Анджела вытерлась тяжелым махровым полотенцем с монограммой. В дверь постучали, но она не откликнулась. У нее не было ни малейшего желания общаться с Хелен или еще с кем-либо из прислуги. Ей необходимо было продумать свои действия, трезво все взвесить. Анджела так хотела с кем-нибудь посоветоваться, но, кроме матери и сестры, обратиться ей было не к кому.

Втягивать свою сдержанную, утонченную мать в это грязное дело она не могла. На Кики она была сердита и практически не разговаривала с ней после той поездки на Ривьеру. Друзья? У нее не было таких друзей, с которыми она могла бы обсуждать подобные вопросы. И все-таки ближе Кики у нее никого не было. На этот раз сестра обязательно поможет ей, потому что очень хочет с ней помириться, чтобы доказать, что действительно любит ее и сожалеет о том, что произошло во время бракосочетания Грейс Келли.

Интересно, можно ли рассказать Кики о фотографиях по телефону? У нее была своя частная линия, отдельная от общего коммутатора. Тем не менее она не была полностью уверена, что их разговор не подслушают. Может быть, вся эта линия прослушивается? Разговор могут услышать и телефонистки, которые нередко за определенную мзду передают наиболее пикантную информацию газетчикам.

Нет, она не может так рисковать. Она использует эти снимки для того, чтобы шантажировать Дика и добиться свободы, однако ей нужно защитить сыновей от скандала. Ситуация была очень деликатная. Ей необходимо вызвать сюда Кики, не сообщая никаких подробностей по телефону. Она может просто сказать: «Приезжай, ты мне нужна», и Кики приедет, даже если съемки в самом разгаре. В этом она не сомневалась.

В дверь опять настойчиво постучали. Наконец она откликнулась:

— Да?

— Анджела, это Хелен. Я жду вас в кабинете. Что-нибудь случилось?

— Нет, конечно. — Эта добросовестная Хелен иногда бывала чересчур навязчивой. Как она смеет без конца стучать в ее дверь?

— Я подумала, нам следует кое-чем заняться. Уже почти половина двенадцатого.

— Не сейчас, Хелен. Я отдыхаю.

— Да, но у вас в час обед с «Калифорнийскими женщинами» в пользу нуждающихся…

— Придется отменить.

— Но вы собирались там выступить…

— Ради Бога! Речь лежит на моем письменном столе — дайте ее кому-нибудь, и пусть ее прочитают. Я не хочу, чтобы меня беспокоили до конца дня. Можете это передать остальным.

Она услышала, как секретарша отошла от двери. Хорошо, что Дик в Капитолии, а то бы Хелен заставила его стучать ей в дверь и требовать, чтобы она пошла на этот обед.

Она подошла к двери и чуть приотворила ее, чтобы убедиться, что секретарша действительно ушла, прежде чем она станет звонить Кики. Сможет ли Кики уехать в середине съемок? Она заказала разговор с Миланом, не задумываясь над тем, какое там время. Утро? Вечер? Ей было все равно. Наконец, к телефону подошла экономка Кики и на ломаном английском объяснила, что Кики находится в каком-то труднопроизносимом месте. На смеси испанского и итальянского Анджела попросила передать Кики, если та даст о себе знать, связаться с ней.

В отчаянии Анджела подумала, что теперь ей придется действовать в одиночку, самой продумать, как поступать дальше. Во всяком случае, у нее есть в запасе несколько часов, чтобы подготовиться. Она знала, что Дик придет домой поздно — сегодня ему надо было присутствовать на каком-то официальном приеме.

* * *

Анджела нашла свою ночную рубашку из черных кружев, оставшуюся еще от ее приданого и которую она надевала только один раз. Анджела купила ее, поддавшись какому-то глупому порыву, потом забросила, поскольку та показалась ей слишком откровенной и вульгарной, такую вещь пристало носить любовнице или продавщице во время медового месяца. Но на самом деле она смущала ее, она чувствовала себя в ней так, как будто предлагала себя, как бутерброд, который для придания ему более аппетитного вида украшается зеленью и посыпается перцем.

Для сегодняшнего вечера все это подходило идеально. Ей надо было выглядеть соблазнительной и немного вульгарной. Она долго лежала в ванной, наслаждаясь ароматной теплой пеной, потом насухо вытерлась, предвкушая то, как сегодня вечером она осуществит свой план. Она надушила все тело — даже пальцы рук и ног, а затем надела ночную рубашку. Сейчас ей было жаль, что прозрачное одеяние так и пролежало невостребованным все это время. В нем она чувствовала себя привлекательной и соблазнительной. Кружева облегали ее грудь, сквозь них просвечивала нежная кожа, дразняще выглядывали розовые соски. Разрез доходил до ягодиц. То, что нужно, — она выглядела как шлюха экстракласса.

Покопавшись в ящике, Анджела нашла красный пояс для чулок, сохранившийся еще со времен ранней юности, когда такие вещи казались неприлично-заманчивыми. Она натянула нейлоновые чулки и пристегнула их черными резинками, прикрепленными к поясу. Последний штрих — красные атласные туфли на высоком каблуке.

Открыв дверь, соединяющую спальни, она зажгла одну лампу, так, чтобы большая часть комнаты оставалась в тени. Затем вернулась в свою спальню и достала кипу пластинок — все старые, сентиментальные мелодии, которые она очень любила: «Если б я любил тебя…», «Пленник любви»…

Анджела поставила в ведерко со льдом бутылку шампанского. Лед почти растаял, но это не имело значения. Унося ведерко в комнату Дика и ставя его на тумбочку у кровати, она подпевала пластинке, стараясь вспомнить слова.

«Цветы, — подумала она. — Обязательно должны быть цветы». Бросившись в свою комнату, она схватила вазу с тюльпанами и нарциссами, стоящую у нее на туалетном столике, принесла ее в комнату Дика и поставила рядом с ведерком с шампанским. Тюльпаны и нарциссы — не самые сексуальные цветы, но других у нее не было.

Анджела вернулась в свою комнату, вытащила снимки и разложила их на своей кровати. После этого она прошла в комнату Дика, легла на кровать и стала ждать.

Спустя некоторое время снизу донеслись голоса. Дик желал кому-то спокойной ночи. Горничной? Экономке? Затем он поднялся по лестнице и прошел через зал. Было слышно, как он стучит в дверь ее спальни, затем, немного подождав, он что-то пробормотал и подошел к двери своей комнаты. Он отворил ее и, увидев на кровати Анджелу, ахнул от удивления. Затем быстро закрыл за собой дверь.

Она улыбалась ему самой обворожительной улыбкой, на какую была способна, и он улыбнулся ей в ответ, подходя ближе.

— Что все это значит? — спросил он недоверчивым голосом.

От его взгляда ничего не ускользнуло: ни кружевная ночная рубашка, сквозь которую просвечивала грудь, ни черные нейлоновые чулки, ни пояс с резинками, ни длинный разрез. Она встала с кровати и прижала свой палец к губам, заставляя молчать. Затем обхватила его за шею и поцеловала, проникая языком в его рот, трогая его язык. Руки Дика скользнули по ее телу, зубы слегка прикусили ее язык. Пальцы, лаская, потянулись к ее разведенным бедрам. Вздыхая, издавая, стоны, что-то бормоча, она позволила ему проникнуть в нее пальцами.

Анджела стала медленно раздевать его, пока он целовал ее губы, уши, шею, плечи. Она сняла с него рубашку, расстегнула «молнию» на брюках, затем просунула руку в отверстие и стала нежно поглаживать его, лишь слегка касаясь пальцами. Она не хотела, чтобы он быстро возбудился.

Дик сел на край кровати, пока она снимала с него брюки, затем трусы. Опустившись на колени, она стала целовать его бедра, оставляя на коже влажные следы, однако не дотрагиваясь до его фаллоса. Он откинулся назад и тихо стонал. Затем он потянул к себе ее голову, вцепившись пальцами в волосы и стараясь воткнуть свой член ей в рот, но она покачала головой и засмеялась.

Анджела легла на пол, раздвинув ноги и подняв колени. Наступила ее очередь. Он будет делать с ней все то, что проделывал с теми, другими женщинами. Запах ее тела возбуждал его. Он зарылся лицом в ее лоно, лаская его языком. Когда Анджела получила свое, она оттянула его голову за волосы, потом перевернулась и встала на четвереньки. Он задрал ей рубашку и, увидя ее обнаженные ягодицы, попытался взять ее сзади.

— Нет! — Она показала, чего хочет от него. Потом он опять попытался войти в нее, но она уползла, довольно смеясь. Дик бежал за ней на четвереньках, терпение его уже было на пределе, он был готов взять ее силой.

Анджела поднялась и налила вина. Протянув ему бокал, отпила из своего. Он залпом выпил шампанское и наполнил бокал снова. Затем осушил его и взял бокал из ее рук. Дик потянул ее на кровать, но Анджела опять оттолкнула его и впервые за вечер обратилась к нему:

— В другой комнате — там все приготовлено.

Взяв шелковый поясок от ночной сорочки, Анжела показала, что хочет, чтобы Дик отвел назад руки. Он задержал дыхание, когда она связывала ему сзади запястья. Когда его руки были крепко связаны, она стала дотрагиваться до него, лаская дразнящими движениями, мяла его яички… Он издавал тихие стоны. Улыбнувшись прямо ему в лицо, она произнесла:

— Пойдем.

Когда он нетерпеливо проследовал за ней в спальню, она подвела его к кровати и захохотала:

— Не торопись, внимательно посмотри на каждую из них и скажи, кто возбуждает тебя сильней всего?

Он взглянул на снимки, как бы не веря своим глазам, потом с яростью и изумлением посмотрел на нее. Дик попытался развязать руки, но, прежде чем ему это удалось, она собрала все фотографии и спрятала их за спину. Освободив руки, он подошел к ней.

— Отдай мне эти снимки, ты, стерва!

— Нет, ты их не получишь. Они мои! Еще один шаг, и я закричу так, что подниму весь дом. Дверь не заперта. Все прибегут сюда и увидят эти снимки. Давай, попробуй!

Глаза его сузились, он взглянул на дверь.

«Хочет убедиться? Проверить, действительно ли она не заперта? Или хочет ее запереть?»

— Если только подойдешь к двери, я начну кричать! Давай! Можешь проверить!

Он замер, пытаясь оценить ситуацию. Возбуждение его прошло, вид у него был нелепый, член съежился и обвис. Она опять рассмеялась резким смехом.

— Можешь оставить себе эти снимки, — проговорил он. — Какой тебе от них прок? Ты же не будешь демонстрировать их в суде. Уж только не ты, — фыркнул Дик. — Я всегда подозревал, что ты трахаешься с этим вонючим фотографом Домингезом, госпожа Святоша. Ты заставила его сделать эту грязную работу. Ну и что ты от этого получишь? Только попробуй использовать эти снимки. У меня тоже кое-что имеется на тебя и твоего безволосого приятеля.

— Между нами абсолютно ничего нет. — Смех ее прервался.

— Вбей себе в голову раз и навсегда — ты никуда не уйдешь. Тебе некуда уходить, если только ты не собираешься уйти, бросив своих детей, потому что у тебя кишка тонка использовать эти снимки. И даже если ты пойдешь на это, я найду десяток экспертов, которые поклянутся, что это фальшивка.

Он прошел в свою комнату, захлопнув дверь. Она бросилась за ним и заперла ее, услышав в этот момент его издевательский смех. Сев на пол около двери, она прислушалась и поняла, что он говорит по телефону. Интересно, с кем он собирается консультироваться?

«Кики, ну почему ты не звонишь? Мне так нужна твоя помощь. Я не могу справиться с этим одна. Мама… Может быть, мама сможет мне помочь? Если только она не побоится скандала. И Эдвард. Мама сможет сделать так, чтобы Эдвард помог мне. Если только она согласится. Я должна сделать так, чтобы она поняла, что должна мне помочь. Щепетильная Мари. Она с отвращением отнесется ко всей этой грязи».

Анджела взяла свою черную сумочку из крокодиловой кожи, сделала прорезь в шелковой подкладке, засунула туда снимки и опять зашила дыру. В школе при монастыре ее учили делать очень аккуратные швы.

* * *

Анджела почти не спала в эту ночь. Утром она слышала, как Дик спустился вниз к завтраку и в это время к нему пришел Пат Хэггерти, один из его доверенных лиц. Пат остался завтракать с Диком в столовой. Она молилась Богу, чтобы они потом не скрылись в кабинете Дика, как это нередко бывало. Но спустя полчаса они вместе уехали на лимузине. Слава Богу!

Уже одетая, она поспешила вниз. Не говоря никому ни слова, она быстро прошла к гаражу и села в машину, отказавшись от услуг шофера. Если ей повезет и не будет проблем с дорожным движением, то она будет в Брентвуде к трем часам. Слава Богу, ее мать сейчас находится в Калифорнии.

* * *

Она въехала в мощенный кирпичом дворик и, выскочив из машины, побежала к дому. И зачем она бежала? Уж если она приехала, несколько минут не имели большого значения.

Анджела нашла свою мать в зимнем саду, та опрыскивала водой папоротники.

— Мама!

— Ты такая бледная, Анджела! Откуда ты? — В ее голосе слышалась тревога.