— В семье не без урода, — вздохнул я.

— Он кончал за десять секунд и тут же погружался в блаженный сон. Ну да ладно. Словом, она пристала ко мне, как прилипала к акуле. Нянька присматривала за детишками, а ошалевшая мамаша преследовала меня по пятам. Мы встречались утром, днем и вечером, а по ночам она скреблась в дверь и снова требовала своего. Я уже имел довольно бледный вид, а тут еще, в один прекрасный день она призналась, что больше никогда не сможет спать со своим мужем.

— Ну и дела.

— Да вот, представь себе.

— Ну и как ты спасся?

— Я сказал ей, что должен уехать на одну неделю — на противоположный край острова. Не знаю — как, но она догадалась, что я пытаюсь от неё избавиться, и больше ко мне не подходила. А вскоре прикатил её муж здоровенный белобрысый малый. Меня так и подмывало отозвать его в сторонку и дать парочку полезных советов.

— А ещё подобные истории были?

— О, да, — расхохотался Патрик. — Прошлым летом, например, в отеле "Пальма" жила одна молоденькая немочка. Кровь с молоком. Она просто обожала это дело: сверху, сзади, сбоку, вверх ногами… Днем и ночью. Зарегистрировалась она как мисс Герта Холштайн, так что я был только счастлив помочь ей. Потрясающая фигурка… пышная упругая грудь, длиннющие ноги… Так вот, пару дней спустя заявляется какой-то субъект, годный ей в отцы. Или даже в деды. Лет под семьдесят, весьма импозантный, прикатил в "роллс-ройсе" с собственным шофером, и тоже поселился в "Пальме". В тот же вечер моя валькирия прискочила на наш обычный сеанс и даже словом о нем не обмолвилась. На следующий день, когда я её встретил, у неё под глазом багровел синячище размером с мельничный жернов. А чуть позже ко мне домой заглянул шофер — детина с габаритами Мохаммеда Али, но раз в восемь злее. Он сказал, чтобы я оставил эту дрянь в покое и никогда не пускал её к себе. В противном случае… Ты знаешь, я изрядно струхнул.

— Прекрасно тебя понимаю, — кивнул я. — А ты случайно не узнал имя этого старикана?

— Его звали Гюнтер. Какой-то промышленный магнат. Богатый, как Крез. Похоже, Герта от него сбежала, а он прикатил сюда, чтобы уговорить её вернуться в родимое гнездышко.

— Что ж, намек понял. Постараюсь держаться подальше от мужей и дедушек.

— Бойся также ревнивых любовников, — хохотнул Патрик.

— Как, ещё и этих? Неужели у тебя и по этой части есть опыт?

— Да, сижу я как-то в придорожной пивнушке теплым ясным вечером, никого не трогаю, мирно читаю газету, и вдруг заваливается парочка и устраивается за соседним столиком. Девчонка — просто отпад: умопомрачительно роскошная блондинка с крутым бюстом и загореленькая, как… как твоя шляпа. А с ней какой-то мозгляк, почти точная копия Уолтера Пейна. Они вдрызг разругались, и девица заявила ему на шведском английском, чтобы он шел в задницу и оставил её в покое. Этот зануда — ну, вылитый Пейн — начал скулить и ныть, чтобы ему дали последний шанс, что он исправится и так далее. Но девчонка настояла на своем, и он уполз, поджав хвост.

Ну, тут я к ней подкатываю и говорю, как, мол, ужасно так заканчивать свой отдых. И не хочет ли она пропустить рюмашку, чтобы забыть о случившемся. С удовольствием, говорит. И выпила раз, другой, третий… Последнюю рюмку — уже у меня дома. Закончила она отдых на самой высокой ноте, отбивая на пружинах моей кровати "Турецкий марш" Моцарта. На следующий день я отвез её в аэропорт и уже прощался, когда подкатывает этот самый любовничек и начинает вопить и визжать, как будто зацепился яйцами за колючую проволоку. Врывается полиция, слетаются управляющие, гиды, и — на следующий день вся Мальорка узнает, что я трахнул девицу этого козла в её последнюю ночь на острове. По счастью, мне удалось подмигнуть знакомому начальнику смены, которого я знаю, как родного брата, а он, в свою очередь, подмигнул начальнику полиции, который и на самом деле приходится ему братом, и девицу препроводили на посадку. Я незаметно улизнул в туалет, а крикун-рогоносец остался в полном одиночестве, недоумевая, куда все подевались. Кончилось все удачно, но несколько неприятных минут я пережил.

— Понятно, урок усвоен, — кивнул я.

— Дело, конечно, непростое. Эти чертовы женщины постараются сбить тебя с пути истинного. Было время, когда я считал, что только мужчины волочатся за женщинами. Теперь, бегорра, я узнал жестокую правду. Бабы любят это точно так же, как и мы, а ухищрения, к которым они прибегают, чтобы добиться своего, заставят позавидовать Тартарена с Мюнхгаузеном. Может, конечно, все дело в местном воздухе, и солнце с морем просто сводят их с ума. Или близость к природе заражает их романтическим духом. Как бы то ни было, стоит даже самой старой и сухой ведьме провести здесь пару дней, как она совершенно преображается и начинает гоняться за всеми встречными мужчинами. Сотни раз я наблюдал эти удивительные сцены.

— Что ж, теперь, когда ты столь подробно предупредил меня о грозящих опасностях, я постараюсь держаться начеку, — пообещал я.

— Вот и умница. Хорошо, давай перекусим, а потом я задам тебе несколько вопросов по поводу того, как ты собираешься вести себя в некоторых щекотливых случаях.

— О'кей.

Мы встали и отправились на кухню за бутербродами. Патрик спросил:

— Например, возьмем такой случай: ты отвозишь всех туристов в аэропорт, и вдруг выясняется, что рейсы на Лондон отменяются из-за погодных условий. Уже час ночи, а номера в отелях заняты новой сменой. Твои действия.

Я разразился смехом.

— Джин уже рассказала мне про этот кошмар.

Патрик фыркнул.

— Да, бедняга до сих пор просыпается по ночам в холодном поту, вспоминая этот ужас. Намазывай масло, а сам мотай на ус.

Глава одиннадцатая

Неделя промелькнула, как один день. За всю жизнь я ещё так не наслаждался.

Я почти не расставался с Патриком. Каждый день он возил меня на экскурсии. Мы посетили Кала д'Ор — прелестный уединенный грот на юго-восточном побережье, Кала-Мильор — живописный курорт на восточном берегу, утопающий в сосновых рощах, Плайа-Эсперанца — изумительный песчаный пляж на берегу бухты Польенса, на севере Мальорки. Мы побывали в Манакоре, знаменитом центре по производству искусственного жемчуга; посидели в пещерах Драка, послушав оркестр, который играет на огромной плавучей платформе; заехали на фабрику кожи в Инке и на винный завод в Санта-Марие. Когда настал субботний вечер, я буквально валился с ног от усталости. Мы с Патриком сидели на моем балконе и пили холодную водку — осторожно, конечно, поскольку мне предстояла ночь испытаний, а я уже и без того клевал носом.

— Нет, так не годится, — проквакал я, в очередной раз очнувшись от забытья. — Туристы будут томиться в аэропорту, в то время как я тут бессовестно дрыхну, храпя, как простуженный гиппопотам.

— Неделя у тебя выдалась слишком утомительная, — спокойно произнес Патрик — возмутительно бодрый и свежий. — Да и к такому воздуху ты ещё не привык. Зато за каких-то шесть дней ты познакомился со всем островом.

Я взглянул на часы. Было уже восемь вечера. Через час нужно выезжать в аэропорт. Мысль эта привела меня в трепет. Черт побери, моя первая группа! А впрочем, чего волноваться? Шестнадцать человек — со всеми надо поздороваться, проверить багаж, загрузить всех в автобус, жизнерадостно пролаять чего-нибудь ободряющее в микрофон, развезти всю кодлу по отелям и все. Ничего страшного. В полночь я уже буду спать без задних ног.

— Похоже, дождь наклевывается, — задумчиво произнес Патрик, посмотрев на небо.

После захода солнца с моря наползли темные и мрачные тучи, подгоняемые довольно холодным ветром; мне пришлось даже нацепить свитер, чтобы выйти на балкон. Я молился, чтобы не хлынул дождь. Клиенты будут очень огорчены. Против ветра они возражать не станут — это неизбежные издержки столь раннего отдыха, — но вот дождь в программе не числился.

— Ты не очень нервничаешь? — осведомился Патрик. — Я с удовольствием съезжу с тобой, если хочешь…

— Спасибо, Патрик, я постараюсь справиться сам. Все твои наставления я уже давно выучил наизусть. Если сегодня что-то не выйдет, значит, я не гожусь для этой работы.

— Неожиданность может подстеречь тебя в любую минуту. Ладно… если что — ты знаешь, где меня искать.

— Спасибо, друг, не знаю, что бы я без тебя делал.

— Не за что. Ученик ты, по-моему, прилежный. Главное — справиться с первой группой, а потом все пойдет как по маслу.

Без четверти девять я, подчиняясь инструкциям, облачился в форменный пиджак фирмы "Ардмонт" и покатил в отель "Польенсу", где, как было условлено, меня должен был поджидать наш автобус. Когда я приехал, автобус уже был на месте. Я залез в него и поздоровался с водителем.

— Привет, Расс, — откликнулся он. — Дождь будет.

Увы, он оказался прав. Мы ещё не выехали из Пальма-Новы, а дождь ливанул как из ведра. Стихия обрушилась на нас водопадом. Ослепительные зигзаги молний прорезали темное небо, каждую минуту гремел гром. Всю дорогу я ругался, на чем свет стоит.

Приехав в аэропорт, я сразу устремился в справочную — уточнить время прибытия. Мне сказали, что рейс немного задерживался из-за сильного встречного ветра. Минут на пятнадцать, не больше. Я обзвонил гостиницы и предупредил, чтобы ждали нас чуть позже. Потом зашел в бар и выпил три чашечки кофе.

В десять я снова заглянул в справочную. Из-за болтанки прибытие моего рейса откладывалось ещё на десять минут. Посадка ожидалась в половине одиннадцатого.

Я бесцельно слонялся по зданию аэропорта, не зная, куда себя деть. Минуты ползли мучительно медленно. Десять пятнадцать… двадцать… двадцать пять… тридцать.

Наконец, объявили, что самолет рейсом из Лондона приземлился.

Я проверил, что наш автобус, стоявший напротив таможни, ещё не угнали, и вернулся в здание аэропорта. От будок паспортного контроля потянулись первые пассажиры. Выглядели они ужасно — бледные, зеленые, потрясенные… Неужели это и есть мои клиенты?

Несколько минут спустя зал таможенного контроля заполонила добрая сотня совершенно несчастных и измученных людей. Чувствовалось, что они перенесли мучительный полет. Многие были в летах. Мужчины сразу усадили своих дам в кресла и хлопотали над ними, как наседки. Две стюардессы склонились над старушками, которым, судя по всему, было совсем плохо.

Я протиснулся в зал таможенного контроля, предъявив вместо визитной карточки свой фирменный пиджак. От толпы отделился сухощавый старик.

— Скажите, это вы курьер "Ардмонта"?

— Да, сэр…

— Моя фамилия Лич. Мы только что прилетели из Гэтвика… У нас был кошмарный полет. В самолет угодила молния и… Словом, моя жена сидит вон там, вместе со стюардессами. Ей очень плохо. Нам нужно как можно быстрее добраться до гостиницы.

— Да, сэр. Мы сделаем все, что возможно. Багаж сейчас подадут.

В следующий миг меня обступила толпа клиентов, взывающих о помощи мистер и миссис Мак-Лиш, мистер и миссис Андерсон, семьи Карстеров, Эдвардсов…

Я всем пообещал одно и то же, молясь про себя, чтобы не задержалась выдача багажа. Как назло, проклятый багаж где-то застрял.

Я подошел к одной из стюардесс. Она мило, хотя и озабоченно улыбнулась.

— Да, нам пришлось туго, — призналась она. — в одну из воздушных ям мы провалились на добрых полтысячи ярдов. Почти всех вывернуло наизнанку — мы ведь только-только их накормили. Раненых нет, но бедняжкам очень плохо.

— Да, сочувствую.

— Скверная история. Сколько здесь ваших?

— Шестнадцать человек.

— Удачи вам.

— Спасибо.

Движущаяся лента изрыгнула первые чемоданы с саквояжами. Их тут же оттаскивали. Слава богу, таможенники вошли в наше положение, и никого не задерживали.

Я зорко высматривал наклейки с эмблемой "Ардмонта" и посылал за багажом носильщиков, одновременно препровождая туристов в автобус.

Вот вам и наставления. В них не было ни слова о болтанке, молниях и воздушных ямах, о несчастных клиентах, перепачканных собственной рвотой и мечтающих только об одном — как бы лечь и тихо умереть. Зато идиотские наставления вменяли мне в обязанность пересчитать весь багаж и проставить свои инициалы внизу каждой эмблемы. Ха, представляю, как бы сказал этим злосчастным мученикам, чтобы они подождали ещё полчасика, пока я поставлю свои метки на все шестьдесят семь сумок, баулов и чемоданов.

К чести своей с погрузкой всего багажа и всех клиентов в автобус я справился за пятнадцать минут. Покончив с этим делом, я влетел в автобус и скомандовал шоферу:

— Вайа — быстрей!

Пройдя по проходу, я обратил внимание на миссис Мак-Лиш. Выглядела она страшнее смерти — бледно-зеленая, осунувшаяся; её голова покоилась на плече мужа. Он возвел на меня мученические глаза и прошептал: