У маркиза появилась сладостная привычка каждый вечер заходить в комнату больной княжны и смотреть на то, как меняется ее лицо. Отек полностью спал, и стала видна изящная форма лица с высокими скулами, нежным легким подбородком и гладким белым лбом с высокими дугами тонких темно-коричневых бровей. Синяки, покрывавшие кожу темными разводами, и уродливые болячки полностью сошли, и теперь лицо было белоснежным, а иногда, когда лихорадка, трепавшая девушку, усиливалась, на щеках появлялись яркие розовые пятна. Это лицо оказалось таким прекрасным, что Арман не мог заставить себя оторваться от него. Он придумывал разные поручения горничной, дежурившей у постели больной, чтобы отправить ее из комнаты и остаться наедине с этим спящим ангелом.

Вчера вечером маркиз приказал управляющему привезти к нему доктора, который лечил девушку, чтобы из первых рук узнать о состоянии ее здоровья. Испуганный доктор, неплохо говоривший по-французски, рассказал полковнику, что девушку лечат отварами трав, обтирают, снимая жар, постоянно дают воду, чтобы не было обезвоживания организма. Доктор надеялся на юный возраст княжны и ее здоровое сердце. Кризис должен был наступить в ближайшие день-два, и если княжна его переживет, то должна быстро пойти на поправку.

Сегодня день выдался для егерей очень тяжелым. Пока один их отряд благополучно отконвоировал обоз на сборный пункт, второй отряд попал в засаду, устроенную партизанами. Арман потерял двоих убитыми, и шесть человек было ранено. Мельница, которой французские интенданты пользовались уже неделю, была подожжена русскими и сгорела вместе с зерном и мукой, предназначенными к отправке, и он еле успел вывезти с места боя шесть телег, нагруженных утром. Последняя неделя, в течение которой его полк должен был выполнять задание императора, могла стоить еще нескольких десятков человек. Это маркиза совсем не радовало.

Наконец, они выехали на аллею, ведущую к главному дому в Марфино, Арман пришпорил коня, все беды сегодняшнего дня вылетели из его головы, и он ничего не мог с собой поделать: его как магнитом тянуло в полутемную комнату, где лежала прекрасная бледная девушка с закрытыми глазами. Тихо постучав, он вошел в спальню, горничная, сидевшая на стуле около постели девушки, вскочила и поклонилась.

— Как сегодня здоровье княжны? — поинтересовался Арман.

Он в первый же день отдал распоряжение управляющему, чтобы около постели больной была только та горничная, которая говорила по-французски. Эта молоденькая девушка давала ему по вечерам ежедневный отчет, вот и сейчас она подробно все объяснила:

— Доктор ушел час назад, он сказал, что, скорее всего, кризис будет сегодня ночью. Жар будет все усиливаться, а потом должен совсем пройти, если все будет хорошо…

— Если она выживет… — Арман произнес то, что не решилась сказать вслух девушка. — Я скоро вернусь и тоже буду здесь сегодня ночью.

Предупредив горничную, маркиз прошел в столовую, где офицеры полка собрались за ужином. Назначив дежурных на ночь и отдав приказы на утро, он снова поднялся в спальню Елены, где поставил стул около постели и сел, внимательно вглядываясь в тонкое лицо с ярким болезненным румянцем на белых щеках.

Горничная, как приказал доктор, вливала в рот больной воду и меняла холодные компрессы на лбу. Она сказала маркизу, что ей нужно раздеть и обтереть госпожу, чтобы снять жар. Он молча кивнул ей и, повернувшись спиной, отошел к окну. За стеклом холодный осенний ветер уносил последние листья с деревьев в парке.

Арман представил, как, наверное, хорошо было в такую непогоду в этой комнате, когда ее хозяйка была здорова, и воображение нарисовало ему соблазнительную картину: княжна в постели, но не больная, а просто спящая. Теплая волна возбуждения прокатилась по телу молодого человека, изумив его самого. Он тряхнул головой, отгоняя грешные мысли, и подумал, что это — просто кощунство. Или нет?

Услышав, что горничная снова опустилась на свой стул, маркиз повернулся и подошел к постели. Дыхание Елены стало прерывистым, грудь часто поднималась, а румянец на щеках стал еще ярче. Он сел у кровати и, повинуясь внезапному порыву, взял горячую руку девушки и прижал к губам.

— Все будет хорошо, милая, ты обязательно поправишься, — пообещал он и сам поверил своим словам, потому что чувствовал: сейчас его ведет сама судьба.

Ночь тянулась бесконечно. Арман всматривался в лицо больной, надеясь увидеть признаки улучшения, но их не было: дыхание девушки оставалось таким же частым, яркие пятна по-прежнему полыхали красными розами на щеках. Уставшая горничная задремала на своем стуле, и Арман не стал ее будить. Он сам смачивал повязку в фарфоровой чаше и снова клал ее на горящий лоб Елены. Улучшения не было, но он не верил, что может потерять этого ангела, который так нежданно появился в его жизни. Маркиз вспомнил все молитвы, которым обучил его добрый каноник, спрятавший когда-то юношу от ареста в монастыре. Сжав руку девушки, он начал молиться, читая молитвы одну за другой, а когда прочитал их все, то начал снова. Молитвы принесли ему облегчение и надежду, и он читал их снова и снова, боясь, что если он остановится, то тонкая нить, протянувшаяся между ним и небом, оборвется и его ангел покинет его.

Перед рассветом, когда тьма дождливой осенней ночи начала отступать, Арман понял, что рука, лежащая в его ладонях, уже не такая горячая. Он поднял глаза и увидел, что лоб Елены покрыт испариной, а красные розы лихорадочного румянца исчезли с ее щек. Девушка тихо дышала и спокойно спала.

— Господи, спасибо тебе, — поблагодарил Арман и перекрестился, — ты спас мою жену.

Арман произнес это вслух и удивился, он понял, что это — его самое заветное желание, и он сделает все, чтобы уговорить кудрявого ангела принять предложение стать его женой. Молодой человек разбудил горничную и велел переодеть Елену в сухое белье. Поцеловав прохладный белый лоб девушки, он пошел к себе. Маркиз впервые был так счастлив с того дня, когда в последний раз видел свою мать.

Зайдя рано утром в спальню княжны, Арман убедился, что она по-прежнему спокойно спит, и жара больше нет. Велев горничной приготовить для больной куриный бульон и послать за доктором, он попрощался до вечера и выехал из Марфино во главе своих егерей.

Глава 5

Елена проснулась, когда солнечный луч, пробившийся в щелку между золотистыми шелковыми шторами, согрел ее щеку. Она лежала в своей спальне в Марфино. Княжна смотрела и не могла поверить: все было как прежде — стены, обитые кремовым шелком с золотистым рисунком, мраморный камин с полкой, уставленной фигурками дам в нарядных платьях из Мейсенского фарфора, белая с золотом французская мебель, все было так, как будто она и не уезжала отсюда шесть лет назад.

Около кровати дремала девушка в синем платье и белом переднике — так всегда были одеты горничные в Марфино. Елене показалось, что это Маша, одна из девочек, которых матушка готовила в горничные для своих дочерей. Но она не была уверена, ведь в последний раз видела Машу слишком давно. Княжна попробовала сесть на кровати, но не смогла, сил самостоятельно приподняться у нее не было. От шороха проснулась горничная. Она открыла глаза, и Елена сразу поняла, что была права: большие, как у теленка, добрые карие глаза принадлежали, конечно, Маше.

— Ваша светлость, правильно доктор сказал, что вы сегодня в себя придете! — обрадовано воскликнула горничная. — Какое счастье!

— Маша, долго я болела? — собственный голос показался Елене чуть слышным, а язык был шершавым, как кора дерева.

— Ой, ваша светлость, две недели вы в лихорадке лежали, а вчера доктор сказал, что кризиса ночью ждать надо, так полковник всю ночь около вас просидел, молился по-своему несколько часов, руку вашу держал и ушел только тогда, когда жар спал, и вы заснули.

— Подожди, какой полковник? — удивилась Елена, она помнила, как вошла в двери большого дома в Марфино, дальше была пустота. — Я помню только, как приехала, расскажи все по порядку.

— Вы приехали ночью, совсем больная, и упали в обморок прямо в вестибюле. Управляющий Иван Ильич распорядился вас отнести в вашу спальню и доктора позвать. Доктор приехал утром и сказал, что у вас воспаление легких, рассказал, как вас лечить. Меня и Олю приставили за вами ухаживать. А через два дня французы Марфино захватили, с тех пор они в доме живут. Солдаты, когда дом осматривали, быстро вас нашли и привели полковника своего. Он сначала боялся, что вы заразная и спросил меня про болезнь, я не хотела говорить, что по-французски понимаю, да испугалась, он ведь управляющему саблю к горлу приставил, когда провизию для своего полка требовал. А теперь он меня заставляет приказы свои переводить Ивану Ильичу. Полковник неплохой человек, сказал, что имение никто рушить не будет, и грабить тоже, если Иван Ильич будет выдавать провизию людям и корм коням. И правда, офицеры живут в гостевом флигеле и ничего не портят, а солдат поселили в селе и в служебных помещениях. Они уже две недели здесь, но ничего не порушили, не пожгли и никого не убили.

— Это хорошо, — заметила Елена, обдумывая услышанное. — А что этот полковник делал в моей комнате?

— Ваша светлость, он, наверное, в вас влюбился! С первого дня, как увидел, приходит сюда каждый вечер и сидит на вас смотрит так задумчиво, и глаза у него такие становятся печальные, как будто вы ему родной человек — так он переживает. А вчера, как кризис мы ждали, так он всю ночь от вас не отходил, несколько часов молился и руку вашу держал.

— Странно все это. Как его имя? — спросила девушка, не зная, что и думать об этой ситуации.

— Полковник сказал, что он — маркиз, а зовут его Арман де Сент-Этьен.

— Я никогда не слышала такого имени. Вот что, Маша, помоги мне сесть и дай шаль, и зови меня, как всегда раньше звала, — велела Елена и начала подниматься с постели. Маша подхватила ее и усадила в подушках.

— Сейчас, барышня, я принесу вам бульон куриный и шаль, я мигом, — пообещала горничная и выбежала из комнаты. Елена услышала, как она громко кому-то сказала в коридоре, что барышня, наконец, пришла в себя.

— Все понятно, кроме того, что это за француз-полковник, и что ему нужно, — прошептала Елена. Голова у нее кружилась, и глаза закрывались, но она приказала себе терпеть. Нужно было как можно скорее восстановить силы и ехать дальше.

Она посмотрела на свои руки, они были очень худыми, но синяков на них не было. С трудом откинув одеяло, которое показалось ей очень тяжелым, девушка глянула на свои ноги. Они были тонкими, как прутики, но белыми, никаких следов избиения не осталось. Ее сердце забилось чаще, княжна хотела и боялась увидеть свое лицо. Маша, вошедшая с подносом в руках, увидев откинутое одеяло, сразу все поняла.

— Не беспокойтесь, барышня, ничего нигде не осталось, ни царапинки, ни пятнышка, вы как ангел красивая.

Поставив поднос на стол, она подбежала к туалетному столику и принесла Елене большое овальное зеркало в серебряной оправе. Присев на кровать и вытянув руки, она поднесла зеркало к лицу барышни.

— Вот, смотрите, я подержу, а то вам тяжело будет.

Елена посмотрела на себя и не узнала. Она очень сильно похудела — белоснежная кожа обтягивала скулы, а на глубоко впавших щеках не было и следа румянца. Зато лицо было совсем чистым, нигде не было ни пятнышка, ни шрама, ни вмятины. Губы были бледны, но сохранили свою форму, а глаза в черных загнутых ресницах казались синими, огромными и бездонными на этом маленьком личике. Масса локонов, уже отросших до середины шеи, окружала лицо золотистым нимбом. Это была она — и не она. Она никогда не была такой «воздушной». Но то, что она увидела, Елене понравилось. Такой она тоже хотела быть. Девушка сразу подумала про Александра, гадая, оценит ли он ее внешность или нет. Подумав о женихе, она тут же вспомнила о кольце и письмах.

— Маша, а где вещи, которые у меня были с собой? Кто меня переодевал?

— Я, барышня. Не волнуйтесь, никто кроме меня ничего не знает, я все спрятала в ваше бюро, — успокоила ее горничная.

Маша подошла к белому бюро, отделанному позолоченной бронзой, и достала из бокового ящичка кожаный мешок для бумаг и аметистовое кольцо.

— Вот, пожалуйста, все цело, — она положила вещи на одеяло перед Еленой.

Княжна прижала к губам кольцо и надела его на палец. Но пальцы так исхудали, что удержать кольцо на пальце было невозможно.

— Ну, если сразу на два пальца попробовать надеть, — попыталась развеселить свою хозяйку бойкая Маша, — а можно, пока вы не поправитесь, на цепочке на шее его носить, тогда и не потеряете.

— Правильно, — согласилась Елена.

Она сняла с шеи золотую цепочку, на которой носила крест, и, расстегнув замочек, продела ее через кольцо. Маша помогла снова застегнуть цепочку, и кольцо Александра скользнуло за шелк ночной рубашки княжны. Накинув на плечи матушкину шаль, принесенную Машей, она взялась за кожаный мешок. Открыв его, девушка убедилась, что оба письма, кошелек с золотом и бабушкины серьги на месте, и успокоилась. Сложив все обратно, она спрятала мешок под подушку, суеверно решив, что так надежнее.