Анджела произнесла что-то сочувственное, и Кики продолжала:

— Потом я встретила Меллон. Только не помню, как ее зовут. Флоренс, что ли? Не помню. Во всяком случае, она сказала, что вроде бы Брэд отправился экскурсоводом куда-то на север, на водную экскурсию по какой-то дурацкой реке с группой других туристов. Я просто не знала, что делать. Эти путешествия продолжаются неделю! Так что я решила пробыть там пару дней и подумать, что делать дальше. Я купила лыжный костюм, взяла напрокат лыжи и тоже каталась с гор. Вообще-то там можно ездить и вверх, и вниз, и всегда можно найти новые трассы.

— Я тебя не понимаю, Кики. Как ты могла тратить время на то, чтобы кататься на лыжах, когда тебе надо было искать Брэда и Рори?

— Я просто каталась. Я также ходила в плавательный бассейн, почти все вечера проводила в «Дачин Рум». Знаешь, оркестр Миллера все еще там! Они играли эти старые мелодии. — Кики стала напевать припев из «Ты выглядишь прекрасно».

Анджела перебила ее.

— Почему же ты не связалась с агентом Брэда в Голливуде? Или с его менеджером? Они наверняка знали, где он.

— В конце концов я так и сделала. Но сразу мне это как-то и в голову не пришло, — с возмущением произнесла Кики — Так случилось, что я там встретила старых друзей. Там были Пьерпонты и Джимми с Глорией, и Гэри, и Рокки. А затем я неожиданно встретилась с Биллом Холденом! Ну что я могу сказать. Ты же знаешь, нам с Биллом есть что вспомнить… — Она сделала вид, что не заметила неодобрительный взгляд, брошенный на нее Анджелой. — А потом мне пришло в голову, что надо позвонить Мэрву Фридману. И он сообщил мне, что Брэда вызвали обратно, переснимать какие-то сцены из фильма, который они только что закончили, — это около Хьюстона. И я опять отправилась в путь, Не могу тебе передать, насколько тяжело было выбраться из Кетчума в Айдахо. Мне пришлось лететь на какой-то этажерке, которая не развалилась только чудом, в Солт-Лейк-Сити, затем пересесть на Хьюстон, потом я еще сотню миль ехала на машине и, наконец, поймала их всех — Брэда, Рори и Хейзел — это няня — в каком-то прицепе на краю города. Ночевали они в паршивом мотеле. И вот венец всего! Рори даже не помнит, что я ее мама!

Кики неожиданно замолкла и разрыдалась. Анжела обняла ее.

— Она еще совсем малышка. При каждой вашей встрече она будет все лучше и лучше запоминать тебя.

— И как, по-твоему, я смогу переносить все это? Я буду являться к ним, а она станет трогать мои волосы и говорить «красивая тетя». Потом она сказала то же самое актрисе, которая играет вместе с Брэдом. Я там провела целый день — вернее, полтора дня — с ней. Дала ей подарки, играла с ней, кормила ее. Но это так безумно тяжело. Так что я не выдержала и уехала. — Она ударила по подушке.

У Анджелы чуть было не вырвалось: «А что же ты ожидала?» — но она промолчала. Вместо этого она спросила:

— А как Брэд?

— Идеален. В этом ему не откажешь. Благородства в нем хватит на десятерых. Нет, серьезно. Поцеловал меня в щеку, обнял от души и сказал, что я могу оставаться сколько хочу, и даже заплатил за мою вонючую комнату в мотеле.

— Он… он с кем-нибудь встречается?

Кики пожала плечами.

— Эта Диана Лейн вела себя так, как будто он — ее собственность. Просто удивляюсь, почему Рори не зовет ее «мама», — добавила она с горечью.

— Ну что ж, — Анджела старалась говорить медленно и осторожно, выбирая слова, — в конце концов Брэд найдет кого-нибудь… а Рори еще совсем крошка…

— Давай, давай выкладывай, — сказала Кики, допивая свой мартини. — Ты хочешь сказать, Рори настолько мала, что готова назвать мамой любую женщину, на которой женится Брэд? Ты что же, считаешь, я об этом не думала?

— Но ведь Брэд позволит ей навещать тебя в Италии, когда она станет постарше, тогда и ты, и она, и Никки как следует сблизитесь.

— Ты действительно так считаешь?

— Разумеется, — заставила себя произнести Анджела.

— А как у тебя с Диком?

— Примерно так же.

— Так же паршиво?

— Пожалуйста, Кики, не начинай.

— Мне всегда говорили, что жизнь должна быть прекрасной, а не просто «примерно такой же».

— Дик говорит, что скоро мы построим собственный дом, так что сможем время от времени уезжать из Сакраменто, не останавливаясь в доме его родителей.

— Ну, это старая песня. Он, по-моему, слишком долго ее поет. А ты все еще развешиваешь уши.

Анджела пожала плечами.

— Что-то мы обе разнылись. Может быть, слишком много выпили?

— Нет, думаю, наоборот. Позови кого-нибудь из прислуги и пусть принесут еще бутылку.

— Я не знаю, Кики. Что они о нас подумают?

— О Боже, Анджела! Неужели тебя еще волнует, что про тебя думают? Ты здесь хозяйка. Дай-ка мне телефон!

— Я сама! Я сама! Ты действительно думаешь, что я боюсь собственной прислуги?

— Честно говоря, да.

Анджела взяла телефон и заказала еще одну бутылку мартини.

— Вот, пожалуйста. Как у меня получилось?

— Прекрасно! Скажи мне, ты получала какие-нибудь известия от Ника Домингеза?

Анджела напряглась.

— Нет, ничего. А почему я должна получать от него известия?

— Никаких твоих фотографий?

— Я ничего не видела.

— Разочарована?

— Кики!

— Ладно, прекратим этот разговор. Когда ты приедешь ко мне в Рим? Ты еще не видела мою Никки — эту несчастную уродочку! О Боже, мы с Брэдом просто выиграли в лотерее крупный приз, когда сделали Рори. Его гены и мои смешались и выдали нечто восхитительное. — Тут она разрыдалась.

3

Шла первая неделя июля. Анджела и Дик находились в Лос-Анджелесе в качестве почетных гостей Женского фонда Западного Лос-Анджелеса, собиравшего деньги для детей-инвалидов. Они остановились в гостевом доме в Бель-Эр, в поместье Пауэров. Через несколько дней Анджела собиралась уехать с сыновьями в Саутгемптон, навестить свою мать.

У Мари был строгий распорядок жизни. Как помнила Анджела, лето она всегда проводила в Хемптоне, осень — в своем любимом Стонингем-Мэнор, зиму — в Палм-Спрингсе, а весну — в Лос-Анджелесе, в своем доме в Брентвуде. Иногда она делала краткие визиты в Италию — навестить Кики и Никки. Анджеле всегда казалось, что Мари ездила туда, когда больше всего была нужна Кики. По крайней мере, ее мать не скучала, делала то, что ей хочется, хотя и не была особенно счастлива. У них с Эдвардом было «взаимопонимание», но они, казалось, никогда не бывали в одном и том же месте в одно и то же время. На своем втором этапе жизни Мари предпочла любви покой и чувство безопасности, и Анджела не раз думала — не сожалеет ли она о своем выборе.

Она сама выбрала любовь, что в общем-то звучало издевательски, если учитывать их отношения с Диком. Дело было даже не в том, что их брак постепенно превращался в пустоту, зашел в тупик. Больше всего тревожило чувство, что где-то ее ждет другая жизнь, интересная и полноценная, та, что придаст смысл ее существованию, если только она осмелится выйти из своей норы и поискать ее. Но она знала, что, в отличие от Кики, всегда была трусихой, у нее не хватит смелости сделать то, что требуется… Потребовать развода. За последние месяцы эти слова все чаще крутились в ее голове.

Но как она может развестись? Ведь брак был освящен церковью. И потом — у них есть дети, их отец был губернатором. Как супруга губернатора может с ним развестись? Как женщина-католичка может развестись с католиком — отцом ее детей? Кики говорила, что католики всегда выступают против разводов и абортов до тех пор, пока это им самим не понадобится. Может быть, как всегда, Кики была права.

Посмотрите на Кики сейчас. Звезда Рима! Успех, о котором она всегда мечтала! Эти легкие эротические кинокомедии, в которых она снимается и которые так хорошо удаются итальянцам. Даже Мари говорила, что фильмы очень занимательны и что Кики смотрится превосходно. Для нее это было полной неожиданностью. Теперь Кики была больше известна американским кинозрителям по иностранным фильмам, чем когда-либо. И кроме того, у Кики был Вик, человек, чем-то похожий на папу, и который, как говорит Кики, «заставляет меня чувствовать себя так, что я готова выпрыгнуть из кожи, чтобы его птичка влетела в мое маленькое гнездышко». О Боже! Сколько еще женщин могут сказать такое!

Она часто стыдилась своих тайных горьких мыслей. Ей и так было дано больше, чем многим другим. У нее были сыновья. Она жила в полном комфорте, имея большой штат прислуги, готовой удовлетворить ее любое желание. Как супруга губернатора, она пользовалась большим уважением, ее всюду приглашали. Вероятно, она должна была считать, что ей необыкновенно повезло, но внутренний голос все время говорил ей: «Тебе ведь нет еще и тридцати. А в твоей жизни нет тепла». О Боже, как ей хотелось тепла!


Перед отъездом на восток Анджеле нужно было утром сделать кое-какие покупки в Беверли-Хиллз. Дик застал ее, когда она уже собиралась выходить.

— Раз уж ты сегодня пользуешься машиной и будешь неподалеку от Уилшира, не забросишь туда кое-какие бумаги? Мне бы не хотелось отправлять их с курьером. — Она знала, что речь идет о частной конторе, занимавшейся финансовыми делами семьи Пауэр.

— Ну разумеется, — сказала она, натягивая белые эластичные перчатки и запихивая бумаги, которые он ей дал, в соломенную сумку. — Может быть, будут еще какие-нибудь поручения, поскольку уж я все равно еду в город? — спросила она с улыбкой, изо всех сил стараясь выглядеть веселой и ласковой.

— Да. Пожалуйста, оставь кое-что в магазинах, не забирай всего. Ты же знаешь, как только ты прилетишь в Саутгемптон, ты опять начнешь бегать по магазинам.

— Постараюсь, — спокойно ответила она. — Что-нибудь еще?

— Да. Сегодня вечером банкет в Ассоциации банкиров.

— Да? И что? — Присутствие на банкетах было ее официальной обязанностью.

— Мне бы хотелось, чтобы ты надела что-нибудь строгое… чтобы все было закрыто; я не хочу слышать неодобрительных отзывов. То платье, что на тебе было в прошлый раз, больше подходит для Кики — то, с открытыми плечами и с блестками.

— Слушаюсь, сэр. Оденусь скромно, как монашка. Еще что-нибудь? Будут еще какие-нибудь просьбы? — подчеркнуто вежливо спросила она.

— Да. Постарайся выказывать меньше сарказма и будь попокладистей. Не могу понять, что это на тебя нашло.

— На меня, как и в меня, мало что входит, особенно в последнее время, уж если честно.

Он несколько секунд смотрел на нее, как будто хотел сказать что-то значительное, но передумал и, покачав головой, пробормотал:

— Слышу голос твоей сестры…

* * *

Сначала Анджела хотела передать бумаги с шофером, но передумала и решила пойти сама и поздороваться там кое с кем. Она уже уходила, когда Джули Андерсон остановила ее:

— Ой, подождите, миссис Пауэр, мистер Ричмонд только что прислал счет для подписи. Похоже, губернатор случайно пропустил его, когда подписывал остальные счета. Может быть, вы сможете сделать это?

— Почему бы нет, — улыбнулась Анджела.

— Я не знаю, стоит ли вас беспокоить из-за этого.

— Все в порядке, Джули. Дайте мне взглянуть на него, и я поставлю подпись.

Счет был из магазина «Тиффани».

— Не помню, чтобы я в последнее время что-то покупала у «Тиффани», — произнесла она, бросив взгляд на счет.

— О Боже, — сказала Джули. — Может быть, он хотел сделать вам сюрприз, а я все испортила…

Счет был из нью-йоркского филиала, а не из магазина в Беверли-Хиллз, им был оплачен бриллиантовый браслет стоимостью в две тысячи двести долларов. К счету была прикреплена квитанция на получение, на которой каллиграфическим почерком было написано: Джина Грант.

Не удивительно, что с этим счетом возникли проблемы. Очевидно, Дик не хотел проводить его через контору, пытаясь найти иной способ оплаты.

Она взглянула на Джули, не сводившую с нее глаз.

— Все в порядке, Джули. Это не сюрприз, я только что вспомнила… Я сама делала эту покупку — просто из головы выскочило. Я подпишу. Только, будьте добры, пришлите мне копию, чтобы я не забыла включить его в свой список. Я обычно записываю все, что покупаю и где и кому что дарю.

— Ну конечно же, миссис Пауэр. Сейчас сделаю для вас копию. — И она бросилась из комнаты, обрадовавшись тому, что не доставила никому неприятностей.

«Так, теперь все абсолютно ясно. Больше никаких подозрений и предположений, — подумала Анджела. — Одни факты». Она не чувствовала ни удивления, ни злости. Только подумать! Две тысячи двести долларов за бриллиантовый браслет от Тиффани! Или это очень удачная покупка, или там мало бриллиантов. Даже Джине Грант не удалось много выжать из Дика Пауэра.