротея.»

Елена в глубине души знала, что это случится. Слишком большие ценности стояли на кону, чтобы человек, не пожалевший близких ему по крови людей ради этого богатства, остановился из-за иностранки и маленького ребенка. Конечно, этот человек должен был биться до конца. Молодая женщина прошла в гостиную и посмотрела на большой портрет, висевший на стене. Принцесса Мария-Симонетта с годовалым сыном на руках лучезарно улыбалась, ничего не зная о своем ужасном будущем.

— Я не позволю подлецу, истребившему ваш род, восторжествовать и добиться того, ради чего он принес всех вас в жертву. Он ничего не получит, — пообещала Елена свекрови и мужу и, позвав Машу, велела собирать вещи.

Она сообщила новым знакомым, что должна срочно по семейным делам выехать в столицу, сердечно простилась с дамами де Марси, пожелавшими ей удачной поездки, и на рассвете выехала в Париж.

Дом на улице Гренель встретил их напряженной тишиной. Дворецкий, вышедший навстречу карете, показался молодой маркизе испуганным, но когда он увидел хозяйку, лицо его просияло.

— Добро пожаловать домой, мадам маркиза, какое счастье, что вы приехали! — обрадовано воскликнул он.

— Здравствуйте, месье Жоно. А что случилось? — Елена уже подозревала что, но хотела услышать подтверждение от дворецкого.

— Ох, мадам, я не знаю, как сказать, но сюда вчера приезжал барон де Виларден, кузен покойного маркиза, и заявил, что этот дом принадлежит ему, и он скоро вернется с указом короля, отдающим ему все ваше имущество.

— Не нужно волноваться, спасибо, что вы предупредили меня, я улажу эту неприятную ситуацию, — успокоила дворецкого Елена.

Быстро устроив дочку с кормилицей в их комнате, она прошла в свою спальню. Вечер только начинался, и было еще не поздно поехать к Доротее. Молодая женщина приказала приготовить ванну и начала собираться. Спустя час, готовая к выходу, маркиза стояла перед зеркалом, придирчиво оглядывая свое отражение. После родов она уже не выезжала в свет, но, к счастью, ее прошлогодние платья оказались ей впору. Не зная, есть ли у Доротеи сегодня вечерний прием, Елена решила надеть то алое платье, которое делало ее величественно прекрасной. И сейчас, глядя в зеркало, молодая женщина поняла, что сделала правильный выбор. Из серебристого стекла на нее смотрела гордая красавица. Она стала красивее, чем раньше: после родов ее грудь и бедра округлились, отчего талия казалась еще тоньше, кожа плеч, рук и сильно открытой груди сияла жемчужным блеском, а золотистые волосы, отросшие до середины спины, каскадом красивых локонов спускались вдоль щек, а на макушке были собраны короной. На Елене не было ни одного украшения, кроме обручального кольца Армана, но они и не были нужны — в алом платье она сама сияла как драгоценный камень.

— Пора напомнить всем о Звезде Парижа, — сказала своему отражению Елена и, гордо вздернув подбородок, взяла в руки перламутровый веер и тонкую золотистую шаль, села в открытую коляску и поехала к подруге.

Дом князя Талейрана сиял огнями, кареты одна за другой подъезжали к крыльцу.

«Жаль, — подумала молодая женщина, — Доротея будет занята, и мы не сможем поговорить». Она вошла в знакомый вестибюль и, отдав шаль слуге, пошла к входу в салон, где Доротея встречала приехавших гостей.

— Боже, как я рада! — воскликнула графиня, обнимая подругу. — Ты, наконец, приехала! Я так по тебе скучала. Думаю, что через четверть часа я освобожусь, а ты пока поздоровайся с дядей, он сейчас в салоне, а потом я заберу тебя, и до ужина мы сможем поговорить.

Елена последовала совету подруги и прошла в салон. Князь Талейран, все такой же величественный, опираясь на палку с золотым набалдашником, прохаживался среди гостей. Увидев идущую к нему навстречу Елену, он остановился и, невозмутимо разглядывая наряд молодой женщины, ждал ее приближения.

— Приветствую вас, маркиза, вы стали еще красивее, чем раньше, но если мы хотим победить в нашей маленькой битве, вы должны выглядеть не только роскошно, но и дорого. Вы понимаете разницу? — поинтересовался князь.

Он почти незаметно кивнул в сторону прелестной блондинки с большими голубыми глазами, одетой в полупрозрачное белое муслиновое платье. На шее, запястьях и в ушах женщины сияли бриллиантовые украшения такой красоты и, по-видимому, баснословной стоимости, что даже императрица Мария-Луиза могла бы им позавидовать.

— Эта милая дама — тоже русская, княгиня Багратион, на ней семейные бриллианты князя Потемкина, тайного мужа императрицы Екатерины Великой, двоюродного деда княгини. Я не призываю вас перещеголять ее — это слишком дорого, но внести изменения в ваш гардероб придется: новый король бедных не любит, — тихо объяснил Талейран и, подхватив Елену под руку, начал обходить гостей.

Гости, собравшиеся сегодня во дворце на улице Сент-Флорантен, были самой разношерстной публикой. Тут были иностранные дипломаты, аристократы, вернувшиеся из эмиграции, приближенные Наполеона, предложившие свои услуги новому правительству, офицеры в мундирах разных стран. Почти никого из них Елена не знала. Талейран представлял ее, называя Звездой Парижа, говорил несколько вежливых фраз и, как только приличия позволяли, переходил к следующим гостям. Теперь они приближались к группе военных, центром которой была прелестная блондинка в роскошных бриллиантах.