— Это только кажется, — Наташа снова улыбнулась, — на самом деле, жизнь много нам даёт. Кому — в творчестве, кому — в личной жизни.

— А если не там, и не там?! — в голосе Любы послышалась неприкрытая обида, — Если нигде не даёт?!

— Так не бывает. Может, человек просто слишком многого хочет?

— Многого?! Не знаю… Просто хочется справедливости… а разве справедливость — это много?..

— Нет, конечно. Справедливость должна быть во всём.

— Почему же тогда одним — всё, а другим — ничего?..

— Не знаю, Любаша… — видимо, устав спорить с гостьей, Наталья примирительно вздохнула, — Наверное, так устроена жизнь.

— Неправильно она устроена! Если у тебя родители не какие-нибудь шишки, а простые люди, то о тебя могут и ноги вытереть!

— Тебя кто-то обидел?.. — Наталья внимательно посмотрела на девушку. Они уже спустились на первый этаж и собирались войти в комнату, в которой была устроена раздевалка.

— Это я должна была поехать на этот конкурс!.. — в Любашиных глазах было столько неподдельной обиды, что Наташа невольно остановилась.

— Ты?.. — она удивлённо приподняла брови, — А почему не поехала?.. Вернее, почему поехала не в качестве участницы?

— Потому, что у меня мама не начальник отдела управления культуры.

— Понятно… — Наталья снова взялась за ручку двери, — Идём…


Вопреки Любашиным ожиданиям Морозова не стала расспрашивать в подробностях о причине несправедливого решения жюри… Люба уже приготовилась в ответ на её предполагаемые расспросы в красках описать, как некрасиво поступили с ней судьи, отдав свои голоса этой змее Анжелке… Но Наташа молчала, видимо, и без Любиного рассказа догадываясь обо всех «тонкостях» провинциального судейства.

Однако, присев на стул, она с сочувствием слушала, как, после недолгого молчания, хлюпая носом, Любаша сбивчиво жаловалась и на Анжелку, и на её мать, и на Галину Геннадьевну, не захотевшую встать на защиту настоящего таланта… а так же на всех московских продюсеров, которым было лень ответить на её письма.


— И ты приехала, чтобы просто посмотреть на то, как проходит конкурс?

— Я хотела всё рассказать членам жюри… председателю жюри…

— Это, конечно, всё очень плохо… то, как с тобой поступили, — Наташа говорила и кивала в такт своим словам, — но разговор с членами жюри, и даже с председателем, ничего не даст.

— Почему? — Люба вытерла глаза и уставилась на собеседницу.

— Потому, что жюри оценивает лишь заявленных в конкурсе исполнителей.

— Я хотела, чтобы они меня послушали…

— С какой целью?

— Не знаю… — Люба неуверенно пожала плечами, — Просто — послушали…

— Ну, подожди… Люба, ты же взрослый человек, — Наташа серьёзно посмотрела на девушку, — ты должна точно знать, чего ты хочешь в данной ситуации. Если попасть на конкурс, то, увы, в любом случае, ты опоздала. Если у тебя другая цель…

— Я хотела, чтобы меня заметили… — Люба перебила Наталью на последнем слове.

— Понятно, — снова кивнула Наташа, — я так и поняла. Заметили, и..? Дальше — что?

— Не знаю… — Люба снова пожала плечами, глядя куда-то в пол.

— Ну, вот, опять — не знаешь…

— Знаю! — Люба тряхнула светло-русыми волосами и подняла полный отчаяния взгляд, — Я хочу пробиться на большую сцену… У меня хорошие вокальные данные… Я могу петь… лучше, чем многие могу!..

— Я тебе верю, — Наташа грустно улыбнулась, — попасть на большую сцену мечтают многие. Попадают — единицы.

— Я знаю. Но ведь попадают же!

— А зачем тебе именно на большую сцену? Если у тебя хороший голос, можно петь и в своём городе, быть популярной. Ты же где-то поёшь? Я правильно поняла?

— Да… У нас творческая студия…

— Ну, вот… вы же участвуете в концертах, праздничных мероприятиях? Разве это не сцена?

— А разве — сцена?!

— А разве — нет? — Наташа снова улыбнулась, — Главное — заниматься любимым делом, а всё остальное — это лишь нюансы.

— Ничего себе — нюансы, — усмехнулась Любаша, — Зрительный зал на двести мест, костюмы за свой счёт и ни копейки гонорара…

— В этом ты, конечно, права. Но, если у тебя, действительно, есть талант, рано или поздно тебя заметят, пусть и в провинциальном городке.

— У нас?! — Люба вытаращила удивлённые глаза, — Да кто у нас заметит-то?! Если только хозяин какого-нибудь ресторана…

— А, что, ресторан это же неплохо. Творчества там, правда, мало, но школа хорошая. Самые крутые музыканты вышли именно из ресторанов. Плюс — заработок. Кстати, моя одноклассница по музыкалке поёт в «Руси», может, видела? Катя Малышева… уже не первый год поёт.

— Ну, вот ещё… — Любаша хмыкнула, представив, как она стоит за микрофоном перед жующей публикой, а сидящий за одним из столиков Даня что-то насмешливо говорит о ней своей очередной спутнице…

— И я пела в ресторане, правда, недолго. И на праздниках выступала, и даже на дому. Если ты в душе артист, какая разница, где приходится петь, в зрительном зале или в ресторане?

— Но там никто не оценит! Одни пьяные рожи…

— Ты работаешь или учишься?

— Работаю…

— Кем?

— Горничной в гостинице, — Люба произнесла эти слова нехотя, как бы стесняясь.

— Вот видишь. Ты убираешь за клиентами. А в ресторане ты могла бы для них петь. Это уже совсем другой статус… Глядишь, кто-нибудь и заметил бы.

— Всё равно… это не сцена.

— Кому — как. У нас в «патруле» клавишник — Женя Журавлёв. Музыкант от Бога… При чём, за плечами только музыкальная школа по классу бас-гитары, но он на клавишах такое вытворяет, что ни одному знаменитому виртуозу не снилось. Серьёзно, — Наташа кивнула в подтверждение своих слов, — И голос замечательный. Так вот он много лет отработал в ресторане, пока Дима не пригласил его к нам.

— Нет… это всё не то… не то… — Люба отрицательно качала головой, — У меня другая цель. Мне нужен успех!

— Люба… — Наталья говорила осторожно, боясь обидеть свою собеседницу, — Послушай меня. Можно всю жизнь стремиться к призрачной цели… Отдать в жертву всё, что у тебя есть… пройти мимо настоящего счастья… В результате добиться успеха, но остаться несчастным человеком… А можно даже и успеха не добиться. Ты не обижайся, что я так с тобой говорю. Просто, я знаю, что говорю. Можно провести годы в погоне за славой… а потом убедиться, что это бесцельно потраченное время, и за это время упущены многие возможности другого толка. Тебе сейчас может показаться, что я читаю обыкновенную нотацию… Но я говорю тебе правду. Добиться успеха не просто сложно. Это очень сложно.

— Но ведь ты… вы… ты же добилась?.. Значит, всё-таки, можно?..

— Можно, — улыбнувшись, Наташа охотно кивнула, — в общем, можно. Только я открою тебе один секрет… Я никогда не стремилась к успеху. Я даже не собиралась петь профессионально. Я училась в университете на режиссёра…

— Режиссёра?..

— Режиссёра театрализованных представлений, — уточнила Наталья, — нет, я пела, конечно… Но без претензий на карьеру певицы. Просто у меня так сложились обстоятельства. Я пришла к сцене без борьбы, и только благодаря Диме. Я думаю, что судьба сама решает за нас… и, если она где-то сопротивляется, то бороться не стоит. Значит, так тому и быть.

— А я не хочу так… — Любаша упрямо смотрела исподлобья впереди себя, — Свою судьбу я хочу устраивать сама…


Договорить она не успела… Услышав за дверью шаги, девушка вопросительно посмотрела на Морозову.


— Это Максим… — выглянув в коридор, Наталья снова повернулась к Любе, — Закончили просмотр, жюристы разъезжаются.

— Он сейчас уедет?! — понимая, что завтра будет новая суматоха, и другого такого шанса поговорить с московским продюсером один на один у неё уже не будет никогда, Люба кинулась к дверям.

— Наверное… — Наташа едва успела пропустить её вперёд.


…Она, конечно, не очень надеялась на положительный результат этого разговора… В считанные секунды преодолев разделяющие их метры коридора, Люба у дверей догнала председателя жюри — он шёл так быстро, что его редкие длинные волосы, как на ветру, «полоскались» внутри откинутого назад капюшона красной зимней куртки.


— Подождите!.. — забежав вперёд, Любаша тут же невольно попятилась — мужчина и не думал сбавлять шаг, — Подождите!..

— Слушаю… — он всё же остановился, скользнув по ней равнодушным взглядом.

— Я… я очень хорошо пою!.. Правда!.. — от волнения Люба забыла все слова, которые собиралась сказать продюсеру, — У меня драматическое меццо-сопрано!..

— Поздравляю, — на его лице застыло выражение вселенского терпения, — у вас всё?

— Нет!.. — она с мольбой смотрела в его серые, какие-то безразличные глаза, — Прослушайте меня… Пожалуйста!..

— Вот… — уже на ходу он достал из кармана визитку и протянул её Любе, — Там адрес… присылай плюсовку.

— Спасибо… — Люба оторопело смотрела на маленький картонный прямоугольник, — Только…


Она хотела сказать, что у неё нет плюсовки… но, подняв голову, увидела лишь захлопывающуюся входную дверь. Бежать на улицу, чтобы ещё раз нарваться на этот равнодушный взгляд, уже не захотелось.


«А Наталья говорила, что он нормальный и весёлый… Все они такие!..»


Люба ещё раз растерянно посмотрела на визитку: «Платов Максим Вениаминович. Композитор. Продюсер. Москва…»


— Ну, что? — Наташа поджидала её у дверей аппаратной, куда она зашла к мужу.

— Сказал, чтобы присылала плюсовку… — подбородок предательски дрожал, глаза наполнились слезами, и Любаша едва сдерживалась, чтобы окончательно не разреветься.

— И чего ты плачешь?.. — Наталья взяла Любу за плечи, — Сказал — пришли… Мало ли… Вдруг повезёт?..

— Да где же я её возьму?.. — она всё же не сдержалась; слёзы градом покатились по щекам, — Кто же мне её запишет?!

— Разве у вас негде записать? Была же студия звукозаписи… Я помню!

— Она и есть… — Люба размазывала слёзы по щекам, — Только там такие цены… мне за полгода не заработа-а-а-ть!..


…Вечером, попав в квартиру Морозовых, Люба почувствовала сильную усталость, которая после принятого душа показалась ей просто жуткой… Она даже была готова отказаться от ужина, чтобы поскорее лечь в постель, которую Наталья постелила ей в гостиной, но та буквально затащила Любашу в кухню.


— Ты не стесняйся, — Наташа ставила на стол тарелки, — у нас постоянно кто-нибудь гостит, это уже традиция. Вот только Серёжку не можем никак зазвать. Сколько раз приезжал сюда по работе, и ни разу к нам не пришёл!


Поужинав, Люба окончательно поняла, что ни на какие разговоры её сегодня уже не хватит. Последнее, что она запомнила перед тем, как лечь, наконец, в постель, это дети — мальчик лет четырёх, и девочка, которой было чуть больше года, которых Наталья привела от живущих по соседству родителей Дмитрия… Оба ребёнка были беловолосыми, как и сама Наташа, и голубоглазыми, как Дима… Только мальчик был копией отца, а девочка — матери. Они вместе с мамой пришли пожелать Любаше спокойной ночи.


— Это — Валерик, — Наташа наклонилась и поцеловала сына в белую пушистую макушку, потом подхватила на руки дочь, — А это Анечка… она появилась на свет только благодаря Серёжкиной маме… и самому Серёжке!

— Как это?.. — несмотря на желание немедленно закрыть глаза и провалиться в долгожданный сон, Люба насторожилась.

— Да нет… — рассмеялась Наташа, — Ты не так поняла… Просто после рождения Валерика я заболела, и вряд ли могла бы иметь детей, если бы тётя Оля не прислала мне лечебную траву. Я её пила, и вот результат… — расцеловав в обе щёчки, Наталья ещё крепче прижала к себе девочку.

— А Серёга?.. Он тут при чём?..

— А он мне эту траву как раз и привёз. Вернее, он привёз её Диме, потому, что я была в больнице… Вот такая история. Тётя Оля — настоящая волшебница. Её травы делают чудеса…


…Когда домой вернулся сам Дмитрий, Люба смотрела уже десятый сон.


Они увиделись только утром, за завтраком. Выспавшаяся Люба, наконец, смогла оценить жилище областных «звёзд», и украдкой разглядывала убранство кухни.


— Наташа мне всё рассказала, — подхватив на руки карабкающуюся к нему на колени дочь, Морозов придвинул к себе чашку с кофе, — мы тебе поможем.

— Мне?! — Люба и так робела в присутствии этого красивого, к тому же, популярного, певца, и от этих слов совсем смутилась.

— Да, мы с Димой решили тебе помочь, — кивнула Наташа, в свою очередь, усаживая за стол сына, — сегодня, конечно, не получится, но, если бы ты осталась ещё на один день, то завтра можно было бы записать твою песню в нашей студии.