Джун Зингер - Звездные мечты

Встревоженно он ходил взад-вперед и говорил больше для себя, чем для Мари.

— Может быть, я смогу найти Дези. Она нам кое-что тоже должна. Я скажу ей, что если она хочет получить свои деньги, когда maman умрет, то ей лучше вернуться и ухаживать за ней. Тогда ты будешь свободна и сможешь уехать.

— Ты не слушаешь, Джулиан, — устало произнесла Мари. — Я больше не могу ждать.

— Подожди хотя бы, пока вернется Дези. Я найду ее и заставлю вернуться.

Но Мари уже покинула комнату и не слышала его последних слов.

* * *

Как только Джулиан уехал, она открыла сейф в комнате матери. Там оказалось несколько ювелирных украшений и немного денег. Она должна немедленно продать драгоценности. Мари подошла к туалетному столику и открыла шкатулку со всякими «мелочами». Выходя из комнаты, она оглянулась и увидела, как женщина, сидящая в постели, смотрит на нее печальными темными глазами.

Мари вернулась к кровати.

— Я наговорила о тебе ужасные вещи, maman. И я искренне сожалею, что так оставляю тебя. Но ничего не могу поделать. Ты вырастила меня невинной и зависимой, а должна была быть строже и лучше защищать меня. Ты должна была найти способ удержать меня от брака с Рори, а если уж это не вышло, то надо было лучше смотреть за моим замужеством. Бедная мама, я знаю, что ты старалась.

Она быстро нагнулась и коснулась губами ее лба, затем вышла и закрыла за собой дверь.

Мари прошлась по дому и собрала все столовое серебро. Небольшие предметы она уложила в чемоданы, которые намеревалась взять с собой, но большие было сложно самой везти в Нью-Йорк. Она должна их пристроить здесь. Мари упаковала все в коробки и погрузила в машину. Несмотря на трудные времена, она была уверена, что покупатели на прекрасное старинное европейское серебро найдутся.

Она собрала всего лишь один маленький чемодан для себя и другой для девочек, и, когда они вернулись из школы, у нее все уже было готово. Без всяких объяснений она велела им сесть в машину и поехала на железнодорожный вокзал. Припарковавшись и оставив ключи в замке зажигания, она погрузилась с детьми и чемоданами в нью-йоркский поезд. Все оказалось даже проще, чем она представляла. Она улыбнулась. «Они все думали, что я не справлюсь».

Мари ни слова не сказала слугам, не оставила записки Джулиану. Даже если он узнает, куда она уехала, что он сделает? Он не может заставить ее вернуться назад и ухаживать за их матерью. Он не станет посылать за ней полицию из-за того, что она украла эти драгоценности, немного денег и столовое серебро. Он не может обрушить на семью еще один скандал.

«А как же справишься ты, Джулиан?»

* * *

Она усадила обеих девочек на двойное сиденье напротив себя. Анджела сидела возле окна и наблюдала, как исчезает из виду Новый Орлеан. По лицу ее катились слезы.

— Почему ты плачешь? — спросила ее Мари.

— Потому что мы уезжаем. Мы со всеми расстаемся, с grand-mere, с папой.

— Иди сюда, — произнесла Мари. — Сядь рядом со мной.

Анджела пересела к матери и прижалась к ней, пока та утирала ей слезы.

— Мы не оставляем твоего папу, — сказала Мари. — Он уже сам оставил нас. И ты это знаешь. — Она обняла хрупкое тельце девочки. — Он оставил нас давным-давно.

И тут, что было для нее вовсе нехарактерно, начала громко плакать Кики.

— Куда он ушел, maman? — всхлипывала она, вскочив со своего места и пытаясь втиснуться в узкое пространство сбоку от Мари.

— Я не знаю, — печально ответила Мари. — Никто не знает. Но ты должна вернуться на свое место, Кики, Здесь втроем не уместиться.

— Но ведь я тоже плачу, как Анджела.

Мари взглянула на нее с досадой и смущением.

— Хорошо, в таком случае можешь недолго посидеть у меня на коленях. А потом вы обе вернетесь на свои сиденья.

«Конечно, такой поворот событий для них труден», — подумала Мари. Даже для Кики, которая была далеко не такой чувствительной, как Анджела.

— Мы когда-нибудь снова увидим папу? — спросила Кики, пытаясь теснее прижаться к ней. Она перестала плакать.

— Может быть… — ответила Мари.

Кики криво улыбнулась:

— Ты уехала, чтобы найти себе нового мужа, мама?

Мари внимательно посмотрела на нее. Кики назвала ее не maman, а мама. «Кики уже приспосабливается», — подумала она. Тут зашевелилась Анджела. И она повернулась к младшей дочери.

— Что с тобой?

— Я хочу посидеть у тебя на коленях, maman. Можно я тоже сяду, как Кики?

* * *

Позднее, уже ночью, когда девочки лежали рядом на одной кровати, Анджела расплакалась. На сей раз ей утирала слезы Кики.

— Не плачь, ангелочек. Вот увидишь, скоро мы снова встретимся с папой.

— Когда, Кики?

— Скоро…

— В силу обстоятельств, да и по собственному желанию, Мари долгие годы пребывала фактически в заточении, — говорила Биби Тайлер своей молодой интервьюерше. — А все ее гордость. Понимаете, она всегда была очень гордой, еще до встречи с Девлином. А теперь, освободившись от унизительного замужества и выйдя из-под влияния своей матушки, она хотела жить своей жизнью во всей ее полноте и наслаждалась самой идеей независимости. Она по-прежнему нуждалась в каком-нибудь покровительстве для себя и своих дочерей. Мари знала только одну возможность найти это покровительство, поэтому она поехала с девочками именно в Нью-Йорк, где жил дядя Поль, брат матери, уехавший из Нового Орлеана еще до ее рождения.

Поль Манар познакомился и женился на какой-то Гертруде Бенедикт, когда приехал в Нью-Йорк по делам. Это был скороспелый роман — они поженились через несколько недель после первого знакомства. Манары, не признававшие протестантского венчания, отреклись от Поля. Бенедикты, однако, приняли Поля в свою семью, взяли его в свою страховую компанию, позволили ему обратиться в их епископальную веру и поселили молодую пару в городском доме в престижном районе. У Поля была большая семья из пятерых детей, все они, в свою очередь, удачно создали собственные семьи. Евгения, мать Мари, за все годы слышала о нем лишь два или три раза, и Мари полагала, что теперь он с радостью встретит ее.

Мари подсчитала — на деньги, вырученные от продажи серебра и драгоценностей, а также имея ту наличность, что у нее была, она сможет прожить года два, если, конечно, драгоценности уйдут по хорошей цене. К тому времени она надеялась удачно выйти замуж. Если это не получится, то придется искать поддержку где-нибудь в другом месте. Имея все это в виду, по прибытии в Нью-Йорк она сняла номер в маленьком приличном отеле в Верхнем Ист-Сайде, а потом позвонила дяде Полю.

Мари все рассчитала правильно. Когда Поль Манар услышал в телефонной трубке ее голос, он был глубоко тронут. Он настоял, чтобы она пришла к нему вместе с дочерьми, и созвал своих детей, чтобы те приехали познакомиться со своими кузинами из Нового Орлеана.

Мари изложила свою историю как впечатляющую трагедию всем Манарам — дяде, тете, кузенам, и кузинам, и их супругам.

К тому времени, когда она закончила, не осталось никого, кто бы не был тронут ее рассказом и не преисполнен к ней любовью. Поль Манар был вынужден снова вспомнить о молодом человеке, который влюбился в женщину не своего круга, и о цене, которую он заплатил за это, — разрыв семейных уз и лишение наследства. Он был настолько взволнован этой несправедливостью, от которой сам пострадал, и визитом своей несчастной племянницы, что даже не слишком ощутил сочувствие к своей больной парализованной сестре, которая осталась с одним сыном.

Он сразу решил, что заменит отца бедной девочке, которая так жестоко обижена судьбой и так наказана за то, что влюбилась и вышла замуж за негодяя, так оскорблена бесчестной сестрой и эгоистичным братом. Слишком много несчастий, слишком много! И, Господи, как же ошеломляюще она хороша! Старый человек, он, однако, еще не оставался безучастным к женской красоте.

Прежде чем Мари нанесла этот визит, она сделала то, чего не делала все эти годы, что была замужем за Рори Девлином. Ее волосы, всегда такие бледные, теперь отливали серебристо-платиновым блеском, популярным после Джин Харлоу. Длинные светлые ресницы она подкрасила тушью, отчего ее глаза стали, по мнению одного кузена, зеленые, как океан, а по мнению другого — синие, как небо. Она надела узкое черное платье, купленное в Нью-Йорке, которое, несмотря на свою длину, хорошо подчеркивало ее стройные ноги. Немного нарочитый очаровательный новоорлеанский акцент, никогда раньше не заметный в ее речи, усилил общее прелестное впечатление. Она обворожила всю семью, чего и добивалась. Все ее кузены и кузины — Поль-младший, Гектор, Кэтрин, Хелена и Бетси — были очарованы Мари, как и их отец. Тетя Гертруда немедленно подвела итог общей семейной реакции на участь их несчастной родственницы:

— Мы сразу должны найти ей мужа, и, думаю, это не составит большого труда. Претенденты обобьют нам все пороги.

Все кузины были в восторге от предстоящей охоты па будущего мужа.

— Это будет так весело!

— Мы сразу начнем тебя представлять нашим знакомым!

— А с этими двумя очаровашками проблем не будет вовсе!

И все посмотрели на Кики и Анджелу, которые сидели как две французские куколки в чопорных аккуратных вельветовых платьицах, с разноцветными ленточками в длинных волосах. Они сидели очень пристойно — руки на коленях, точно так, как сказала мама.

— Очаровательные! — воскликнула Бетси.

— Прелестные, — сказала Хелена.

— Да, обворожительные! — подтвердила Кэтрин.

Дядя Поль и тетушка Гертруда настояли, чтобы Мари и девочки немедленно переехали в их дом на Пятой авеню, и кузины с восторгом повторяли уже от себя идею переезда.

— Вам не следует останавливаться в отеле с двумя маленькими девочками, даже если он вполне респектабелен, — сказала Хелена.

— И это просто глупо — снимать и меблировать квартиру. Мы думаем, что вам не следует там долго оставаться, — заметила Кэтрин.

— Вы не успеете опомниться, как появится свой собственный дом, — произнесла Хелена.

— Еще соседями станем! — воскликнула Бетси, жившая со своим богатым, толстым мужем Гарольдом на Парк-авеню.

— Нет, я думаю, лучше купить дом на Бикман-плейс, — сказала Кэтрин, которая со своим респектабельным, лысым, но богатым Дональдом жила на Бикман-плейс.

— Я думаю, Мари понравится Грэмерси-парк, — вскричала Хелена, сама ненавидевшая этот район, но ее красивый, властный муж Стивен настоял, чтобы они жили именно там.

— Я думаю, сначала надо решить, за кого она выйдет замуж, а уже потом — где она поселится, — так заявила маленькая, энергичная жена Гектора, чье настоящее имя было Нэнси, но она с двух лет предпочитала откликаться на имя Нана.

Уже на следующий день кузины помогли Мари и ее детям перебраться в дом Манаров. Когда три сестры увидели, как мало одежды Мари привезла с собой, они в восторге воскликнули:

— Завтра первым делом мы отправляемся по магазинам. С самого утра!

Мари потупила взор и просто сказала:

— Я не знаю, сколько покупок могу сделать. Я уехала из дома почти без денег.

— Не волнуйся об этом, дорогая, — сказала Кэтрин. — Мама и папа будут счастливы обеспечить тебя гардеробом. В конце концов, ты не можешь отправиться на охоту без снаряжения.

Сестры горячо поддержали ее.

— Но я не знаю, могу ли я обратиться к ним с такой просьбой. — Мари неуверенно предложила: — Может быть, вы поможете мне продать эти вещи, тогда я сама получу какие-то деньги. — Она раскрыла один из своих чемоданов.

Когда сестры увидели фамильное серебро, они застонали от восторга.

— Мы не можем позволить, чтобы ты продала эти семейные вещи!

— Ты должна все это сохранить. Я знаю, что папа и мама оплатят счета за одежду. Но ты могла бы дать папе какую-нибудь небольшую вещицу как подарок. Он будет просто счастлив иметь какой-нибудь маленький предмет на память из своего прошлого, небольшую вещь из коллекции фамильного серебра Манаров, — благоговейным тоном произнесла Кэтрин.

— Ты так думаешь? Я с радостью подарю ему что-нибудь по-настоящему ценное. Дорогому дяде Полю! Вы такие добрые, девочки. Выберите себе тоже что-нибудь! Я настаиваю! В конце концов, это ведь часть и вашего наследства!

Все они восторженно тискали и обнимали Мари, а потом, едва скрывая жадность, накинулись на серебро.

Чтобы заключить подходящий брак, Мари потребовалось восемь месяцев и одна неделя. Когда было объявлено о помолвке Мари с Эдвардом Тейлором Уиттиром — президентом одного из ведущих брокерских домов, членом правления дюжины других престижных фирм, — кузины были преисполнены чувством радости и сопричастности в достижении поставленной цели. Они сделали все для своей нуждающейся кузины с Юга. Эдвард Тейлор Уиттир был богат, по-настоящему богат, и — никаких «новых» денег; эта особенность имела важное значение в том обществе, в котором они жили.