Было уже далеко за полдень, когда Хироко вышла из дома с озабоченным и усталым видом. Она попросила мужа забрать дочку и идти домой. Доктор Гуди сказал, что роды могут продлиться еще несколько часов.

– Она еще не родила? – Бойд очень волновался за их подругу. Схватки начались уже давно, и ему просто не верилось, что она еще не родила.

– Доктор сказал, что малыш очень большой.

Бойд беспокойно заглянул жене в глаза, помня, что произошло, когда она рожала Джейн. Хироко направилась в дом, но обернулась и улыбнулась мужу:

– Уже, наверное, скоро.

Эти же самые слова она произнесла чуть позже, чтобы подбодрить Кристел, помогая ей тужиться, в то время как доктор Гуди ловко орудовал умелыми руками. Он был тем самым доктором, который отказался принять японку семь с половиной лет назад, заявив, что не желает помогать ее ребенку появиться на свет. Ведь его собственный сын погиб в Японии. Но теперь, наблюдая за ней, он был тронут добротой, умением и мудростью этой женщины. Казалось, от нее исходит какое-то тепло, нежность и покорность. В какие-то мгновения доктор был готов извиниться перед ней за давние обиды. Он знал, что ее второй ребенок умер, и теперь думал о том, что смог бы тогда предотвратить это. Он смотрел на женщину, но она ничего не говорила, а только тихонько подбадривала Кристел, которая сжимала ее руки и кричала от боли, ставшей теперь невыносимой, но ребенок все еще не показался.

– Придется отвезти ее в больницу. – Он уже начал думать о кесаревом сечении, но Кристел, собрав последние силы, приподнялась на кровати и так гневно на него посмотрела, что он в испуге замер.

– Нет! Я останусь здесь.

Год назад ее обвинили в убийстве, и сейчас новость о незаконнорожденном ребенке может положить конец карьере Спенсера. Если хоть одна живая душа узнает, что этот ребенок – его, этой новостью будут пестреть все завтрашние газеты.

– Нет! Я должна сделать это сама... о Господи... Новая боль пронзила ее тело, она не смогла договорить фразу, и, зная, что доктор собирается делать, Кристел начала тужиться еще сильнее. На этот раз она сама почувствовала слабое движение, и доктор одобрительно кивнул:

– Если будешь продолжать в том же духе, то очень скоро у нас появится малыш.

Она слабо улыбалась Хироко, когда боли немного стихали, и доктор, не говоря ни слова, вышел, чтобы позвонить медсестре. Он сказал ей, что, возможно, придется вызывать «скорую» на ранчо Уайттов. Может быть, понадобится отвезти Кристел в больницу в Напу. Если это продлится еще какое-то время, возникнет угроза ее жизни. Медсестра пообещала ему быть наготове и предупредить водителя «скорой помощи». Вернувшись в комнату, врач увидел, что Кристел между тем делает успехи.

– Еще... давай, так держать... тужься сильнее!.. Сильнее!

Кристел уже не могла тужиться сильнее, лицо ее было красным, глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит, а тело готово лопнуть на маленькие кусочки, так сильно она напрягалась. Ей казалось, что из нее выезжает железнодорожный состав, который она теперь не могла остановить. Она продолжала тужиться, и глаза Хироко стали вдруг округляться от удивления. Между ног Кристел показалось красное личико и головка с мокрыми черными волосиками. Доктор бережно развернул малыша за плечи и, ловко вытащив тельце ребенка, положил его на живот матери. Кристел так ослабла, что не могла произнести ни слова, она только улыбалась, глядя на него сквозь слезы, а потом, собравшись с силами, вдруг разрыдалась:

– Господи, какой он хорошенький... прямо красавец!.. Даже Хироко сразу поняла, что малыш – точная копия Спенсера.

Кристел улыбалась доктору, пока он отрезал пуповину, а Хироко вытирала подругу и заворачивала малыша в чистое белое одеяльце.

– Я же говорила, что смогу родить сама.

Он улыбнулся ей в ответ:

– Да, ты заставила меня слегка поволноваться. Этот твой молодой человек весит добрых десять фунтов.

Они взвесили ребенка на кухонных весах, и оказалось, что доктор прав. Сын Спенсера весил десять фунтов и семь унций[4].

Доктор передал его матери, и она улыбалась, глядя на сына. Он был подарком, посланным ей самим Господом, она так и решила его назвать: Зебедах. Подарок Бога. Это хорошее имя для малыша, родившегося от удивительной, сильной любви его матери к его отцу.

Доктор побыл с ними еще немного, дождавшись, пока мать и ребенок спокойно уснули. Для них всех выдался тяжелый день, но больше всех устала, конечно, Кристел. Он тихонько вышел из комнаты и увидел Хироко, спокойно сидевшую в гостиной. Она протянула ему чашку с чаем. Поколебавшись мгновение, он ее взял. Даже сейчас, после стольких лет, ему было тяжело разговаривать с этой женщиной, но сегодня она завоевала его уважение, и он жалел, что этого не произошло раньше.

– Вы оказали мне большую помощь, миссис Вебстер, – осторожно произнес доктор, и она улыбнулась ему. Эта скромная японка была умна не по годам. Жизнь в долине не баловала ее, но иногда делала подарки с помощью Бойда и Кристел.

– Спасибо. – Она застенчиво потупилась.

Уходя, он крепко пожал ей руку. Это не выглядело с его стороны извинением, просить у нее прощения слишком поздно. Но это был первый шаг к взаимопониманию и уважению.

40

Он рассказал об этом на следующее утро медсестре, когда пришел в свой кабинет. Понадобилось десять лет, пока они наконец простили ей то, что она японка, и поняли, что Хироко Вебстер – совсем неплохая женщина. Она и сама стала замечать, что окружающие смотрят на нее совсем по-другому после этого случая. В один прекрасный день, когда они с Джейн пошли в супермаркет, продавщица улыбнулась им и сказала «привет». А ведь десять лет обслуживала ее в надменном молчании.

Малыш Кристел рос здоровым. Она быстро оправилась после родов, и когда ребенку исполнился месяц, они крестили его в церкви, где когда-то обвенчались Бекки с Томом. Теперь он стал Зебедах Тэд Уайтт, и после церемонии Кристел разрешила Джейн подержать его. Малышка согнулась чуть ли не пополам под тяжестью спящего мальчика, и они все весело рассмеялись. Потом девочка подняла нахмурившееся личико и, посмотрев на Кристел, задала вопрос, от которого у молодой матери на глаза навернулись слезы:

– А кто же будет его папочкой?

Кристел смахнула слезы и посмотрела на девочку, держащую в руках сына Спенсера.

– Думаю, ему достаточно того, что у него есть я. А может, так даже лучше, ведь мы все станем любить его намного больше. – Она подумала о том, что Зеб, наверное, тоже когда-нибудь спросит ее об этом.

– А можно я буду его тетей?

– Конечно, можно. – У Кристел по щекам текли слезы, когда она наклонилась и поцеловала их обоих. – Тетя Джейн, когда он подрастет, он будет любить тебя больше всех.

Девочка гордо посмотрела на окружающих и отдала Зебедаха Уайтта его матери.

Двадцать шестого ноября 1956 года, через четыре дня после Дня благодарения, Зебедах праздновал свой первый день рождения. В тот год Ингрид Бергман[5] снялась в роли Анастасии, дочери русского царя Николая II. Она едва пришла в себя после скандала с незаконнорожденным ребенком. Именно этого и боялась Кристел. Конечно, она не так популярна, как шведская актриса, но, будучи за год до этого обвиненной в убийстве, она наверняка стала бы объектом внимания.

Кристел испекла для Зеба именинный торт, и тот, весело смеясь, тут же залез в него руками. Джейн кинулась умывать его. Девочке исполнилось восемь лет, и она обожала малыша. Он стал для нее самой любимой игрушкой.

Хироко постепенно начали признавать в городке после десяти лет открытой враждебности. Но Джейн все еще приходилось расплачиваться за любовь родителей – большинство детей в школе дразнили ее полукровкой. Она боялась и стеснялась своих одноклассников, по сравнению с которыми была умнее и взрослее не по годам. Наученная Хироко, она умела прощать им все и была с ними терпеливой. Девочка знала все уголки ранчо и всюду водила за собой Зеба. Она очень помогала Кристел, у которой работы было хоть отбавляй, ей иногда приходилось самой работать в поле. Дела на ранчо шли довольно успешно, хотя пришлось продать участок земли с большой выгодой для себя. С другой стороны, она очень хорошо понимала, что ранчо может приносить доход, на который можно довольно скромно жить, платить налоги. Они никогда не станут богачами, да что там богачами! Подняться бы чуть выше уровня бедности. Все это уже несколько месяцев заботило Кристел.

Она видела, что Вебстерам тоже приходится иногда голодать, хоть она и не брала с них плату за дом и землю. Подобно ранчо, маленькая газовая станция не приносила почти никакого дохода. Теперь же у нее был Зеб, и ей следовало думать о его будущем. Она понимала, что надо найти работу и часть денег откладывать для сына. Ранчо продавать она не собиралась, помня слова отца и не видя в этом никакой необходимости. Это ее дом и дом Зеба, а теперь еще и Вебстеров.

Но она ничего не говорила о своих тревогах Спенсеру, когда он звонил. Он все еще делал это время от времени, но боясь, что он может услышать голос ребенка, Кристел не разговаривала с ним подолгу. Он звонил все реже и реже. Он только лишний раз расстраивался, слыша ее голос, она же продолжала, несмотря на все его уговоры, настаивать на том, что не хочет его видеть. Если он приедет, то увидит Зеба, а это ее секрет, которым она дорожила больше жизни. Кристел знала, что его дела идут очень хорошо. Она как-то прочитала о нем в «Тайм». Иногда в местных газетах ей тоже попадалось его имя.

Весной 1957 года страна вступила в полосу экономического процветания, чего нельзя было сказать о жизни Кристел. Она понимала: так дальше продолжаться не может, ей необходимо было что-то делать. Прошедшая зима была для них очень тяжелой. Ей придется пойти работать, чтобы у них появились деньги.

Зебу исполнилось восемнадцать месяцев, и он повсюду бегал за Джейн. Каждый день он ждал, когда девочка придет из школы. Однажды майским вечером они с Хироко шли следом за детьми по пыльной дороге, вьющейся между виноградниками. Накануне вечером Кристел приняла решение, после того как обдумывала его несколько месяцев. Скандал, связанный с ее именем, за два года поутих и забылся. Она решила, что ей следует вернуться в Голливуд и попытаться найти там работу. Хироко посмотрела на нее с тоской, когда услышала об этом. Она всегда подозревала, что подруга хочет вернуться в Голливуд, поэтому ее слова не удивили японку. Им было очень тяжело расстаться с Кристел, и они боялись, что она захочет продать ранчо. Но насчет этого Кристел быстро их успокоила, а то, что она сказала потом, просто потрясло Хироко:

– Я хочу оставить Зеба здесь, с вами. – Она посмотрела на сына, семенящего за Джейн. Девочка посмеивалась, а малыш заливался радостным смехом. Каждый день, каждый момент сын был для нее живым напоминанием о Спенсере.

– Ты собираешься поехать в Лос-Анджелес без него? – Хироко не верила своим ушам.

– Мне придется так поступить. Смотри, что произошло с Ингрид Бергман. Если станет известно о моем ребенке, пройдет целая вечность, пока кто-нибудь согласится снять меня в какой-нибудь картине. И так-то, наверное, никто меня не возьмет, но я считаю, стоит попробовать. Ведь это единственное, что я умею делать. – И она знала, что умеет это делать хорошо. Год назад ей довелось увидеть фильм со своим участием, и Кристел очень понравилось, как она выглядит на экране. Сейчас, когда ей уже двадцать шесть, она выглядит прекрасно, красота ее расцвела. Сейчас самое время возвратиться, до того как ее не забыли окончательно, пока она еще молода. Она специально оборвала связи в Голливуде, теперь придется начинать все сначала. Но на этот раз она понимала, что ей придется много работать. Она больше не станет искать легкой жизни и связываться с человеком типа Эрни, не будет больше ничьей любовницей. Уж этот урок она выучила очень хорошо. В тот же вечер Хироко обо всем рассказала мужу, и он удивился не меньше жены:

– Она оставляет Зеба с нами?

Хироко кивнула. Бойда это очень тронуло. Он понял, что Кристел им безоговорочно доверяет, ведь она безумно любит своего сына.

Кристел проплакала целую неделю перед отъездом. Ей казалось, душа отделяется от тела, но ехать необходимо. Она должна заработать деньги. Тянуть нельзя, ведь по голливудским нормам она не становилась моложе. Пройдет еще несколько лет и с карьерой киноактрисы можно распрощаться.

– А что, если он забудет меня? – говорила она сквозь слезы Хироко, которая прекрасно понимала, как тяжело Кристел уезжать от ребенка. Она вообще не представляла себе, что Кристел способна на это.

Но в один июньский день она поцеловала его в последний раз и долго стояла на крыльце, глядя на подаренную отцом землю, освещенную утренним солнцем. Прижав к себе Зебедаха, она в последний раз вдохнула запах его чистого тела и с горестным всхлипом передала мальчика Хироко: